Еще один, которого сгубила глупость и жадность, подумал Грязнов, вглядываясь в Тимура. Потом перевел глаза на Володю.
— Зачем вам понадобились кроссовки этого гражданина? — спросил он, разглядывая документы Фрязина.
— Я... никогда не видел таких больших, — пролепетал Володя. — Сам не знаю, что на меня нашло...
— И не стыдно? — спросил Грязнов. — Позорите нашу славную милицию... Фрязин Владимир Васильевич... Документы вроде настоящие. Ну что ж, составим протокол изъятия вещдока.
— Не надо протокол, — замахал руками Тимур, — не надо акт! Пусть отдаст, и все.
— Тогда вы должны написать заявление, что эти кроссовки принадлежат вам, — сказал Грязное. — Иначе зачем было меня сюда вызывать?
— Я тебя, дорогой, не вызывал. — Тимур подозрительно посмотрел на Грязнова, потом перевел взгляд на испуганного Фрязина.
— А кто нам звонил в Управление внутренних дел? — спросил Вячеслав Иванович. — Не он же?
— Не знаю, кто звонил... — бормотал Тимур, покрываясь потом. — Пусть отдаст, и я его прощаю.
— Минуточку, минуточку... — поморщился Грязнов. — Во-первых, где кроссовки?
Володя, подыгрывая начальнику, кивнул в сторону шкафа:
— Там внизу такой ящичек есть. Я их туда сунул. Сам не понимаю, что это со мной вчера было. Выпил лишнего, ну и...
— Такой неблагодарный, — говорил между тем Тимур, извлекая драгоценную пропажу из шкафа. — К тебе как к человеку, шубу не хочешь — возьми, дорогой, дубленку... Так ему мало! Чужие кроссовки взял!
— Вы взяли в качестве взятки дубленку? — спросил Вячеслав Иванович у Володи. — Да как вы могли?
— Они мое пальто выбросили, — стал объяснять Володя. — Прямо из самолета...
— Ничего не понимаю... — остановил его Грязнов. — Вы меня запутали окончательно. Ваши кроссовки или не ваши? — обратился он к Тимуру.
— Мои, — подтвердил тот.
— Тогда оформим протокол.
Грязнов присел к столу и начал писать.
— Вот здесь и здесь, — сказал он Тимуру, — вам надо поставить свою подпись. Прочитайте, здесь говорится о том, что эти кроссовки ваши.
Тимур тупо уставился в листок, лежавший на столе, и вдруг отбежал, рванул на себя дверь, выглянул в коридор.
— Гоша! — заорал он. — Гоша, иди сюда, дорогой!
Потом вернулся к столу и сказал Грязнову:
— Вот начальник мой сейчас подойдет, пусть он сам с вами разбирается.
Неужели ошиблись, подумал Грязнов. На убийцу этот дурачок не тянет. Решил пожаловаться начальнику или своему покровителю. Похож на перепуганного базарного торговца. Кого он может убить, если сам себя боится? Или для него все равно, что убить человека, что зарезать барашка?
Гоша вошел, вернее, ввалился в номер в своем обычном гостиничном наряде — трусах. О Господи, подумал Вячеслав Иванович, это и есть тот самый Козлачевский?
Он пристальным взглядом окинул всех присутствующих. Пожалуй, это прокол, подумал Грязнов. Он меня, кажется, знает.
— Что случилось? — спросил Гоша. — Тимур, что ты везде со своими галошами носишься! Надоел уже... Опять пропали, что ли? Или сперли?
— Ваши документы, — сказал Вячеслав Иванович, — вы кто, вообще?
— А, милиция. — Гоша злобно посмотрел на своего телохранителя. — Добро пожаловать... Только с собой у меня документов нет.
— Это ваш человек? — спросил Грязнов.
— Мой, — кивнул Гоша. — А это ваш? — И показал на Фрязина.
— Это сотрудник органов внутренних дел, — ответил Грязнов. — А мы не могли с вами видеться где-то раньше?
— Вполне могли, — сказал Гоша, — если вы в МУРе служите.
— Служу. Вот сейчас приходится заниматься очищением наших рядов от тех, кто позорит свой мундир недостойными действиями.
— Давно пора, — сказал Гоша. — Очищать ряды. Но этого парня я бы на вашем месте не трогал. — Он протянул руку в сторону Володи. — Чудной он у вас какой-то. От шубы отказался, а кроссовки его увел. Это как понимать?
— Вы мое пальто выбросили, — в какой уже раз взялся объяснять Володя, — а шуба мне велика.
— А эта обувка, значит, в самую пору? — спросил Гоша и потянулся к кроссовкам, чтобы забрать их.
— Минуточку, — сказал Грязнов. — Сначала надо сделать все, что положено. Пусть ваш человек подпишет этот документ. И вы тоже подпишите, как свидетель, вернее, понятой. Поставьте свою подпись, что удостоверяете...
— Он сам сейчас все удостоверит, — перебил его Гоша и повернулся к Тимуру: — Придется тебе, родной, подписать, раз такое дело, раз до милиции ты дело довел.
— Я их, клянусь отцом, не вызывал! — прижал руки к груди Тимур.
— Да ты вчера такой хай поднял, — махнул рукой Гоша. — Всю гостиницу на ноги поднял. Аж до Москвы твой крик долетел. Даже товарища полковника побеспокоил...
Лицо Тимура рухнуло от страха.
— Гоша, дорогой! Мне эти кроссовки нужны. Я каждый день утром бегаю, чтобы форму поддерживать. Ты сам говорил, чтоб я всегда был боеспособным...
— Подписывай, — приказал Гоша. — И забирай свою обувку.
— Не все сразу, — сказал Грязнов. — Мы должны возбудить дело на нашего сотрудника, допустившего такое правонарушение. Сегодня же он будет отправлен в Москву для выяснения всех обстоятельств... И для этого нам нужны доказательства его неправомерных действий. Значит, обувка эта приобщается к делу гражданина Фрязина.
Гоша смотрел на Тимура с какой-то странной печалью, будто видел его в последний раз.
— Будешь теперь в валенках по утрам бегать, — сказал он. — И ждать, когда из Москвы их назад тебе пришлют. Верно я говорю, товарищ полковник?
Этот Тимур — что... думал Вячеслав Иванович. Вот Гоша — настоящий зубр. Такие всегда придурками прикрываются. Похоже, что Володька был прав. Не факт еще, но Козлачевский уже понял, что к чему.
Теперь осталось доказать, что рисунок подошвы, оставшийся на резиновом коврике, — от этих кроссовок. И если это так, то кровь, хоть самая малость в какой-нибудь щелочке, на этой подошве осталось.
— Ну так что? — спросил Вячеслав Иванович Гошу. — Вы подтверждаете, что кроссовки фирмы «Пума» принадлежат вот этому человеку?
— Подтверждаю, — кивнул Гоша, — так сказать устно, подписывать ничего не намерен. Хватит вам подписи этого придурка...
— Зачем так ругаешься? — вспылил Тимур.
Гоша не ответил. Только многозначительно
посмотрел на Грязнова, потом на Володю, мол, этот Тимур — ваш, а я умываю руки.
И вышел из номера. Конечно, он знал, зачем сюда прилетел Фрязин. Знал и понимал, на кого тот положил глаз. Но если этот Тимур дурак, сам лезет в петлю, почему он должен следовать за ним?
Грязнов подошел к окну. Посмотрел на площадку, где оставил угнанную машину. Она по- прежнему там стояла, и Вячеслав Иванович подумал, что хозяин не добрался до города. И еще он почувствовал угрызение совести, хотя по-другому и нельзя было поступить с этим водителем.
Тимур молчал, белки его глаз стали розовыми. Сейчас начнет махать руками, подумал Грязнов. А что еще ему остается? Может, конечно, сказать, что в тот вечер случайно оказался в том доме и подъезде, где убили Бригаднова. А след на резиновом коврике? Только бы все совпало — и показатели крови, и след кроссовки, — тогда ему не отвертеться.
Вячеслав Иванович уже почти не сомневался, что убийца перед ним. Но как половчей вывезти его в Москву?
Впрочем, этот Тимур — синица в руке. А вот журавль — только что вышел из номера, взмыл, можно сказать, в небо. И попробуй его поймать. Грязнов снова посмотрел в окно. Машина стояла на месте, но из ее выхлопной трубы уже вился дымок. Даже показалось, что слышится урчание мотора. Не угоняют ли?
Нет, угонщик бы рванул сразу, не прогревая мотор. Только хозяин будет беречь его, следя за тем, как поднимается температура воды и масла.
— Ты на кого работаешь, Ибрагим? — спросил Мансуров.
— На тебя, хозяин, — усмехнулся Кадуев.