Ознакомительная версия.
Но вот теперь «в Тулу» отправлялся сам хозяин, и Жегис не мог не понимать, чего он отныне, скорее всего, лишался.
Во всяком случае, о решении своего шефа Арнольд Жегис объявил Елене Георгиевне без видимой радости. А она не стала его расстраивать дальше и не выразила своего восторга. Словом, вопрос решен, а о дне вылета ей будет сообщено отдельно. Еще желательно, чтобы все ее дела были завершены до поездки. Это понятно. Вероятно, на ее место уже готовится новая сотрудница. Сказано так не было, но по хмурому виду банкира этот вывод напрашивался сам.
– Благодарю вас, свободны, – буркнул на прощание Жегис и отпустил Алену небрежным взмахом руки.
И вскоре последовал звонок от папули. Услышав его голос, Алена сразу подумала, что случилась какая-то неприятность. Он ничего не стал объяснять, но просил срочно приехать домой. На Профсоюзную, разумеется.
К чему такой аврал, что за спешка? Ну раз надо, значит, надо…
Примчалась, оставила у подъезда свою «тойоту», приветливо кивнула консьержке и поднялась в квартиру. И началось!…
Возможно, знай Федор Данилович, что любое произнесенное им слово записывается, он бы, пожалуй, и в этом случае не смог бы себя сдержать. Эмоции хлестали через край. Мат стоял такой, какого Алене и в худшие времена слышать ни разу не приходилось. Вот она – старая школа! А еще с интеллигенцией работал! Да вот так, видно работал! Как же с ними-то разговаривать?!
И все-таки – успела заметить Алена – за матерщиной и криками никакой серьезной информации папуля тем не менее не выдавал, словно действительно имел веские причины чего-то опасаться.
Оторавшись, он вышел на кухню, кивком позвав за собой Алену, и тут же выгнал оттуда спрятавшуюся от матерщины Регину.
– Иди, включи по всем комнатам радио, телевидение, пластинки свои поставь, мать твою! Пусть будет больше шума! Никому нынче верить нельзя… – и совсем тихо сказал Алене: – Есть подозрение…
Он надолго углубился в себя, видимо, что-то тщательно обдумывая. Наконец по-прежнему негромко заговорил:
– Есть подозрение, что этот твой е… впилил-таки тебе дезу.
Алена сделала огромные глаза.
– Мне?! Это он мог тебе впилить что угодно, но никак не мне. Информация была по твоей части. Надо было хорошо проверять. Поэтому абсолютно никаких претензий от тебя я не принимаю. И даже не пробуй что-нибудь этакое валить на меня. – Алена говорила быстрым злым шепотом. – И вообще, раз на то пошло, я окончательно прерываю все деловые отношения с твоей фирмой. И в ближайшие день-два убываю в Париж. С Деревицким. Вот такое я получила от него предложение. Так что, адью, папулька! – последние слова она выкрикнула прямо ему в лицо, задыхаясь от возмущения.
– Прежде чем ты отправишься в свой сраный Париж, – буквально зашипел на нее Попков, – ты предпримешь самые решительные шаги в отношении этого твоего мерзавца! Может, ты еще и его сверх всего собираешься тоже на мою шею повесить? Кто его привел к нам, а? Напомнить? Твою мать…
– Ну и что ты мне предлагаешь, папуля, отравить его? Застрелить? Повесить? И как это ты себе представляешь?!
– Мне наплевать, что ты с ним будешь делать… А вот что будешь, это я могу тебе твердо гарантировать! Ничего, справишься. В Париж захочешь, так сумеешь… Вот тебе мое слово: уберешь – и катись на все четыре стороны… Что ты на меня зыркаешь? Или забыла прошлое? Не изображай из себя невинную, никто тебе не поверит!
– Вот, значит, какая та, оказывается, сволочь! – прошептала Алена, невольно оглядываясь на закрытую кухонную дверь. – И это ты предлагаешь дочери? Да?
– С дочерью всякие там игры иначе называются. Инцест это, если ты не знаешь. А ты мне никакая не дочь. Как не родственницы и эти все твои бляди. Не делай круглые глаза и учти, если я утону, к чему, видно, и пойдет дело, ты уйдешь туда же, на самое дно, вместе со мной. Вот тебе мое слово…
Он глубоко задышал и отвернулся к окну. Алена взялась за ручку двери, собираясь покинуть кухню.
– Я не кончил! – резко бросил он ей. – А чтоб твоя дурья башка поняла, объясняю. У меня в «Асторе» тоже был обыск, все выгребли подчистую. Если я поручу это дело кому-нибудь из своих – полный завал! Мы же сейчас все у них под микроскопом! Это хоть понятно? Ты же абсолютно ничем не рискуешь. Пообещай отдать ему остаток денег… Совсем незачем убирать его у себя дома. Элементарные же вещи. На всякий случай могу дать тебе нигде не зарегистрированный пистолет. А еще лучше, если воспользуешься его же оружием. Он небось постоянно таскает его с собой. Вспомни, как случилось с Рогожиным, и хрен кто на тебя повесит.
– Ах, так вот, значит, как… – Алена с презрением покачала головой. – Вот, оказывается, чья работа, папулечка…
– А тебе это было знать ни к чему… И пользоваться оружием ты умеешь, я тебя сам учил. Вот и давай. А уж потом мотай в свой Париж. Пожалуй, ты права, больше нам вместе не работать. Но этот последний раз… он за тобой, и ты сделаешь. Чем скорее, тем лучше. И смотри мне, а то Париж может накрыться… ты хорошо знаешь чем.
– Какая же ты все-таки дрянь, ай-я-яй! С кем жила! Это ж надо!
– Оставь ненужные эмоции, речь идет о жизни. Твоей в первую очередь. Только его абсолютное молчание может спасти тебя. Я-то свое прожил, мне, в общем, наплевать… насрать, если угодно. А вот у тебя добрая половина жизни еще впереди… Ну, дать оружие?
– Давай… но я еще подумаю…
Скандал в благородном семействе, как оценил для себя Филипп Агеев матерное начало диалога генерала с дочерью, к сожалению, серьезной информации не дал. Спорщики удалились слишком далеко от микрофона, а потом и вообще в доме поднялась какая-то совершенно идиотская музыкальная катавасия, за которой что-либо разобрать было практически невозможно. Но факт оставался фактом: в доме разразился действительно самый неприличный скандал.
В общих чертах причину его представить себе можно было. Денис Андреевич о некоторых деталях информировал своих сотрудников постоянно: должны ведь они знать причины тех или иных поступков людей, за которыми вели наблюдение. Ну а поскольку начальству известно гораздо больше, вот пусть оно само и принимает решения. И Филипп, созвонившись с «Глорией», отправился туда.
Явившись с докладом, он застал в кабинете шефа адвоката Гордеева. Лица у Грязнова и Юрия Петровича почему-то сияли торжеством. Значит, были на то причины?
У Гордеева-то определенно. Он только что вернулся с Лубянки, где был принят заместителем директора ФСБ. Встреча и сам разговор оказались недолгими. Юрий Петрович вкратце изложил свою точку зрения на сложившуюся ситуацию с расследованием дела Рогожина и в этой связи выразил недоумение по поводу позиции полковника Караваева, который не только не высказал даже формального сочувствия семье своего же ушедшего из жизни, скажем пока так, сотрудника, но даже на все просьбы адвоката о встрече реагировал, мягко выражаясь, неадекватно, в то время как семья Рогожина… ну и так далее.
Дмитрий Дмитриевич Коптев был в достаточной степени в курсе этого дела, но хотел, видимо, уяснить для себя позицию адвоката. И понял, что Гордеев не собирался ни мешать как-то следствию, ни вести его в частном порядке самостоятельно, то есть никакой опасности своими действиями не представлял. В то время как его претензии к организации, в которой служил Рогожин, вполне закономерны. И заместитель директора ФСБ пообещал адвокату, что лично проследит за тем, чтобы вопрос с пенсией для ребенка решился максимально быстро и положительно. И уже прощаясь, с легкой усмешкой предположил, что миссия Юрия Петровича, по его мнению, завершилась успешно. О чем он может со всей ответственностью сообщить своей клиентке Нине Васильевне Рогожиной. Ну а следствие – оно пусть идет своим чередом. Оно в настоящее время находится в руках опытных работников.
Гордеев ушел с Лубянки окрыленным. Ах, кабы все дела в конце концов решались с такой завидной простотой…
И вот тут появился Филя со своей записью.
Они с изумлением, иначе и не скажешь, послушали начало «разговора» Попкова с дочерью и крепко задумались.
Ну, что послужило поводом, им было известно. А потом они слушали выступление телекомментатора, и, наконец, уже сегодня с утра только и делали, что размышляли по поводу реакции власти. Особых угрызений совести при этом не чувствовали: тот же Попков ну просто умолял, по сути, чтоб его обвели вокруг пальца, так как же было не пойти ему навстречу? Все логично. Правда, за такую самодеятельность Женьке Осетрову все-таки могло крепко нагореть от начальства, но ведь это же пустяки по сравнению с тем маразмом, в который окунулся весьма самонадеянный олигарх со всеми своими наглыми спецслужбами. Так им всем и надо! Широкая общественность должна наконец узнать в лицо своих, как выражались прежде, героев? Вот и узнала. И нечего теперь воровато косить глазенками всяким там господам тележурналистам. Их истинная цена отныне видна каждому нормальному человеку.
Ознакомительная версия.
