почему-то забывают. До тех пор, пока она не постучится в дверь или не войдет без стука…
От безумного смеха Софьи кожа Полины покрылась мурашками.
Она бросила взгляд на Тимофея, просто чтобы убедиться: он все так же спокоен и бесстрастен. Потому что, если и ему сделается не по себе – значит, все. Что-то где-то в мироздании безнадежно сломалось.
Но Тимофей был Тимофеем. И от его взгляда, по-прежнему не выражающего никаких эмоций, Полине немного полегчало.
– Я пришла и упала Ильичеву в ноги, – сказала Софья. – Просила, чтобы помог мне найти работу, хоть как-то зацепиться в Москве. Думала, не смогу, но это оказалось неожиданно просто. Умолять и плакать, когда на самом деле хочется схватить нож и бить, бить – до тех пор, пока не останется ничего, кроме кровавого месива! Ильичеву это нравилось. Он любил, когда унижаются. Любил, когда умоляют.
– Ильичев взял на работу девушку, муж которой покончил с собой из-за того, что он выгнал его с шоу? – уточнил Тимофей.
Софья посмотрела на него с удивлением.
– Что?.. О, не-е-ет! Он взял на работу девушку, которая бросила своего неудачника-мужа и решила делать собственную карьеру. О смерти Кости Ильичев не знал. Никто не знал, я об этом позаботилась. Ильичев взял девушку, которая по-прежнему обожала его и провожала влюбленными взглядами. У меня это хорошо получалось. К тому же «взял на работу» – не совсем верно. Всего лишь замолвил за меня словечко в студии, там как раз искали помощницу гримера. А я по профессии – косметолог, работала в салоне красоты. Я, естественно, сделала все для того, чтобы Ильичев потерял ко мне всякий интерес. Вернула подруге туфли, изменила прическу, – Софья коснулась коротко остриженных волос. – Хотя, по правде говоря, потерять его интерес было совсем не трудно. – Она нервно рассмеялась. – Столкнувшись со мной в коридоре через месяц после Костиной смерти, этот надутый индюк меня попросту не узнал.
– Но убить одного Ильичева вам показалось мало. Верно?
– Моего мужа убили двое, – отрезала Софья. – И двое должны были поплатиться. Сообразно тому, что они сделали. Поэтому упаковку от таблеток нашли в кармане этого выродка Загорцева.
– Как вы подбросили ему пакет?
– Положила в карман, когда подошла поправить грим. Это было не сложнее, чем насыпать антисептик в муку. Ты бы видел, какой ад творится на этой кухне, никому ни до кого нет дела… Загорцев должен был провести всю свою жизнь в тюрьме! – Софья стиснула кулаки, заскрипела зубами. – Это он, вместе с Ильичевым, убил моего мужа! Но из-за тебя… Это ведь ты добился его освобождения!
– Вашего мужа, – спокойно сказал Тимофей, – убил один человек. И этот человек теперь получит по заслугам… – Он встал. – Лейтенант Зубарев! Мы закончили.
Из-за столика, стоящего поодаль, поднялся крепкий парень. Он был одет в неприметную футболку и шорты, но Полина почему-то легко представила его в полицейской форме. Кроме него, за столом сидел еще один парень – такой же крепкий и так же неброско одетый. Они, должно быть, находились тут уже давно – хотя Полина была готова поклясться, что не видела, как вошли.
Подойдя к ним и глядя на Софью, парень коротко спросил у Тимофея:
– Из персонала?
– Да, – так же коротко отозвался тот. – Гример.
– Мотив?
– Месть. Муж участвовал в шоу, Ильичев его выгнал. Тот отравился. Карпачев Константин – помнишь?
– Ясно, – кивнул полицейский. – Идемте, гражданочка? – сделал приглашающий жест.
Софья побледнела.
– Ку… куда?
– В отделение. Куда же еще. – Парень показал Софье развернутое удостоверение.
– Я… я не пойду! – Софья вцепилась обеими руками в стул. – Я ни в чем не виновата! Это все он. Ильичев! Это из-за него! – Гневно повернулась к Тимофею: – Я же все тебе объяснила!
– Вы убили трех человек и пытались убить четвертого, – ровным голосом отозвался тот.
– Ильичев и Загорцев… Эти подлецы… Они отняли у меня мужа!
– Вы сами отняли его у себя.
– Я старалась ради него! Ради нашего счастья!
– Ты убила маму.
До сих пор Полину не отпускало чувство, что она сидит в театре и смотрит спектакль. Рассказ Софьи о своих бедах, бесстрастные реплики Тимофея – все это звучало словно со сцены или с экрана, и к ней, Полине, не имело никакого отношения. Софье и ее несчастному мужу она от души сочувствовала.
И только сейчас, когда Тимофей произнес: «Вы убили трех человек», Полина вдруг поняла, кто был одним из трех убитых.
– Мама, – обескураженно пробормотала она. – Это ты! Ты ее убила!
– Спокойно, девушка, – полицейский повернулся к Полине, схватил за плечи – ловко и крепко, так, что она больше и шевельнуться не могла.
– Ты!
– Я не хотела, – забормотала Софья, – Полиночка, миленькая, ну откуда же я знала?! Я ведь сразу побежала к вам, я надеялась…
– Это ты! – Полина разрыдалась.
– Увести, – бросил полицейский.
К Софье подскочил второй парень. Заставил ее сцепить руки за спиной, надел наручники и потащил к выходу.
– Спокойно, девушка, – приговаривал полицейский – на попытки Полины вырваться и броситься догонять Софью он будто вовсе не обращал внимания. Бросил Тимофею: – Вероника очнулась. Час назад из больницы позвонили.
Тимофей просидел в палате дольше часа, когда Вероника, наконец, открыла глаза и уставилась на него.
– Здравствуй, – сказал он.
Вероника попыталась хмыкнуть. Получилось не очень. Тогда она разлепила губы и пробормотала:
– Здоровее бывало.
– Я принес тебе кефир.
– Романтично…
– В фильмах всегда приносят фрукты. Апельсины. Никогда не понимал. Даже если человек приходит в себя после отравления – ему приносят апельсины. Зачем? Чтобы добить? А еще – постоянно цветы. Мне кажется, посторонние запахи только раздражают, когда тебе плохо.
– И не говори. – Голос Вероники немного окреп. – Что за психи вообще дарят девушкам цветы?
Тимофей помолчал, глядя на нее. Потом нерешительным тоном добавил:
– Наверное, они просто не пользуются в этот момент разумом. И такое поведение считается искренним порывом.
Вероника уставилась на него испытующим взглядом:
– Тиш, ты перегрелся?
Он потер лоб рукой.
В последнее время многое изменилось, это точно. И – да, можно сказать, что в какой-то момент он перегрелся, пытаясь обработать задачи, для которых его разум попросту не годился.
– Что я проспала? – сменила тему Вероника. – Ты… – Тут у нее сверкнули глаза. – Господи! Да меня же отравили?! Тиш, я ее видела, я знаю, кто…
– Ее арестовали, успокойся, – перебил Тимофей и, секунду подумав, добавил: – Я… я разобрался с этим.
Бледное лицо Вероники выглядело странно. По нему невозможно было прочитать, рада она или нет, что он намекнул, будто совершил месть за нее. После короткой паузы Тимофей
