Ознакомительная версия.
Она поменяла очки, приподняла подбородок, оглядывая последние ряды, поманила нас ладошкой.
Класс нехотя стал выходить к доске. Пошли и мы втроем. Места было мало. Ученики толкали друг друга.
— Надо отставить мой стол, чтобы все уместились, — посоветовала Валентина Петровна и приподняла вазу с цветами.
Рядом с ней суетилась мелкотня с первых парт. Они переглядывались, подталкивали друг друга. Шутя, хватались за край столешницы, но делали это шутливо, с ленцой. Оглядывали остальных — кто возьмет на себя основную тяжесть?
Я решил проявить инициативу, раз уж не вложился деньгами. Не зря же Валентина Петровна всегда ставила меня в пример. Подхватил стол с боков, приподнял…
И тут с ужасом увидел, как серебристая коробочка духов заскользила по наклонной. Я и не заметил ее, когда брался за дело. Чтобы подхватить духи, нужна была третья рука. Таковой у меня не оказалось. Никто не протянул свою, не помог — не схватил.
В мгновение я опустил стол на ножки, но… было поздно. Духи упали. На лету выскочили из упаковки и разлетелись вдребезги, ударившись о деревянный пол. Чудесный весенний аромат заполнил помещение. Я обомлел. В ушах звон. Перед глазами радужные круги. Сознание помутилось. Класс замер. Я успел подумать, что сейчас классная набросится на меня, затопает ногами, закричит. Я попрошу прощения, пообещаю купить ещё лучшие духи и…
— Тебе конец! — неожиданно услышал я полный ненависти голос Пса.
Сигнал подействовал незамедлительно. В мгновенье, все кто стояли рядом зашипели на меня словами полными угроз. Окружили. И те, не различаемые мной ранее, прилежные мальчики превратились в озлобленных монстров. Корчили рожи, кто страшнее. Показывали языки, тыкали пальцами. Девочки, что добивались моего внимания, не отставали. Судорожно гримасничая, вопили писклявыми голосами:
— Тебе конец!.. Конец!.. Конец…
Все это я воспринимал как в тумане. Словно происходящее не со мной, а с каким-то другим мальчиком. А я только витаю, растворившись в пространстве. Слышу голоса, чувствую окружающие эмоции. Будто кто-то рядом оказался тем затаенным злом, что давно не давало всем спокойно жить. И теперь, наконец, проявилось. Мне тоже следовало присоединиться к остальным. Но где же оно? А лица однокашников почему-то повернуты ко мне! Чего они ждут от меня?
Валентина Петровна качала головой. Вскинув брови, возмущенно смотрела сверху вниз, хлопала глазами через окуляры очков. Прижимала вазу с цветами к груди, сторонясь, словно боялась, что и её кто-нибудь отберёт.
— Дав-вайте не будем п-портить п-праздник! — наконец смогла выговорить она. — Сделаем в-вид, что н-ничего н-не случилось!
Кто-то из девочек погладил ее по руке, успокаивая как обиженного ребенка. К ней присоединились другие. Неуверенно издали снова зазвучали поздравительные строки:
— В этот день восьмого марта…
Но ничего не получилось. Рифмы смолкли. Школьники снова злобно воззрились на меня. Наверно, мне давалась последняя возможность вернуть все обратно. Сейчас же по мановению волшебства превратить осколки в духи. Или воскликнув «Алле-оп!», просто вынуть их из кармана брюк, из-за пазухи, сделать из воздуха и вручить. Но этого не произошло. Фокус не удался. Окончательно стало ясно, кто испортил стихотворение, которое так долго вымучивали всем классом. Кто покусился на общее творчество. Ненависть вскипела с новой силой:
— Тебе конец! Гад, пошёл вон! Ты труп! — послышался надрывный голос Пса.
Я никогда не слышал таких слов от моего приятеля, ни к кому. В них звучала открытая ненависть и надменное злорадство. Откуда? Когда он успел накопить все это против меня. Ведь мы были друзьями! Из одного города! Вместе скакали на Мухе. Отбирали деньги, выпивали, валялись с девчонками. В мгновенье всё забыто из-за коробки духов?
Я не смел поднять глаза. Представлял рыжую петушиную голову Пса с растрёпанной шевелюрой, отведенные плечи. Кто-то бросил в меня портфель. Тот ударился о школьную доску, раскрылся и осыпался вниз содержимым. Я узнал свой ранец. Сел на корточки и стал собирать вещи. Почувствовал затылком болезненный щелбан, услышал презрительный хохот Мухи:
— Он мне должен! Он теперь всем нам должен! Бейте его!
Тогда и все остальные сгрудились надо мной. Потянулись кулаками. Стали толкаться, неловко болезненно чиркая пальцами по моим волосам.
Я видел только ноги. Коленки с белыми гольфами, раскачивающиеся помпончики, девичьи туфельки, мальчишечьи кеды. Синие и серые носки выступающие над ботинками. Почувствовал пинки в спину. Тычки и шлепки по плечам, голове не давали подняться. Легкие девичьи ладошки и окрепшие острые костяшки пацанов заставляли ёжиться. Закрывать голову и бока — наиболее чувствительные места.
— Зачем вы так? — расслышал я странно ласковую речь классной руководительницы. — Ведь сегодня праздник! Давайте не будем портить себе настроение…
Я вспомнил, что уже слышал этот голос и интонацию. Ну да: «…все едут в Москву, всем чего-то здесь надо…» И тот же взгляд женщины, пустые глазницы.
Обиды не было. Я понимал, что виноват, и молча сносил побои. Ожидал — вакханалия вот-вот закончится. Класс выдохнется. Разойдётся по своим местам и начнёт собираться, чтобы идти домой. Но все только распалялись сильнее.
— Мразь! — услышал я перекрывающий общий шум сиплый голос Сидоровой и почувствовал удар по плечу чем-то острым — похоже, линейкой или указкой.
Это послужило новым сигналом — в меня полетели грязные меловые тряпки, скомканные бумажки и недоеденные с переменки остатки еды. Кое-как собрав самое необходимое, я вскочил. Закрывая портфелем голову, локтями вперед, выбежал из класса.
— За ним! — услышал я вдогонку крик Пса. — Ему конец!
Пробежав по школьному коридору, обернулся. Погони не было. Из класса продолжали раздаваться крики. В дверях стоял Дэлгэр. Он раскинул руки, перекрывая выход. Стоял молча словно китаец-проводник. Губы сжаты. Глаза-бойницы. Никто не смел его оттолкнуть.
— Почему? Почему он пришёл мне на помощь? — гадал я, — ведь мы вовсе не друзья! Он знал, что я его презираю. Зачем встревать в этот конфликт? Для чего? Скромный молчаливый монгольский паренёк из первобытной отсталой заграницы. Маленький Будда…
Неожиданно раздался звонок. Двери классов распахнулись и школьники с радостными криками, махая портфелями, устремились на выход. Счастливый поток подхватил меня и вынес на улицу. Веселый, звенящий галдеж подарил мне уверенность, что все неприятности закончились. Озлобленность однокашников потонет, как и мое отчаяние, в светлой радости выходного дня. А после, до понедельника, все забудется.
Я решил не откладывать и посмотреть настроение класса. Свернул с основной дороги направо к невысокому деревянному забору с редким частоколом. Он был чуть выше пояса, и в любой момент я мог за него спрятаться. Или выйти, подать знак рукой. В крайнем случае, вызвать Пса один на один. Я был сильнее. А что потом? Жалоба. Вызов родителей в школу на педсовет. Затем в консульство. Ошибка будет исправлена — нас вернут в Союз. Вспомнил причитания матери: «Будь умницей — веди себя хорошо!». Мечты отца о машине. Всё рушилось на глазах, падало, как сахарок из ладошки уснувшей бабушки.
Мама, мамочка, мамуля…
Пёс выбежал из дверей первым, за ним Муха и остальные — точно возбужденная охотой свора собак. Сгрудились у крыльца, возмущенно толкались, подбадривали себя выкриками, гоготом, визгом. Дэлгэра среди них не было.
Я присел, смотрел через щель.
Они напомнили мне стаю волков, захвативших зимой нашу рыбацкую стоянку на Селенге. Рвущих брошенную одежду и спальники. Топчущих снасти.
Периодически оглядывались по сторонам. Вскидывали руки. Потрясали кулаками. Имитировали удары по воздуху. Псов бесновался в центре. Его красная всклокоченная голова метались словно пламя, запертое в кругу синих школьных форм. Поджигало галстуки, что плескались на ветру, уцепившись за шеи однокашников.
Я снова почувствовал — Пёс жаждет крови и не успокоится. И тут я его узнал — понял, на кого он похож. Красный пёс! Это был тот красный пёс — вожак монгольской стаи!
Ощущение незащищённости обратило меня к матери. Уехать, улететь. Чтобы быть одному. Пусть одному как в Поселке геологов. Лишь бы исчезла эта кровожадная стая. Там будет мама. Она обнимет меня, закроет…
Её песня, словно пророчество, снова звучала в голове:
— Красный пёс захочет есть,
Нашу деточку унесть…
Мама, мамочка, мамуля…
Не ты ли во всем виновата! Откуда эта песня? Об этом ещё знала бабушка? Вот о ком она пела!
Слезы жалости, бессилия выступили на глазах.
И все же, где-то в глубине души, теплилась надежда, что обсуждают не меня. Не меня! Просто планируют сегодняшнюю пьянку, решают, где найти денег, куда пойти. Ведь праздник. Веселье! Светит солнце. Девчонки давно предлагали прогуляться в сопки…
Ознакомительная версия.
