Ознакомительная версия.
– Кого еще надо убить? – спросил Николай.
Но в трубке повисла гулкая тишина. Потом далекий мужской голос робко поинтересовался:
– Я могу поговорить с мистером Торгановым?
– Это я, – признался Николай.
– Мистер Торганов, вас беспокоят из России. Я президент крупной издательской фирмы. Мы хотим издавать ваши книги на вашей исторической родине. Нам известно, что издательство «Леви, Леви энд Цуккер» обладает лишь правом издания и распространения ваших книг на английском языке. А мы хотели бы выпускать их на русском. Вы умеете писать по-русски?
– Я могу на нем даже разговаривать, – обрадовал издателя Торганов.
И тут же услышал, как его собеседник облегченно вздохнул.
– О’кей, – продолжил российский издатель, – то есть очень хорошо!
Последние слова он произнес на родном для них с Торгановым языке.
– Если честно, то мы уже перевели «Тихого ангела» на русский. Издали бы, но без контракта с вами не решились.
– Я подпишу контракт с вашим издательством, если, конечно, вы мне его пришлете и он меня устроит. А заодно переправьте рукопись, чтобы я прочел, что вы там напереводили.
– Мы решили выпускать «Тихого ангела» заводами по сто тысяч. Изучили рынок и думаем, что можно продать миллион экземпляров книги, если, конечно, продавать еще на Украине и в Средней Азии. А за каждый выпущенный экземпляр вы получите один доллар.
Торганов решил вдруг, что это какой-то розыгрыш, и притворно возмутился:
– Всего один доллар за каждый экземляр? Да это форменный грабеж!
Издатель начал оправдываться и сбивчиво объяснять, что Россия теперь не самая читающая страна мира, к тому же не самая богатая, а книги покупают лишь самые неимущие слои населения, лишь те люди, которым приходится добираться на работу в переполненном метро. Знакомятся они с новинками литературы в экстремальных условиях: в давке и толкотне, когда кто-то пытается через плечо бесплатно прочитать купленную другим книжку и дышит в ухо перегаром. В общем, приобщение к чтению грозит порой потерей здоровья. Но ради настоящей литературы российские граждане готовы рисковать, однако платить высокую цену даже за хорошую книгу все равно не будут. А если учесть все затраты: издательские и полиграфические расходы, высокую стоимость бумаги и других материалов, налоги опять же, то доллар с книги – это потолок, выше которого…
Выпалив весь этот монолог одним духом, издатель вздохнул и прошептал:
– Ладно, пусть будет полтора доллара за экземпляр.
Только теперь Торганов понял, что его не разыгрывают, и спросил:
– Простите, а как вас зовут?
– Моя фамилия – Витальев. Можете называть меня просто Гриша.
– Гриша, я согласен.
Издатель снова вздохнул, на этот раз облегченно. И стал рассказывать о том, что они хотели бы получить эксклюзивные права на издание в России всех произведений Торганова, и если у него есть еще какие-нибудь рукописи, то можно заключить общий договор и наметить план выпуска.
– Россию собираетесь посетить? – поинтересовался Витальев.
– Летом, – ответил Николай, хотя даже не думал об этом.
Издатель обрадовался и заявил, что оплатит его пребывание в России, организует телевизионные выступления в разных ток-шоу, а также интервью в газетах. А пока можно заключить контракт на одну книгу – ту самую, что уже практически готова к печати, после чего немедленно на счет Торганова будет перечислен гонорар за первые сто тысяч экземпляров.
Через два дня Николай получил текст контракта в двух вариантах – на русском и английском языках, он подписал оба. Потом пришел перевод «Тихого ангела». Он был ужасным, и потому пришлось переписывать заново почти полностью весь роман. Но это оказалось совсем простым делом. Работалось ему легко и весело. Мистер Руни больше не звонил: сценарий второго фильма о русской графине он получил. В нем было все, о чем просил продюсер: и перестрелки, и драки, и автокатастрофа, и гибель нескольких родственников слепого миллионера, который в конце фильма прозревает окончательно и отдает часть своего огромного состояния на борьбу с сегрегацией.
Вскоре выправленная рукопись русского издания «Тихого ангела» полетела через океан. Издатель ознакомился с ней, позвонил среди ночи, поинтересовался погодой и сказал, что он в полном восторге. И не только он, но и жена, теща, даже его секретарша Вика целый день не могла работать, потому что рыдала над романом.
– Гонорар перечислили, – наконец сообщил Витальев самую радостную весть. И снова спросил: – Как у вас с погодой?
Вероятно, он намекал на визит Торганова в Россию.
Николай сделал вид, будто не понял намека.
– Сейчас у нас ночь.
Издатель извинился, еще раз напомнил о переведенной на счет Торганова сумме и, не прощаясь, отключился.
Николай снова лег в постель, но спать уже не хотелось. На часах было три ночи. Тогда он поднялся, не одеваясь, направился в кабинет и включил компьютер, но работать не очень-то хотелось, неожиданно вдруг вспомнилось детство, ленинградский двор, зажатый между двумя блочными многоэтажками, девочка-одноклассница, живущая в доме напротив, ее огромные синие глаза, в которые он заглянул однажды во время танца на школьном вечере – и вмиг позабыл длинноногую красавицу из американского боевика.
Руки сами легли на клавиатуру, и Торганов набрал первые строчки.
«Если для того, чтобы вернуться в тот далекий, растаявший во времени миг, надо умереть, то я готов умирать каждую секунду своего бытия. Но Бог дал мне слишком много здоровья, и я не способен испытать всю силу отчаяния, которое испытывают многие несчастные, цепляющиеся за жизнь в одной лишь надежде на ответную, бескорыстную и самоотверженную любвь».
Торганов посмотрел за окно: там за темными верхушками деревьев Центрального парка едва светилось подсвеченное огнями города чужое небо.
Господи, как звали ту девочку?
Он забыл почти все – какие-то мелкие обрывки воспоминаний проносились перед ним: лужи во дворе, горящие окна в доме напротив, стена, освещенная розовым солнцем, школьное крыльцо и девочка, попросившая его о чем-то; она улыбалась, и в ее глазах отражалось весеннее небо. Может быть, та девочка и была самым главным в его жизни. Но как ее звали?
«…Что-то неисполненное осталось там, куда невозможно вернуться и исправить собственную жизнь. Данное обещание забыто, а может быть, все, что происходит сейчас с ним, – это возмездие за глупые мечты о счастье, в котором нет ее – маленькой птички, певшей на подоконнике дома, где уже давно живут другие люди».
Торганов работал. Бледное солнце поднялось и осветило его комнату, но потом облака закрыли небо, и пронеслись тучи, гонимые шквальным ветром. Николай писал. От дождя он отмахнулся, как от назойливого гостя, постучавшего по оконному стеклу мокрой ладонью.
«…Все самое лучшее и самое чистое остается в детстве, и вся последующая жизнь – лишь возвращение…»
Торганов спешил. Почему-то очень хотелось закончить новый роман к лету.
А лето уже не за горами.
Позвонила Мишел.
– Как дела? – спросила она.
– Привет, – ответил он.
– Я уже прочитала сценарий.
– Ну и как тебе?
– Рыдаю.
– Неужели так плохо?
– Наоборот. Просто пытаюсь войти в образ. Но слезы мне мешают.
– Это всего лишь глупая сказка, – сказал Николай.
– Конечно, только мне безумно жаль героиню. Она любит скрипача, но спит с начальником полиции. И с главарем погромщиков.
– С Арнольдом?
– Вероятно, но только Шварценеггер еще не дал согласия на съемки. Сценарий он получил – в восторге от него и от своей роли. Но только боится играть отрицательного героя, почему-то ему кажется, что это навредит его политической карьере.
– Прости, но в моем сценарии твоя героиня ни с кем не спит.
– Я в курсе. Это Спилберг добавил остроты.
Мишел замолчала.
– У тебя кто-то есть? – после паузы услышал он.
Но что ответить, не знал. Наконец выдавил:
– Вряд ли.
– Хочешь, я приеду к тебе сегодня?
– А твой муж?
– Муж отнесется к этому спокойно. Я для него просто выгодное вложение капитала.
– Тогда, может, не стоит ломать его бизнес?
Мишел опять замолчала. Торганов ждал признаний, он даже не сомневался в том, что услышит их.
Но звезда произнесла тихо:
– Наверное, ты прав. Мы с тобой слишком разные. Мне сорок четыре года, у меня двое детей и четвертый муж, которого я не люблю, как и трех предыдущих.
Она вздохнула.
Николай поспешил ее утешить:
– У тебя есть призвание. Есть любимая работа. Миллионы мужчин любят тебя и мечтают о такой, как ты.
– А я не знаю, какая я на самом деле. В одном только уверена: сейчас мне нужен ты.
– Прости, но я не могу быть с тобой.
– Кого ты любишь, Ник?
– Россию, – соврал Николай.
Ирина Витальевна очень удивилась, узнав, что сын собирается в Москву.
– Мой бог! – воскликнула она, конечно же, на английском, так как давно не говорила по-русски. – Зачем тебе? Я понимаю, что интересы бизнеса… прости, интересы творчества вынуждают лететь. Но если без этого визита можно обойтись, почему бы тебе не отказаться? Грязь, нищета, преступность, некачественные продукты, да и те наверняка по талонам. Ты рискуешь здоровье загубить. Потом на лечение никаких денег не хватит.
Ознакомительная версия.
