— Мы дойдем до этого, — Куртис продолжал курить. Что-то очень знакомое было в голосе Куртиса, и внезапно Менделл понял, что именно. Это тон, который угнетал его. Раньше он уже пережил это ощущение, и особенно в ту ночь, когда после отбоя, мучаясь от бессонницы, слушал в больнице далекие звуки улицы, вспоминая предыдущие беседы с врачами, и повторял себе, что все, что когда-то случилось с Барни Менделлом, навсегда осталось с ним.
— Вы — флик, — обвиняюще заявил Менделл.
— Точно, — улыбнулся Куртис.
— ФБР?
— Нет, казначейство.
— А чего хочет от меня государство? Я всегда исправно платил налоги.
— Много налогов, — согласился Куртис, — но это дело прямо не касается налогов.
— Тогда что это такое?
Куртис прикурил от окурка новую сигарету.
— Для начала скажу, что мы довольно долго пытались установить с вами контакт.
— А я не прятался.
— Нет, — усмехнулся Куртис, — вы не прятались. Ах, какая неудача!
— Почему?
— Мы всегда знали, где вы, но, благодаря некоторой путанице, не знали, кто вы на самом деле. Фактически в стране проживает три миллиона человек польского происхождения, и, кажется, ваш отец не потрудился официально оформить изменение фамилии.
— Да, он об этом никогда не думал.
В маленьком кабинете стало душно, и Менделлу очень хотелось, чтобы Куртис поскорее объяснил ему свое дело и отпустил его к Галь. Их разговор не касался смерти девушки. Куртис вынул из письменного стола польский журнал, издающийся в Чикаго.
— Вы уже читали это, Барни?
— Нет, — покачал головой Менделл. — Я не умею читать по-польски, немного говорю и все.
— Понимаю, — сказал Куртис, пряча журнал в стол. — Каковы ваши взгляды на нашу страну, Барни?
— Что вы хотите этим сказать? Это моя родина, я люблю ее.
— Да, — кивнул головой Куртис, — это мне кажется правильным. И до этой последней истории с Вирджинией Марвин вы были хорошим гражданином. Ваше поведение во время войны безупречно. Вы не стали генералом, но все-таки получили орден за храбрость в период службы в мотопехоте, три благодарности и военный крест. Не так ли?
Менделл взял из пачки сигарету, но не прикурил ее, а принялся разминать между пальцами.
— Да, это так.
— После службы в армии вы снова вернулись на ринг, и весьма успешно. Вы встречались со всеми боксерами вашего веса и очень многих нокаутировали.
— Нет, не всех я нокаутировал…
— Но вы собирались это сделать, пока вас не заточили в психиатрическую больницу. Вас не затруднит сообщить мне, как вы туда попали?
— Мне бы не хотелось об этом рассказывать, — ответил Менделл. Ему опять стало нехорошо, и он заметил, что дышит ртом, ладони покрылись каплями пота. Он вытер руки о брюки и спросил:
— Объясните, как и почему вы так много знаете обо мне? Как меня выпустили под залог? Что означает вся эта история? Что за всем этим скрывается?
Куртис оттолкнул стул и встал. Он подошел к окну, которое заря окрасила в бледно-розовый цвет. Пролетел самолет. Куртис подождал, пока замолк шум от него, и объявил:
— За всем этим, Барни, стоит много денег.
— Вот это хорошо! — воскликнул Менделл.
Куртис повернулся, сел на подоконник и задумчиво посмотрел на Менделла.
— И кое-что еще, что намного важнее денег…
— Не говорите глупостей, — возразил Менделл, — нет ничего важнее денег. Мне кое-что известно об этом. Я родился на задворках. Старик никогда много не зарабатывал, а когда он умер, стало еще хуже. Ребенком я подыхал с голоду. Я видел, как умирала с голоду моя мать. Я видел, как она всю зиму ходила без пальто. Без ничего! Вот потому-то я и занялся боксом, и это замедлило мое развитие. Но это оказалась единственная работа, приносящая быстрый доход. Мне многое не светило, но все же я был достаточно умен, чтобы не нарываться на неприятности. Нет, и не говорите, нет ничего дороже и важнее денег!
Куртис положил сигарету на подоконник и встал.
— Надеюсь… — проронил он и вдруг замолчал.
Менделл услышал, как позади него открылась дверь, и увидел, что рука Куртиса мгновенно исчезла в кармане пиджака. Потом свет плафона на потолке потух и Куртис крикнул:
— На пол! Быстро на пол, Барни!
Менделл бросился вперед на прекрасно натертый пол. Над его головой раздался хорошо знакомый звук, и пуля задела его щеку, в то время как он старался сделаться как можно незаметнее. Другая пуля врезалась в пол, еще одна — в стол, и еще одна вошла в тело с характерным звуком. Все четыре пули предназначались Менделлу. Он прижал голову к полу, чувствуя себя пропавшим. Потом человек, стоявший на пороге, ушел. Послышался шорох поспешных шагов, и вскоре хлопнула тяжелая входная дверь.
Менделл встал и чихнул, прочищая нос. Бросившись на пол, он ударился ногой о стол и теперь, хромал, подошел к двери, чтобы посмотреть. На том месте, где стоял незнакомец, появилась лужа крови, ярко светившаяся на блестящем полу. Несколько капель краснело и в коридоре.
— Вы в него попали, — бросил он Куртису. — Мне кажется, я слышал, как он застонал.
Он зажег свет и повернулся посмотреть, где Куртис. Тот сидел на полу, прислонясь к письменному столу. Обе его руки были прижаты к груди, а потухающий взгляд устремился на Менделла. Когда он увидел, что Менделл смотрит на него, губы его зашевелились, будто он что-то хотел сказать, но изо рта вылетело лишь легкое шипение.
Пока Менделл разглядывал Куртиса, руки того соскользнули с груди и упали вниз. Он повалился на пол и больше не двигался.
Менделл встал на колени перед Куртисом, чтобы посмотреть, не может ли он ему чем-нибудь помочь, но агент казначейства был мертв. Поднявшись, Менделл, с трудом дыша ртом, прислонился к стене, прижав руки к столу и глядя на человека, лежащего на полу. Он хотел ему что-то объяснить; этот Куртис был с ним приветлив и не считал, что Менделл убил блондинку. Барни опечалило все произошедшее. Ему так хотелось, чтобы Куртис рассказал ему все относительно этих денег, о том, что важнее денег и что вообще могло быть дороже денег. Ответ на этот вопрос очень прост — жизнь. Барни понял это.
Слабый дым привлек его внимание. Сигарета, которую курил Куртис, еще тлела. Менделл попытался взять ее, чтобы выбросить в пепельницу, стоящую на письменном столе, но от нее остался почти один пепел, и он обжег пальцы. Невольно выругавшись, Менделл начал тереть пальцы, дрожа всем телом. Менделл знал, что должен немедленно вызвать полицию и рассказать фликам все, что произошло. А поверят ли они ему? Он скажет; «Мистер Куртис и я разговаривали, потом незнакомец открыл дверь, выключил свет и убил Куртиса». А флики ответят: «Да? В самом деле? А где этот незнакомец? Как он выглядел? И почему он убил мистера Куртиса?» Барни вынужден будет ответить: «Я не знаю, так как сидел спиной к двери и не видел этого парня». Тогда они посмотрят на него, как на сумасшедшего. Залог аннулируют, его задержат как свидетеля, не дав возможности повидать Галь. Полиция может также подумать, что это он убил Куртиса. Инспектор Карлтон и так считает, что он убийца. Последнее, что ему сказал Карлтон, было: «Даю голову на отсечение, что Менделл был вместе с мышкой и ухлопал ее».
За окном посветлело. Интервалы между поездами метро уменьшались по мере того, как день вступал в свои права. В здании тоже начали раздаваться разные звуки. Снаружи в коридоре открывались и закрывались железные двери — это начали работать лифты.
Все складывалось несправедливо. Обшлагом рукава Менделл вытер со лба пот. Это признак усталости — так потеть без всякой причины. Менделл уцепился за эту мысль. Да, это было так, он не болен, он просто устал. Доктора дали ему документ, удостоверяющий, что он вылечился. Дрожащими руками он взял сигарету из пачки Куртиса и закурил. У дыма был теплый и горький привкус. Ну, вот, Куртис умер, и Барни снова в отчаянии! Но несмотря на все смерти мира, человек ведь имеет право повидать свою жену! Особенно, если он не общался с ней два года и она специально прилетела с Бермуд, чтобы встретиться с ним. На столе лежал телефонный справочник. Барни отыскал в нем номер отеля и позвонил.
— Прошу прощения, — обратился он к телефонистке отеля, ответившей ему, — не могли бы вы проверить, остановилась ли в вашем отеле миссис Барни Менделл?
— Секундочку, мистер.
Пока он ждал, капля пота упала с его лица на телефонную трубку. Он вытер ее и с такой силой сжал трубку, что руке стало больно.
— Да, мистер, она здесь. Соединить вас с апартаментами миссис Менделл?
Барни немного подумал.
— Нет, — наконец вымолвил он и повесил трубку.
Для Галь комнаты оказалось недостаточно, она сняла апартаменты. Это так на нее похоже. Мысль о Галь причинила Менделлу почти физическую боль… Галь была в отеле… Он поднял с пола шляпу, упавшую при его броске на пол, и надел ее. Пусть полиция сама найдет Куртиса. Он решился на компромисс с самим собой: позвонить в полицию и сообщить об убийстве, но из отеля… после того, как увидит Галь.
