— Теть Юль! — услышала я на подходе к гостинице.
Я обернулась; ко мне со всех ног бежал Петя Скачков.
— Я у вас военный билет забыл! — радостно сообщил рядовой. — И записную книжку.
Точно. Вчера мой подопечный схватил выстиранную и отглаженную мной одежду да так и выскочил вслед за командиром полка, оставив свои бумаги на тумбочке у кровати.
Мне, честно говоря, не хотелось прощаться с этим великолепным днем, и я с радостью ухватилась за мысль прогуляться еще чуть-чуть.
— А как посмотрит начальство?
— Комбат разрешил! — кивнул в сторону штаба полка Петя.
Я пригляделась: у штаба в группе офицеров стоял Петькин комбат. Он кивнул и негромко напомнил своему подчиненному:
— Чтобы на вечерней поверке был как штык!
— Есть, товарищ капитан! Я быстро! — просиял Скачков.
— И помни, что я тебе сказал.
До поверки оставались считанные минуты.
— Ну что ж, пойдем, кавалер. — И мы пошли мимо изумленных рот, как раз сейчас выходивших строиться на вечернюю прогулку. Зрелище было действительно захватывающим: фигуристая длинноволосая женщина в маскировочном обмундировании и лихо заломленном берете и под руку с ней бледный, истощенный, но сияющий от удовольствия «салабон».
— Я понял, тетя Юля, — потрясенный какими-то своими внутренними озарениями щебетал Петя. — Я все понял! Вы меня слышите?
— Да, Петя, слышу.
— Я понял, что страх еще хуже боли, — как-то неожиданно серьезно утвердил свою мысль Петя.
Мы прошли в обрисованную мне Щукиным дырку в заборе.
— Да что ты?
— Да. Это точно.
— Надо же…
Мы вышли в тихую улочку, ведущую к магазину с самой дешевой водкой в округе.
— Я и раньше понимал, что бывает жизнь — не лучше смерти.
— Хм-м, бывает, наверное… Ну-ка, подожди…
Слева мелькнула темная мужская фигура. Как-то странно он был скособочен, так бывает, если держать правую руку…
— В сторону! — скомандовала я, но Скачков судорожно вцепился мне в рукав:
— Не-ет! Тетя Юля! Наза-ад!
— В сторону! — Мне нужно было переместиться влево.
Он уже начал целиться…
Я стряхнула бойца и одновременно рванулась вперед — наперехват.
— Не-ет! — заорал Петр и кинулся между нами.
«Тых!» — стукнуло у меня в ушах, и Петя, судорожно вскинув руки, повалился на землю. Я присела, затем, сделав резкий бросок, в падении подсекла стрелявшего, и, пока он, растопырив руки, приземлялся, я уже была на ногах над ним.
— Лежать! — четко скомандовала я, выбила пистолет и завернула его руку к затылку — так, что послышался хруст.
— Кто послал?
— М-ы-и-и! — завыл парень и отключился.
Я перевернула его на спину, выдернула из брюк ремень, снова — на живот, плотно стянула руки на уровне локтей, за волосы оторвала голову от земли, приподняла веко: болевой шок — похоже, я вывернула ему плечевой сустав.
Я стремительно переместилась к Пете: он лежал на боку, мелко дергая головой и царапая землю скрюченными пальцами.
— Петя! — заорала я. — Подожди! — Он уже «уходил». — Господи! Петя! Ну подожди же! Подожди!
Петр дернулся и затих.
— О го-оспо-оди! — Я осела на землю и почувствовала, как растет и распирает грудь жуткий ледяной ком горя — как тогда, с папой. Я снова ничего не могла — ни остановить, ни изменить…
— Юлька! Юленька! — трясли меня за плечи. — Что с тобой?! Ты в порядке? Ну, вставай же!
— Отстань, Гром.
— Что с мальчишкой? — Гром встал перед Петей на колени и положил пальцы на артерию. — Я думал, что успею… Поздно.
— Да, поздно.
— А этот жив?
— Жив.
— Ну вставай, хватит.
— Господи, Гром! — зарыдала я. — Ну почему всегда — так?! Почему?! Зачем все это?!
— Ладно, перестань. Не плачь, Багира. У нас нет времени. Соберись. Надо уходить.
— Я… сейчас, Гром, я сейчас, — и никак не могла остановиться. «Господи! За что?! Почему их всегда убивают?!»
— Хватит, Багира! — заорал Гром. — Где квартира? Ты сняла ее?
— Да-а, — рыдала я.
— Ну так веди! — Гром рывком поднял меня на ноги и взвалил на себя неподвижное тело убийцы. — Веди.
Я, шатаясь, пошла к резервной квартире. Случайный прохожий почти столкнулся с нами в темноте неосвещенной улицы, замер на миг и бегом помчался прочь. Когда мы уже почти пришли, Гром увидел водонапорную башню и свернул к ней. «Там лучше», — пробурчал он.
В башне было еще темнее. Парень очухался и застонал. И тогда заговорил Гром.
— Слушай меня внимательно, — ровно прозвучал эхом отдающийся от стен голос Грома. — Если ты будешь молчать, ты умрешь. Прямо здесь.
Я слышала, как вертит головой убийца, изо всех сил пытаясь понять, куда его притащили. То, что это не ментовка, он уже понял — не те размеры помещения. Да и полная темнота говорила о том же.
— Фамилия?
— Стругов.
— Кто тебя послал?
— Зима, — простонал Стругов.
— Прапорщик Зимин?
— Да-а.
— Зачем?
— Бабу завалить.
— За что? — вмешалась я.
— За бабки.
— Сколько дал? — спросил Гром.
— Пять штук баксов, — с трудом выдавил из себя убийца: ему было очень больно.
— Где Зимин?
— Не знаю… А-а! — вскрикнул Стругов — Гром взял его за вывернутое плечо. — Я думаю, он на даче.
— Где дача? Говори точно.
— По Московской выедешь, и за постом ГИБДД сразу налево. Потом направо третий поворот. Она там одна двухэтажная…
— Поедешь с нами! — распорядился Гром и тронул меня за руку. — Достань машину.
Я привстала, и в этот момент на улице раздался рев моторов, а башня осветилась.
— Петров — на входе, Уразов, Груздь — сзади! — скомандовали на улице.
— Уже… — мрачно отчиталась я. — Транспорт подан. Блин, когда вы нужны, так фиг дождешься…
Я понимала, что неправа: как раз менты сработали прекрасно. Мы — неважно. И хуже всего было то, что мы скрылись с места происшествия. Но я понимала Грома: никто не гарантировал, что там, на улице, мы оставались в безопасности — если бы прапор подстраховался, расклад был бы совсем другим. А сейчас надо было сдаваться: милиция могла с перепугу открыть стрельбу.
— Я пошел, — тихо сказал Гром. — Если будут накладки, подключайся и бери на себя как можно больше.
Я кивнула, и Гром поднялся и пошел на выход. Я скинула камуфляжную куртку, рывком подняла убийцу на ноги, развязала ему руки и, пихнув его вперед, двинулась за ним, чуть сзади.
Гром вышел в свет фар.
— Я без оружия. Кто старш…
— И-ди сюда! — бодро подлетел чернявый сержантик и завернул Грому руки назад.
— Кто у вас старший? — натужно прорычал Гром, не давая защелкнуть на себе наручники.
— Узнаешь! — гонористо крикнул сержант. — Руки!
К Грому уже подлетел второй.
«Мой выход», — поняла я и изо всех сил пихнула убийцу в противоположную от Грома сторону.
— Держи убийцу! — заорала я и, дождавшись, когда к парню кинулись еще двое, рванула сама, пытаясь стряхнуть выросшего словно из-под земли и вцепившегося мне в руку, как краб, милиционера.
— А-атпусти, гад! — заверещала я и с налету сшибла головой одного из тех, кто пытался обездвижить Андрея Леонидовича.
На меня молча навалился второй, и я, столкнув его с первым, рванула в противоположном направлении.
— Держи ее! — закричал третий, и только когда и он навалился на меня, я поняла, что сделала все, что могла.
— Уходит! — закричали сбоку, и я попыталась вывернуть голову, чтобы посмотреть. Но кто-то сел мне на шею, почти впечатав во влажную, утоптанную дорожку.
Наконец милиционеры, как напившиеся клещи, один за другим начали отваливаться… Меня поставили на ноги и, тщательно обыскав, с лету — лбом о металл — зашвырнули в «клетку» позади «уазика». Я быстро приняла вертикальное положение и завертела головой: обзор отсюда был неважный, но все-таки я смогла увидеть, как убийцу обыскивали.
— Куда этого, капитан? — услышала я.
— С бабой посади. А в башне что?
— Только это, капитан! — чернявый сержант нес мою камуфляжную куртку.
Железная дверь приоткрылась, и в «клетку» втиснули Петиного убийцу. Он был никакой от страха и боли, но здесь, в полумраке, я его разглядела. «Господи! — поняла я. — Это же тот самый качок, что сидел напротив меня в ресторане, когда я была там с Гришей!» Только теперь тяжелый бычий взгляд был наполнен неодолимым страхом.
— Главное, не обделайся, — мрачно предупредила я. — Хоть до ментовки потерпи.
Всю дорогу я стремительно перебирала варианты развития событий. То, что Зимин поступил так радикально, стало для меня полной неожиданностью. И хорошо, если Гром возьмет его на даче. Но прапорщик мог просто-напросто уехать, сбежать! Скажем, на автобусе или поезде. Тем более что скоро через Воскресенск должен пройти московский… И если его сейчас не взять, я себе этого не прощу.
