Но - проклятые объявления! Вот что мучит, не дает отвлечься!
Все может случиться в жизни, с отчанием и восторгом думала Лида, лицо её покрылось пятнами темного румянца.
Нет уж, решено: назавтра она позвонит соседке Полине Владимировне и обратится к ней с очередной просьбой - купить свежую газету.
* * *
Она сказала ему: нет, это слишком много. Он возразил: не слишком-то много, когда я столько лет уж так рискую. Мне нужно что-то для оправдания риска. Она сказала: ты и так уже имеешь очень много. Даже слишком много. Он сказал: я художник, я хочу жить своей жизнью, а для этой жизни нужны деньги. Я же пошел на твои условия? Почему же ты не хочешь сейчас понять мои условия? Она сказала: я понимаю твои условия, но не принимаю их. Ты что, решил меня шантажировать?
И тогда он сказал: забудем. Забудем наши разногласия. Пусть так. Я слезы лил, а ты не снизошла. Ты не даешь мне настоящих денег за то, что я делаю, а моя работа дорого стоит. Значит, так мы с тобой и расстанемся? Ты мне ничего больше не скажешь? Ты думаешь, я навечно буду твоим?
Не знаю, сказала она.
Значит, ты решила меня приватизировать? Ты хоть понимаешь, что на меня найдется много приватизаторов?! Мы обговорим ещё раз этот вопрос?
И она сказала: нет.
Она прикинула, что это очередная попытка вырвать милостыню. Только так можно назвать деньги, которые ему достаются. И это правильно, наверно.
И все-таки, наверно, она ошиблась.
* * *
Эпилог.
В полуоткрытом парижском кафе-павильоне под навесом, почти прямо на бульваре сидела парочка. Элегантный господин лет сорока пяти и дама лет на десять младше него. Великолепная форма и содержательность её бюста привлекала внимание всех подвыпивших туристов. Правда, дама могла показаться чуть полноватой, но размер груди затмевал все недостатки фигуры. Перед нею на столике лежал свежий номер газеты "Франс суар".
- Солнце мое, мы ещё долго будем его ждать? - томно пропела женщина. Если бы она сказала это не по-русски, её можно было бы принять за Элизабет Тэйлор, так густо и тщательно были у неё выкрашены иссине-черным волосы. И такое у неё было гладенькое, оттененное искусственным загаром лицо.
- Еще немножко... - мужчина с волчьей небрежностью зевнул и глянул на часы. - Нам ведь все равно некуда спешить, правда?
- Вообще-то, я договорилась о встрече со своей косметичкой, потупилась дама. - Но если ты считаешь, что мне обязательно нужно его видеть, то я готова ждать...
Она горестно вздохнула, словно увидела волосок в своем стакане, и поправила горжетку из малайского лемура, которая излишне грела ей шею и плечи. В Париже было тепло, градусов десять выше нуля, несмотря на ноябрь. А в области декольте у дамы уже собрались бисеринки пота и готовы были слиться в струйки.
- Почему ты не хочешь рассказать мне немножко о нем? Как мне с ним говорить и о чем? Мы же, наверно, не знакомы? - снова спросила она, уже немножко робея. Чувствовалось, что пышнотелая дама побаивается своего господина.
- Погоди! - коротко отвечал мужчина, не сводя с неё пронзительных карих глаз. И вдруг отвел их в сторону: - Вон он идет, слегка опоздал. Плохо знает Париж. Он проживает на Лазурном берегу, знаешь ли.
- Богатый? - насмешливо спросила дама, но не успела получить ответ. Увидев подходящего к их столику человека, она словно оледенела.
- Всем привет! - бросил Реомюр как ни в чем ни бывало. - Угостите меня или мне заказывать самому?
- Угощу, дорогой, - криво усмехнувшись, кивнул Симаков и поднял руку, подзывая официанта.
Он чувствовал свою несравнимость с тем несчастным Сашкой Симаковым, который с ужасом ожидал возможного суда и тюрьмы пятнадцать лет назад. Сейчас он котировался совершенно в другой реальности. Суд и все такое прочее, конечно, остаются в реальной жизни, но отношение к этим неприятным вещам совсем другое, когда у тебя есть деньги и связи. Деньги решают бытовые проблемы, а связи устраняют проблемы другого уровня.
Реомюр заказал себе только рюмку коньяку, и это означало, что он настроен на достаточно жесткий и короткий разговор. Поэтому Александр Петрович решил предпринять атаку первым:
- Почему ты скрываешься, Рома? Неужели ты думаешь, что старые друзья так быстро забывают друг друга?
- Нет-нет! - Реомюр помахал рукой, и на даму с такой силой повеяло густым парфюмом, что она с трудом сдержала рвоту. Впрочем, тошнило её прежде всего от страха. - Нет-нет! Просто я решил кончить со всякими такими, знаешь, неоднозначными делами. Теперь думаю полечиться несколько месяцев, а потом заняться чем-то очень чистым, понимаешь? Здесь или в Германии, а может быть, в России...
- Для нас важно одно - чтобы ты никогда не рассказывал о том, что у нас было, Рома, - нервно заметил Симаков. Он не ожидал такой самоуверенности от гостя. - И ты понимаешь, что вся твоя жизнь теперь будет зависеть от твоего языка.
- Ну почему же? - Реомюр облизнулся с таким аппетитом, словно собирался прямо здесь и сейчас пить кровь у ещё пока ещё не оформленной законно четы Симаковых. - Я очень уважаю всех присутствующих, и не понимаю, почему вы решили, что я кого-то из вас кому-то заложу? Например, вас, Валентина?
- А тогда нечего мне угрожать! - бросила дама с горжеткой, нагло глядя в глаза Реомюру. - Я здесь - никто, и вы здесь - никто, правда? Но у вас и у меня есть на что жить, правда?
Здесь она чуть-чуть покосилась на своего содержателя, как лающая на чужих собачка поглядывает на своего хозяина, проверяя, хорошо ли отгавкивает свой служебный долг. Но Саша словно и не слышал этой грубой беседы.
- Наши деньги на Западе имеет смысл, это вы верно подметили. Но ведь они не имеет ни малейшего смысла в России, - сказал Реомюр. - Там все зависит от твоих отношений с местностью, а местность дикая. Вот и вся беда. Культурный человек стремится вкладывать в культурное предприятие...
- О чем речь? - раздраженно вмешался Симаков. - Ты пришел поговорить с кем - со мной или с моей бабой? Что ты выстебываешься на философские темы? Если хочешь, отойдем...
- Как скажешь, - улыбнулся Реомюр. - Все равно, кому надо, уже знают, отчего моя бедная клиентка Нина умерла в Склифосовском. И что в палату к ней заходила одна милая женщина, наша, можно сказать, общая знакомая. Поэтому давайте не будем ссориться в эмиграции, да? Нормальное предложение?
Мерзавцы, они все знали про меня с Валькой, с тоской подумал Симаков, ощущая гадкий холодок в затылке, в том месте, куда обычно входит контрольная пуля. Как я не догадался - этот толстый с самого начала прослушивал мой телефон, не иначе! Когда она позвонила мне тогда и попросила приехать, муж её выкинул - чтобы подставить меня. Вот оно что! Я бы вошел в квартиру, под которой лежала бы на асфальте Нина! И первым схватили бы меня: кто такой? что тут делал?
Только почему-то жирный слишком поспешил, я ведь застрял тогда в пробке и приехал минут на десять-двадцать позже, чем рассчитывал. Неужели толстяк так разозлился, что не смог дать ей пожить ещё четверть часа? Может быть, нервы не выдержали. Когда речь идет о таких деньгах, какие он зашибает... Не то что мои копеечки, только на эту корову и хватает.
Эх, недооценила толстого Нинель, недооценила. Ее уже нет, а на мне теперь висит дело. Сволочи! И помощь Валентины была почти что напрасной... И все-таки мне ещё здорово повезло, что я решился. Если бы Нинка начала болтать, было бы ещё хуже. Я даже здесь не смог бы спрятаться. За мной всюду ходила бы тень, журналюги выслеживали бы, пытали насчет немецких дел... А в целом - переиграл меня этот жирный боров. Теперь вся оставшаяся часть немецких вещей в его распоряжении. С его-то связями он из них выжмет миллион.
А на мне все ещё висит пока это жуткое дело. И будет висеть, пока Валька жива... Впрочем, все имеет начало - имеет и конец.
- Верно, только почему Нина перед этим выпала из окна своей квартиры, ещё никто не догадывается, - злобно заметил Симаков. - Кто ей помог, так сказать.
- Да, только дело-то открыто по факту её смерти, а не случайного падения! - удивленно приподнял брови Реомюр. - Тут все ходы сделаны правильно. Разве наши советские следователи дурака валяют?
Саша понял, что начало беседы все-таки осталось за Реомюром. Точнее, за толстым человеком, который здорово Реомюра подготовил.
- Я ещё в своем уме, и ни о чем никому не скажу, - спокойно продолжал Реомюр. - А заговорю только в одном случае - если на нас попытаются наехать.
- На кого это - на нас?
- На меня и на мужа Нины. Я ведь представляю его интересы, - искренне ответил Реомюр. Когда карты достаточно хороши, можно их и показать.
- На тебя объявят розыск, вот увидишь! - буркнул Симаков.
- Отойдем на две минуты, если уж ты такой упрямый, - предложил Реомюр.
У выхода из павильончика он нежно приобнял Симакова за талию и шепнул ему на ухо:
- Сообщаю тебе, чтоб ты имел в виду... Меня больше нет.
- Как это? - Симакову снова стало страшно на всякий случай.
