Сейчас внимание было мне необходимо. Поэтому я намеренно придала своим глазам несколько удивленное выражение, увеличив их с помощью контурного карандаша, и, использовав светлую помаду, заставила свои губы снова стать детскими.
Вот и стоит передо мной девочка-подросток, и попробуйте догадайтесь с трех раз, что девочке уже двадцать семь. Не выдержав, я рассмеялась и показала сама себе язык. Вошла в образ…
Ну вот, я и готова. Впрочем, нет. Забыла одно немаловажное дело.
Моя рука потянулась к мешочку, в котором отдыхали от моего постоянного внимания магические кости.
Я безжалостно вынула их из убежища и бросила на стол, не забыв спросить, что же меня поджидает в доме Родни Эванса.
«13 + 12 + 25».
«Период, когда следует быть особенно осторожным в любовных делах».
Ну-ну, усмехнулась я. Кого же это вы имеете в виду? Я лично собираюсь сохранять хладнокровие. А ежели отнестись серьезно к тому, что слово «осторожным» косточки произнесли в мужском роде, будем считать, что осторожным следует быть именно нашему странному помощнику шерифа. Поскольку к нему направляется очаровательная, чистая, наивная девица с загадочною русскою душой. А она — русская душа эта, как известно, потемки…
Развернувшись на каблучках и отдав своему отражению честь, я вышла из комнаты, прошла по аллее к воротам и направилась по чистой улочке к дому, где среди диковинных цветов росли тайны и загадки.
* * *
Полуденное солнце шпарило вовсю, городок походил на сонную муху — то есть предпочитал не двигаться, оставаясь пустынным, и, похоже, прельщать кого-то своим видом мне было сегодня не суждено. В Нортон-Бее после обеда начиналась сиеста, и жители прятались от солнца в домах и офисах. Мне после нашего тарасовского зноя эта тридцатиградусная жара казалась просто легкой прохладой, поэтому я довольно храбро шла по тихим улочкам, встречая на своем пути редких прохожих, приехавших сюда, наверное, из Южной Африки. Надо же, какие нежные эти американцы! Впрочем, я поняла, что Лика запросто могла вот так исчезнуть из города, если бы захотела, — ее никто бы не заметил. Кроме служащих автовокзала. Если только она…
Я остановилась. Мимо меня на бешеной скорости промчался мотоцикл. Я смотрела вслед храброму байкеру, разъезжавшему по Нортон-Бею в одних плавках, и даже наморщила лоб, поскольку мысль, пришедшая мне в голову, потрясала неожиданностью.
Второй раз эти двое соединялись в моем воображении. Конечно, догадка была чрезвычайно смелой, но раньше мне почему-то не приходило в голову, что Денис и Лика были знакомы. То есть знакомы-то они были, но связывали ли их просто дружеские отношения или в юных душах сиял огонь любви?
Я покачала головой, отчаянно ругая себя за то, что не спросила об этом у Розалии раньше. Вполне возможно, что наш юный «типичный американец» русского розлива прекрасно знает, где находится Лика. Сейчас мне начало казаться, что в его взгляде сквозила насмешка, которую я приписывала ранее защитной реакции и превосходству юности.
— Надо все это обдумать, — пробормотала я себе под нос и уселась на лавочку рядом с пресловутой аптекой. Как раз напротив дома мистера Эванса. Достав сигарету, я закурила и начала сосредоточенно размышлять, как бы это мне втереться в доверие к молодому поколению, чтобы оно открыло мне, где спрятано искомое сокровище по имени Лика. От размышлений меня оторвал легкий скрип калитки, и я подняла глаза.
Из дома Родни вышла высокая девушка с внешностью фотомодели. Ослепительная грива рыжих волос спадала каскадом на плечи, и, хотя глаза девушки были надежно спрятаны под темными очками, я почти стопроцентно была уверена, что они у нее — изумрудного цвета. Девушка оглянулась через плечо, ее взгляд немного задержался на мне, но, решив, что перед ней всего лишь подросток с сигаретой, прячущийся от мамы с папой, вздохнула и быстрыми шагами прошла к припаркованному неподалеку белому «Мустангу». Быстрым и незаметным движением я щелкнула маленьким фотоаппаратом, помещавшимся свободно в ладони, и продолжала безмятежно курить еще некоторое время, пытаясь зафиксировать каждую деталь внешнего облика владелицы «Мустанга». Я не сомневалась, что Розалия сможет прояснить ситуацию.
Одно я могла подозревать — наш Родни Эванс не относился к числу верных мужей. А жаль! Я-то надеялась, что стану Евой-искусительницей для бедняжки Родни! Вот так всегда разбиваются иллюзии, вздохнула я почти искренне.
* * *
Итак, история становилась все интереснее и интереснее. Насколько я могла предположить, прелестница, только что отчалившая прочь от дома Эвансов на белокуром «Мустанге», вряд ли была коммивояжером. Если же предположить, что она всего лишь приходящая медсестра, то с какой стати ее очаровательные щечки горели таким румянцем? Что, мистер Эванс нахально отказался от прививки против СПИДа? Это мы — казацкая вольница, нас на флюорографию под страхом расстрела не затащишь. Стреляйте — но за здоровьем русские следить отказываются! А американцы — люди законопослушные до омерзения, к тому же они просто помешаны на здоровье — у них мания такая. Кариеса они боятся больше третьей мировой войны. Так что вряд ли разгневанная фемина, вылетевшая из логова зловредного Родни, была представителем медицины.
Я подумала, что мое присутствие поможет мне пролить свет на эту «новую загадку», и решительно шагнула во владения помощника шерифа.
Пройдя мимо зарослей японской осоки, которой я улыбнулась, как старой знакомой, я толкнула дверь дома, заставив колокольчик на двери издать протяжный стон, и предстала пред очи разгневанного хозяина.
Он был не просто разгневан. Я его состояние определила бы словом «бешенство». На лице горели красные пятна, а глаза метали молнии, такие, что мне стало страшно за собственную жизнь. Никак не хотелось бы мне сгореть заживо. Поэтому я сделала вид, что не замечаю его гневливости, и мило улыбнулась, произнеся на ломаном английском, что прошу меня извинить, если я не вовремя.
Он застыл, разглядывая меня, явно силясь вспомнить, кто же я такая. Подобная наглость меня немного взбесила — если уж ты, голубчик, имел счастье со мной встречаться, то запомнить эту встречу на всю оставшуюся жизнь — твоя прямая обязанность. Наконец он вспомнил, и на его губах заиграла улыбка. Она мне абсолютно не понравилась, потому как в ней насмешливость преобладала над восхищением, а я рассчитывала на обратное.
— Здравствуйте, Таня, — произнес он на прекрасном русском языке, — очень рад вас видеть.
— Я шла мимо, — лениво протянула я, изящно и непринужденно опускаясь в кресло, — и, честно говоря, мне ужасно скучно. У вас такой сонный город…
— Вам повезло, что вы меня застали, — сообщил он. — Я через час должен быть на службе.
— Извините, что я вас задерживаю, — немного обиженно поднялась я с кресла, — я пойду.
— Нет, — остановил он меня движением руки, — думаю, мы успеем выпить по чашечке кофе.
— Кофе? В такую жару?
Я округлила глаза. Он рассмеялся.
— Иногда вы очень напоминаете мне Лику, Танечка. Когда вот так удивляетесь моей способности пить кофе в жару. Хорошо, давайте выпьем что-нибудь другое. Пиво вас устроит?
Я кивнула. Пиво так пиво. Под действием пива у мужчин развязывается язык и начинаются потоки воспоминаний, из которых можно выудить что-нибудь интересное.
* * *
Хотя ему трудно было взять себя в руки, он с собой справился. Я даже отдала должное его выдержке, восхитившись им. Только красные пятна свидетельствовали о том, что очаровательница на «Мустанге» не входит в разряд приятных особ. Странно, мне она показалась прехорошенькой. Может быть, у нее какой-нибудь злобный взгляд? Предполагать можно что угодно и сколько угодно. Меня сейчас куда больше интересовали все-таки его взаимоотношения с Ликой. Поэтому, вздохнув, я произнесла:
— Когда же вернется Лика? Я бы так хотела увидеться с ней перед отъездом!
Он нахмурился. Легкая тень, пробежавшая по его лицу, не осталась незамеченной.
— Боюсь, я не смогу ответить вам определенно, — развел он руками, — последнее время мы с Ликой немного ссорились… Я надеюсь, что, когда она вернется, все изменится к лучшему…
Я изобразила участие на своем личике и попробовала пробраться поглубже:
— Вы с Ликой ссорились? Странно… Вы производите впечатление очень спокойного и уравновешенного человека.
Одна из черт мужской психологии — они ужасно любят, когда их хвалят. Увы, Родни не был исключением. Его глаза сразу блеснули, на губах появилась улыбка «великого скромника», и он ответил:
— Нет, Таня, боюсь, в наших отношениях виноват я… Я правильно произнес?
— Да, — кивнула я, — ваш русский значительно лучше моего английского. У меня, к сожалению, никогда не было лингвистических способностей…
