Конечно, быть наперсницей в чужих любовных делах — занятие неблагодарное. Чувствуешь себя канализацией, в которую мощной струей сливают свои комплексы, заботы и проблемы. Но работа есть работа.
— В общем, я дал Ольге понять, что хочу ее. Вы не представляете, как она обрадовалась, даже глаза заблестели как-то по-особенному. Я боялся, что сильно выраженное чувственное желание может ее отпугнуть, но все прошло великолепно — я имею в виду ее реакцию на мое предложение встретиться. Она сразу все поняла, сказала, что у нее дома никого в этот вечер не будет… Разумеется, нас никто не слышал. Да я и не стал бы говорить при людях. Так что я не понимаю, откуда кто-то мог знать, что…
— От Ольги, — вслух подумала я. — Раз не вы, то она кому-то проговорилась.
— Да что вы! — недружелюбно посмотрел на меня Дима. — Разве можно хвастаться такими вещами? Нет, я отказываюсь верить, что Ольга разболтала о нашем предстоящем свидании.
— Жаль, что у вас в консерватории не преподают логику, — вздохнула я.
Пожалуй, не стоило мне этого говорить. Дима Корнелюк резко повернулся на каблуках и быстро зашагал в сторону дома. Он находился в смешанных чувствах и, казалось, потерял остатки коммуникабельности.
Мы миновали бульвар и двигались по плохо освещенным осенним улицам.
Когда мы перешли дорогу, Дима вдруг хлопнул себя по лбу и, прокричав: «Какой же я идиот!» — развернулся на сто восемьдесят градусов и со всех ног кинулся в обратном направлении.
Этот легкомысленный юноша проявил изрядную прыть и умудрился проскочить прямо перед колесами раздраженно сигналящих автомобилей, дружно набирающих скорость после вынужденного простоя у светофора.
Он словно забыл о моем существовании и устремился в сторону киоска «Роспечати», что-то нашаривая у себя в кармане плаща.
Ситуация была пиковой. Бросив быстрый взгляд на ту сторону улицы, я заметила мелькнувшую за углом киоска кожаную куртку с заклепками, которая при приближении Корнелюка медленно исчезла, скрываясь под навесом с торца. Конечно, это могло быть простое совпадение, но я не должна забывать о том, что кто-то выслеживает Дмитрия. А ведь это, возможно, и есть убийца!
Не буду скрывать, мне стоило большого труда проскользнуть между отчаянно тормозящими автомобилями. Словосочетание «аварийная ситуация» было бы слишком мягким для описания моих действий, однако я не могла просто так стоять на месте, отрезанная от Димы.
«Черт бы тебя побрал, засранец! — бормотала я себе под нос, лавируя между капотами и багажниками. — Ну куда ж ты дернул, мать твою!»
Водители наверняка материли меня куда более изощренно. Гудки раздавались так яростно и сливались в такой жуткий хор, что я едва не оглохла.
Разумеется, любая из машин имела полное право размазать меня колесами по шоссе, и я не сомневаюсь, что добрая половина водителей с удовольствием поддалась бы минутной вспышке гнева и оборвала бы мою молодую жизнь с помощью своих «Лад» и «Опелей».
Но я не предоставила им такой возможности. Если Дима рванул по прямой, так что автомобили лишь слегка сбавили уже набранную скорость, то мне пришлось буквально пробираться между машинами, словно девчонке-фанату, которая протискивается через толпу поближе к сцене, где выступает ее кумир. Автомобилям поневоле пришлось кому вообще затормозить — тем, что был поближе к обочине, — а кому и ехать на предельно низкой скорости.
Надо сказать, что я легко отделалась. Ушибленное о бампер «Тойоты» колено да локоть, ободранный об фигурку замшелого оленя на капоте древней «Волги», — кажется, я слегка свернула ее на сторону.
А ведь в прошлый раз, когда я предпринимала подобные же действия, было куда круче!
Вы думаете, что это у меня хобби — переходить проезжую часть в неположенном месте или пренебрегая сигналом светофора?
Ничего подобного. Я вполне законопослушная гражданка, когда это не мешает моей работе. Но что касается прошлого, то меня можно было бы сажать практически по любой статье Уголовного кодекса.
Если бы не одно «но» — все эти явно противоправные действия я совершала по приказу своего непосредственного начальства.
Как же это было в тот раз?
Когда я вспоминаю сегодня те задания, которые мне приходилось выполнять в бытность свою курсантом «ворошиловской академии» — закрытого учебного заведения, которое готовило кадры для разведки, — меня подчас пробирает дрожь. Разве я была способна на такое?
Дурацкий вопрос. Конечно, нет. Именно поэтому такие задания и давались — для того чтобы курсант переступил через себя, выдал сто один процент всех своих возможностей. А что может быть более мощным толчком для раскрытия своего потенциала, чем экстремальная ситуация с возможным смертельным исходом?
Впрочем, игры со смертью, испытания на прочность сознания — это уже было в то время, когда я проходила подготовку в спецотряде «Сигма». И практика во время обучения в «ворошиловской академии» показалась мне просто «цветочками» по сравнению с теми «ягодками», которые мне пришлось «попробовать» в «Сигме».
В тот вечер меня привезли на черной «Волге» на Садовое кольцо. Машина выехала с Петровки, тридцать восемь. В кабине, кроме моего инструктора, сидел врач с бесстрастной физиономией, сжимавший в руках квадратный чемоданчик с толстым красным крестом. Автомобиль ехал очень медленно и наконец остановился.
Обернувшись ко мне, инструктор спокойно произнес, как будто речь шла о прогулке по саду «Эрмитаж»:
— Сейчас вам предстоит очередной тренинг. Вы пересекаете Садовое кольцо по прямой. Начинаете движение через тридцать секунд после красного сигнала светофора, заканчиваете на противоположной стороне. Рекомендую закрыть лицо руками и не смотреть вперед. Тогда вы чуть заберете при ходьбе вправо и окажетесь возле Театра кукол. Как раз возле часов, что на фасаде театра, вас будет ждать автомобиль. Не вступая ни с кем ни в какие разговоры, вы садитесь в салон. Шофер доставит вас в указанное мной место, где мы снова с вами встретимся.
Я молча слушала инструктора, в ужасе представляя то, что случится через несколько минут. Но мой страх прошел очень быстро.
Во-первых, я отчетливо понимала, что с моей стороны невозможны никакие возражения. Стоило мне раскрыть рот и задать хоть один вопрос — начальству сразу станет ясно, что я испытываю страх и стараюсь оттянуть время. Мне не стали бы возражать, машина немедленно тронулась бы с места, доставила меня в «ворошиловку», и через час директор вернул бы мне документы.
Во-вторых… И тут самое интересное. Я знала, что неизбежный страх пройдет сам собой, как только я вступлю на шоссе.
Так бывало уже не раз. Дело в том, что подобный тренинг был не первый и, как я понимала, не последний. Много чего к тому времени было за спиной.
Я посещала морг и проводила вскрытие трупов. Вскрытие — это, конечно, громко сказано. Просто я должна была резать мертвое тело, методично извлекать из оболочки внутренности и складывать их в тазик. Стоявший рядом с флаконом нашатыря инструктор внимательно наблюдал за мной, готовый в случае чего прийти на помощь.
Все эти действия, с точки зрения любого нормального человека, не прошедшего жестокую и беспощадную школу разведки, — бессмысленные и антигуманные, — были призваны приучить курсанта абсолютно бесстрастно относиться к смерти, не бледнеть и не падать в обморок при виде, скажем, расчлененного трупа.
Надо было быть готовыми к тому, что во время боевой операции кто-нибудь из товарищей мог попасть в заложники и подвергнуться пыткам. Или, допустим, во время штурма какого-либо объекта находящийся рядом человек подрывается на мине, забрызгав меня ошметками мозгов и костей.
И еще: я убивала животных. Одним из классических заданий было следующее: требовалось поймать зайца в петлю, убить его одним ударом — головой о дерево, привязать за задние ноги, быстро отрезать голову и, подставив рот, выпить хлещущую тебе в лицо кровь.
Убивала я животных и не на охоте, а в таких обстоятельствах, которые трудно было бы счесть честным поединком. Сначала мы выращивали кроликов, кормили их и гладили по лоснящейся шерстке, давали им имена. А потом своими руками должны были убить прирученное животное, тоже одним ударом, и освежевать тушку. Кстати сказать, желающие могли и поужинать своим воспитанником…
Я последовала совету инструктора. Слово «рекомендую» в его устах было равнозначно приказу. Вот я выхожу из машины, мой каблук стукается об асфальт, и этот звук кажется мне стократно усиленным.
Как только дверца за мной захлопнулась, машина сразу же тронула с места и, фыркнув выхлопной трубой, вырулила на шоссе.
Словно загипнотизированная, я подошла к переходу. Как раз горел зеленый, и народ спешно пересекал дорогу, опасаясь застрять на «островке безопасности». Дождавшись, пока загорится красный, я досчитала до тридцати и, закрыв лицо руками, сделала первый шаг.
