– Как это случилось, Зигрид?
Она взяла себя в руки, закурила, отошла от окна и села на диван.
– Он много работал, Таня. Откладывал деньги нам на свадьбу. На маленький домик в Аллахе. Это пригород Мюнхена. – Зигрид затянулась, рука, держащая сигарету, задрожала.
Я положила ей руку на плечо.
– Он брал работу домой. А потом, наверно, перепутал. Ты не знаешь, но концерн «Дорнье» делает всякие заказы для НАТО. Он принес домой такой металл, порошок, таллий называется, и вместо сахара положил себе в кофе.
Я пересела к ней на диван, мы обнялись и заплакали обе. Иногда у меня так получается. Однако мысли тут же заработали в обычном режиме: инженер фирмы «Дорнье» пил кофе с таллием, и говорят, он это делал случайно! Хотя кто ж его знает? Пошел же он на рыбалку на этот Аммер, а там, похоже, кроме рыжих мужиков, ничего и не водится.
Кстати, о рыжих мужиках! Забыв, что я сочувствую горю, – профессия, будь она неладна, – я спросила:
– А Георг всегда пил кофе с сахаром?
Зигрид отрицательно покачала головой:
– Я никогда не видела. Он говорил, что это очень вредно и дорого.
Зигрид вздрогнула, чуть отстранилась и посмотрела на меня испуганно:
– Таня! Ты думаешь…
– Пока не знаю, Зигрид.
– Таня! – Зигрид чуть не кричала. – Неужели он меня обманывал?!
Я поджала губы и потянулась за сигаретой. Чувствовала я себя не очень уютно. Нужно было рассказать баварским ментам про рыжего землячка – задержали бы меня на недельку, ну и черт с ним. Зато Георг был бы жив.
Зигрид еще попереживала, потом вежливо поинтересовалась моими делами. Забыв, что не говорила ей о своей деятельности, я начала рассказывать ей о подмене акварелей Волошина, которые должны были привезти для Жорика Цеперухо. О том, как Жорик в оплату за работу хотел мне всучить путевку в Швейцарские Альпы – мало того, что не сезон, так еще при слове «Альпы» я начинаю чувствовать, как у меня болит давно затянувшаяся шишка на затылке.
– Вот такие у нас бизнесмены, Зигрид. Жорик еще не так противен – когда-то работал гинекологом, и у него до сих пор в глазах осталось что-то проникновенное. Умеет.
Зигрид смотрела на меня, удивленно приоткрыв рот. Когда я наконец обратила внимание на выражение ее лица, то тоже замолчала и уставилась на нее.
– Таня! – тихо спросила Зигрид. – Ты служишь в полиции?
Я почему-то даже застеснялась ее удивления.
– Нет-нет. Я не служу в полиции. Я – частный детектив. Приват. Поняла? Ты нанимаешь меня, я расследую, потом ты платишь мне гонорар.
– Поняла.
Потом мы еще немного пообщались о том и о сем. Зигрид приехала в Тарасов на конгресс немцев Поволжья.
Когда раскрылись окна и двери, наши немцы собрали чемоданы и уселись в очередь за фатерландом. Задача таких, как Зигрид, культурных работников заключалась в том, чтобы доказать нашим скорым на сборы землякам, что и на берегах Волги можно пить апфельвайн, петь «О, танненбаум!» и носить короткие брюки, прошитые разноцветной тесьмой. А те, кто согласится на это, может даже получить немного денег на развитие своего дела.
Особо упорствующих в отъезде далекий фатерланд очень любит и ждет в свое время, о котором вам сообщат особо.
Мы погуляли с Зигрид по городу и расстались до послезавтрашнего вечера. Завтра она была занята по делам конгресса, ну, а на послезавтра мы запланировали какое-нибудь культурное мероприятие. Организацию его я взяла на себя.
Вернувшись домой, я нервно покурила, глядя на небо.
За смерть Георга я чувствовала и свою вину. Ошибок было много: и карманы не изучила у того рыжего, и вообще, в живых его оставила – очень, очень неразумно это было с моей стороны.
Потом я отключила телефон, приняла таблетку снотворного и уснула.
* * *
Самым культурным из моей культурной программы оказался вечер в ночном клубе «Рондо». Заведение дорогое, программа – только для взрослых, праздничек был особо посвящен Тарасовской макаронной фабрике. А так как из-за спины директора этого ОАО явно просматривались толстые щеки нашего губернатора, то общество ожидалось самое приличное.
Шмыгающий носом курьер привез мне два пригласительных билета прямо к завтраку. Я попросила об этой услуге Гошу Абдулфаизова – нашего местного магната, торгующего аппаратурой. Шикарный парень, но, к сожалению, «голубой» и уже пять лет живет семьей с одним рок-музыкантом. Бесполезный случай!
В три часа я была у Зигрид и стала помогать ей облачаться для этого мероприятия. Хорошо, что догадалась захватить с собою несколько своих вечерних платьев. К шести Зигрид была уже похожа на что-то съедобное. Но только сзади. К восьми я сумела ее уговорить чуть-чуть накраситься – здесь вам не Мюнхен, здесь почти столица.
Так как сама я собиралась немного выпить, то вызвала такси.
Мы подъехали вовремя – через час после начала. Я не любительница слушать познавательные речи о макаронах и заслугах нашего губернатора в их производстве.
Зигрид перепугалась, вцепилась мне в руку и только стреляла глазками на наших местных дам, на грудастых телок, разносивших напитки, на развязных мальчиков, танцующих соответствующие данси на сцене.
Пока приятного роста брюнетистый официант вел нас к столику, я успела обняться с самим Гошей.
Как Зигрид вытаращилась на него!
– Какая у тебя приятная подружка, – шутливо прищурился он, – она приехала из Ляповки?
– Нет, из Мюнхена, – сказала я правду. А он подумал, что пошутила.
Два места за нашим столиком оставались пустыми, и я попросила Гошу подсадить к нам кого-нибудь из своих. Он пообещал Жорика Цеперухо с приятелем.
Приятель появился сразу, а Жорика все еще не было. Он появился часа через полтора, хорошо принявший и веселый сверх обычного.
Я к тому времени успела уже и натанцеваться, и даже один раз спихнуть Зигрид какому-то кавалеру. Вот глупышка – она никак не могла поверить, что здесь – самое приличное место в Тарасове.
Когда Жорик Цеперухо плюхнул свои сто двадцать кэгэ на стул, Зигрид уже не вздрогнула – похоже, только-только начала оттаивать.
Жорик сказал мне «привет», моей спутнице – «здравствуйте», потом задрал свой крючковатый нос и громко произнес:
– Дорогие дамы! Разрешите представиться, я – граф Георгий фон Циттенбург!
* * *
Какое выражение лица было у Зигрид – не знаю, но я со своим не сразу справилась. Очнулась лишь после того, как тщетно перерыла всю сумочку в поисках пистолета и, не найдя, высыпала содержимое на стол. Две резинки «Ванька-встанька» упали на пол.
Жорик сиял.
– Вот что значит быть графом! Девушки, как видно, готовы на все! А знаете ли вы, – гордо произнес он и поднял вверх два пальца – этот жест у него сохранился со времен первой профессии, – знаете ли вы, что графы фон Циттенбург – кузены шестой степени родства с самими принцами Уэльскими!
Зигрид схватилась руками за горло и тяжело задышала – ее начало тошнить.
– Жорик! – крикнула я. – Бери даму и помоги вывести на воздух.
– Нихт! – крикнула Зигрид.
Жорик тут же подскочил к ней и тихо спросил:
– Ду бист айдышке?
– Не еврейка она, а немка, веди скорее, – скомандовала я.
Зигрид сопротивлялась пассивно – слишком была ошарашена, меня саму-то озноб бил во всю ивановскую. Пока шла к выходу, я очень внимательно смотрела по сторонам – ожидание подвоха и провокации было очень сильным.
На улице Зигрид прижалась ко мне и разрыдалась. Жорик с непонимающим видом стоял рядом.
– С ней это часто? – спросил он, осторожно косясь на мою подругу.
– Почти, – ответила я невпопад, – Жорик, будь другом, подкинь нас до «Словакии».
Он замялся. Тогда я применила тактику травки-заманихи:
– Помнишь, ты приглашал меня посидеть и выпить?
– Ну? – Жорик напрягся.
– Уложу подругу и с удовольствием посижу с тобой.
* * *
Зигрид лежала на диване, уткнувшись носом в стену, и не шевелилась. Мы с Жориком сидели рядышком за столом. Перед нами – бутылка виски. Жорик пил, курил, говорил и гладил мою коленку. Я курила, слушала и, ссылаясь на головную боль, подливала ему.
– Да дерьмо все это! Вот была настоящая «Столичная» с Кремлем. Видала? Мне еще тогда дядя ее привозил.
– Тот самый дядя?
– Ну да, Макс Иванович. Он сейчас очень поднялся. Магазин антиквариата в Мюнхене, строительная фирма в Ганновере, что ли. Контора юридическая: «Зейдлин и Гальперин».
– Он у тебя Зейдлин или Гальперин?
– А что? Вообще-то он Найдлин.
– А этот титул ты ему давно заказал?
Жорик выпил еще рюмку и тяжело занюхал своим запястьем.
– Мы сюда пришли говорить о моем графском достоинстве или еще для чего-нибудь? Твоя немочка уже давно в осадке, Тань. Ты обещала.
– Тихо, тихо! Я помню все, что обещала. Доскажи наконец, и дело с концом.
