— Зубной порошок и ботинки — да, но не деньги, — ответил тот.
— Любая вещь представляет опасность в руках того, кто знает, как ее использовать, — продолжал ММ. — Я ничего не делал в первую ночь, только спал и гонял крыс. — Он поглядел на начальника. — Еще когда мы заключали пари, я знал, что ничего не смогу предпринять этой ночью, поэтому дожидался следующего дня. Вы, господа, полагали, что мне нужно время, чтобы заранее связаться с кем-то, кто помог бы мне устроить побег, но вы ошибались. Я знал, что могу связаться с кем пожелаю и когда пожелаю.
Начальник некоторое время смотрел на него, потом с глубокомысленным видом продолжил курить.
— На следующее утро, в шесть, меня разбудил надзиратель, который принес мне завтрак, — продолжал ученый. — Он сказал мне, что обед приносят в двенадцать, а ужин — в шесть. Таким образом, в промежутки между завтраком, обедом и ужином я был предоставлен самому себе. Поэтому сразу после завтрака я из окошка осмотрел окрестности тюрьмы. И с первого же взгляда понял, что, сумей я даже вылезти в окно, перелезть через стену не стоит и пытаться, — а ведь моя цель была выбраться не только из камеры, но и из тюрьмы. Конечно, я мог бы преодолеть и стену, но на это потребовалось бы больше времени. Поэтому я пока что оставил эту мысль.
Мои первые наблюдения подсказали мне, что с моей стороны за стеной находится река, а у реки — детская площадка. Впоследствии эту догадку подтвердил надзиратель. Так я узнал одну важную вещь — что при необходимости кто угодно может подойти к стене тюрьмы со стороны реки, не вызывая особенных подозрений. Это стоило запомнить. И я запомнил.
Но что более всего привлекло мое внимание, так это провод, по которому шел ток к электрической лампе: он проходил на расстоянии всего трех-четырех футов под окном моей камеры. Я знал, что это могло пригодиться, если бы мне понадобилось отключить электрический свет.
— Так это вы отключили его сегодня вечером? — спросил начальник.
— Выяснив из окошка все, что можно было выяснить, — продолжал ММ, не обращая внимания на вопрос, — я стал обдумывать, как выбраться из здания. И вспомнил в деталях, каким путем меня вели в камеру, — я знал, что другого пути нет. Семь дверей отделяли меня от внешнего мира. Поэтому, а также из-за нехватки времени, я отказался от мысли выбраться этим путем. Кроме того, пройти через толстые каменные стены камеры я, разумеется, не мог.
ММ замолчал, и доктор Рэнсом закурил очередную сигару. Молчание продлилось несколько минут, после чего профессор Ван Дузен, мастер по части побегов и освобождения из неволи, продолжил свой рассказ:
— Пока я раздумывал, по ноге у меня пробежала крыса. Это дало моим мыслям новое направление. В камере было не меньше полудюжины крыс — я видел их крошечные, как бусинки, глазки. При этом я заметил, что ни одна из них в щель под дверью не лезла. Я нарочно спугнул их, чтобы посмотреть, побегут ли они под дверь. Туда они не побежали, но из камеры исчезли. Следовательно, ушли другим путем. Другой путь означал другое отверстие.
Я стал искать это отверстие и нашел его. Это была старая канализационная труба, давно заброшенная и частично забитая пылью и мусором. Через нее-то крысы и попадали в камеру. Но откуда они брались? Канализационные трубы, скорее всего, ведут за пределы тюремного двора. Эта труба, возможно, заканчивалась в реке или неподалеку от нее. Следовательно, оттуда и приходят крысы. Раздумывая, проходят ли они весь путь по трубе или только часть его, я решил, что весь, потому что вряд ли в прочной стальной трубе было еще какое-то отверстие, кроме выхода из нее.
Когда надзиратель принес мне завтрак, он, незаметно для себя, сообщил мне две важные вещи. Во-первых, семь лет назад в тюрьме заменили всю систему канализации; во-вторых, река находится всего в трехстах футах отсюда. Теперь я точно знал, что труба — часть старой канализационной системы; знал я и то, что ведет она прямо к реке. Но куда она выходит: в воду или на сушу?
Этот вопрос тоже следовало решить. Я нашел ответ на него, изловив несколько крыс. Мой тюремщик был удивлен, когда застал меня за этим занятием. Я осмотрел не меньше дюжины крыс. Они были абсолютно сухими и попадали в камеру по трубе, но главное — это были не домовые крысы, а черные, то есть полевые. Значит, другой конец трубы выходит в поле, по ту сторону тюремной стены. Что ж, неплохо.
Далее, я понимал: если я не хочу, чтобы мне помешали, необходимо отвлечь внимание охраны. Видите, вы усложнили мне задачу, сказав начальнику, что побег — моя цель, так что мне пришлось наводить его на ложный след.
Начальник посмотрел на него грустными глазами.
— Прежде всего, нужно было, чтобы он решил, будто я собираюсь связаться с вами, доктор Рэнсом. Итак, я написал записку на клочке полотна, который оторвал от своей рубашки, адресовал ее доктору Рэнсому, завернул в пятидолларовую купюру и бросил в окно. Я знал, что часовой покажет ее начальнику, но рассчитывал, что он отправит ее по адресу. Она у вас, эта первая записка?
Начальник достал шифровку.
— Но что, в конце концов, это значит? — спросил он.
— Прочитайте с конца, начиная с буквы Э, и не обращая внимания на границы слов, — сказал ММ. Начальник последовал его указаниям.
— «Э-т-о… это», — начал он, какое-то время изучал записку, потом с ухмылкой прочитал ее всю: — «Это не тот способ, которым я убегу». И зачем вам понадобилось писать такое? — спросил он, все еще ухмыляясь.
— Я рассчитывал, что записка отвлечет ваше внимание, как оно и вышло, — объяснил ММ, — а если бы вы догадались, что там на самом деле написано, это было бы вроде дружеской шутки.
— Чем вы это писали? — спросил доктор Рэнсом, осмотрев клочок полотна и передав его Филдингу.
— Вот, — сказал недавний узник, вытягивая ноги. На них были те же ботинки, в которых профессор отправился в тюрьму, но глянец сошел с них, ваксы совсем не осталось. — Черная вакса, разведенная в воде, служила мне чернилами, а из металлического наконечника шнурка вышло отличное перо.
Начальник взглянул на него и вдруг рассмеялся с облегчением, оттого что загадка разрешилась таким забавным образом.
— Вы неподражаемы, — сказал он в восхищении. — Продолжайте же!
— Это заставило начальника произвести обыск у меня в камере, чего я и добивался, — возобновил рассказ ММ. — Мне нужно было, чтобы начальник взял за правило обыскивать мою камеру и, прискучив безрезультатными поисками, бросил это занятие.
Начальник покраснел.
— Затем он забрал мою белую рубашку и дал мне тюремную робу. Он был уверен, что от рубашки оторван один клочок, не больше. Но пока он обыскивал камеру, еще один лоскут той же самой рубашки размером три на три дюйма, скатанный в маленький шарик, был у меня во рту.
— Еще один лоскут от той же рубашки? — удивился начальник.
— Грудь у всех крахмальных белых рубашек шьется на двойной подкладке. Я вырвал один слой — я знал, что вы этого не заметите. Вот и все.
Последовала недолгая пауза; начальник смотрел на собравшихся, смущенно улыбаясь.
— Избавившись на время от начальника, которому теперь было над чем подумать, я сделал первый серьезный шаг на пути к свободе, — продолжал профессор Ван Дузен. — Вы помните, какими сведениями я уже располагал. С большой долей вероятности можно было предположить, что труба выходит на детскую площадку где-то за стеной; я знал, что там целый день играют мальчишки и что крысы попадают в мою камеру именно оттуда. Зная все это, как связаться с внешним миром? Во-первых, решил я, мне нужна длинная и достаточно прочная нитка, поэтому… да вот смотрите. — Он закатал брюки, и все увидели, что оба носка из хорошей, крепкой пряжи были частично распущены сверху. — Я распустил их — это оказалось совсем не сложно — и стал счастливым обладателем крепкой нити длиной в четверть мили. Затем, — и это стоило мне немало труда, уверяю вас, — я описал свое положение вот этому джентльмену, — он указал на Хатчинсона Хэтча. — Я надеялся, что он поможет мне, рассчитывая на сенсационный репортаж. К клочку ткани я крепко привязал десятку — нет лучшего способа привлечь чей-нибудь взгляд — и написал на нем: «Нашедшего просьба передать эту записку Хатчинсону Хэтчу, “Дейли американ”, который даст предъявителю еще десять долларов».
Далее нужно было сделать так, чтобы записка оказалась за стеной, на площадке, где какой-нибудь мальчишка мог бы подобрать ее. Из двух возможных способов я выбрал лучший. Поймав крысу — я уже сделался специалистом по их ловле — и привязав записку и деньги к одной ее лапке, а нитку к другой, я выпустил крысу в трубу. Рассудив при этом, что естественный страх заставит животное бежать до тех пор, пока оно не окажется снаружи. Очутившись на земле, крыса остановится и попытается перегрызть нитку, которой я привязал клочок полотна и деньги.
