Последний довод подействовал. Он махнул рукой.
- Шут с тобой! Иди выписывай командировку.
- Давно бы так! - с воодушевлением встретил я его Вешение. - Клянусь, мы разбудим этот дремотный город, заставим его содрогнуться от гнусности и бессмысленности существования, заставим поверить, что чистить зубы два раза в день - еще не главное в жизни.
- Поживем - увидим, - философски заключил главный. Вырвал листок из блокнота, протянул мне. - Это номер телефона следователя Дробышева. Обязательно ему позвони.
В дверях столкнулся со своим бывшим другом, будто "Титаник" с огромным айсбергом. Даже ощутил, что получил "пробоину" ниже ватерлинии.
- Ты куда это разбежался? - спросил Роман удивленно.
- По делам, естественно, - ответил дипломатично и пулей вылетел за дверь.
Глава 4
Прежде чем ехать на встречу со следователем, заскочил в железнодорожные кассы и купил билет на поезд "Новосибирск - Адлер".
Следователь Дробышев, рыжеватый парень с одутловатым болезненным лицом, занимал тот самый кабинет, в котором я благополучно проработал около года. В нем даже сохранились следы моего пребывания - красочная репродукция "Моны Лизы" на стене. Поделился этим открытием с Дробышевым. Он встретил новость довольно равнодушно. Из этого я сделал вывод, что его мучает больная печень, а сегодня утром жена накормила слишком жирным завтраком.
- Это вы написали заметку об убийстве Шипилина? - спросил он бесцветным голосом, отводя взгляд в сторону.
Я ответил шутливо:
- А как вы догадались?
Но он шутки не принял. Нет. Даже поморщился, будто проглотил горькую пилюлю, поднял на меня глаза. А в них... О Боже! За что же он меня так ненавидит?! Что плохого я сделал этому человеку, чтобы так на меня смотреть?
- Под ней ваша фамилия, - ответил без тени улыбки на официальных устах.
Я понял, что он ненавидит не конкретно меня, а в моем лице - всю пишущую братию. И чувство это уже устоявшееся, давно, так сказать, перебродившее. Когда-то чем-то ему, надо полагать, очень не угодили журналисты.
- Если под ней моя фамилия, то запираться и отрицать считаю занятием бессмысленным и несерьезным. Поэтому признаюсь: да, эту, как вы изволили выразиться, заметку написал действительно я.
- Вы утверждаете в ней, что видели убийцу. Так?
- Я утверждаю, что видел вероятного убийцу. Вы ведь понимаете, э-э... Простите, не знаю, как вас звать-величать?
- Родион Иванович.
- Так вот, Родион Иванович, окончательный вывод может сделать только суд, верно?
- А отчего вы решили, что это был вероятный убийца?
- Потому что он бежал из зала сломя голову и едва не сбил меня с ног. От его удара плечом у меня до сих пор грудь побаливает.
- Как он выглядел?
- Двухметрового роста, с массивной фигурой, где-то килограммов под сто двадцать, никак не меньше. Был одет в домино и полумаску.
- Каких-либо иных примет не заметили?
- К сожалению, нет. Я видел его лишь мгновение.
- Не густо, - проговорил Дробышев многозначительно.
Достал из ящика стола пачку "Родопи", закурил, долго неприязненно меня рассматривал, беззвучно шлепая толстыми губами, будто разговаривая сам с собой. Это называлось - держать паузу. Я невольно улыбнулся. Это следователю очень не понравилось. Взгляд его все более наливался лютостью и сатанизмом. Направляясь сюда, я думал рассказать о том странном разговоре в приемной, когда был принят за Струмилина, но сейчас понял, что этого делать не нужно.
- От вашей редакции на юбилей был приглашен Струмилин? Это так? наконец спросил следователь.
-Да.
- В таком случае каким образом вместо него оказались вы?
- Мне дал задание наш главный редактор. Ему Струмилин позвонил и сообщил, что у него острый приступ аппендицита. Поэтому шеф отправил на юбилей меня.
- А вы в курсе, что Струмилина убили?
- Да. Мне об этом сообщили в редакции.
- Кто сообщил?
У меня в голове что-то щелкнуло, и кто-то умный, там сидящий, сказал: "Внимание! Опасность!" И, надо сказать, вовремя. В редакции об убийстве Вени я ни с кем не разговаривал. Это легко проверить, назови я кого-то конкретного. Тогда возникнет резонный вопрос: откуда же я об этом знаю? Необдуманным ответом очень легко попасть в подозреваемые. А там и до обвиняемого рукой подать.
- Уже не помню, кто конкретно, - ответил и понял, что прозвучало это совсем не убедительно.
Понял это, к сожалению, и Дробышев. Подозрительность на его лице уже вызрела до ярко-красной спелости.
- Странно, - проговорил он, буравя меня желтоватыми глазками. - Но ведь вы утром намеревались его навестить? Или я что-то путаю? - И он впервые позволил себе улыбнуться.
Тучи над моей головой стремительно сгущались. В шахматах это называется матовой ситуацией. Я лихорадочно искал выхода из нее, но, как назло, ничего оригинального на ум не приходило. И чтобы как-то вывернуться, дать себе передышку, вновь обратился за помощью к любимой латыни.
- Манифэстум нон эгэт пробационэ (Очевидное не нуждается в доказательствах), - изрек многозначительно.
Но этот рыжий дьявол знал латынь не хуже меня и лишь рассмеялся. Нехорошо так рассмеялся.
- Еще как нуждается, Андрей Петрович. Но вы так и не ответили на вопрос.
- Да, я действительно хотел с ним повидаться и даже намеревался это сделать. Но, увы.
- Вот как?! - изобразил удивление Дробышев. Он теперь чувствовал себя хозяином положения и позволил себе расслабиться, поиздеваться надо мной. - И что же вам помешало?
И тут я вспомнил слова Тани о западающем клапане мотора моего "шевроле" и ухватился за это, как утопающий за соломинку.
- У моей машины что-то мотор барахлит. Заезжал на станцию техобслуживания.
- Ну-ну, - не поверил следователь. - А квитанция у вас есть о техобслуживании?
- К сожалению, там оказалась слишком большая очередь. А у меня была назначена встреча в издательстве, - вывернулся я из щекотливой ситуации, но тут же попал в новую.
- А о чем вы хотели поговорить со Струмилиным? - спросил Дробышев, усмехнувшись.
Вопрос застал меня врасплох. Я совершенно не был к нему готов. Черт возьми! Какой же я самоуверенный болван! Ведь вопрос напрашивался сам собой. Отчего же я о нем не подумал заранее? Скоро, кажется, я совсем перестану себя уважать.
Время шло. А отвечать нечего. Я растерялся совершенно. Даже вспотел от напряжения.
- Да так, ни о чем, - промямлил, будто уличенный в подглядывании за делами взрослых маленький пакостник. - Просто хотел навестить, поинтересоваться его здоровьем.
Следователь теперь уже совсем не скрывал своего ко мне презрения, смотрел так, словно перед ним сидел не человек - венец творения Космоса, а какое-нибудь прозрачное амебное существо. И по большому счету он был прав. Мне еще надо много потрудиться, чтобы завоевать право называться хомо сапиенс. Точно.
- Вы сказали вашему главному редактору, что хотите задать Струмилину пару вопросов. Или я опять что-то путаю?
Так, значит, это наш "историк" меня сдал? Ситуация! Что же теперь делать?
- Ну да, именно так я и сказал. Поскольку он часто вращался в тех кругах, то я хотел его расспросить о Шипилине, возможной причине его убийства и о том гиганте, который меня едва не изувечил, - ответил я и с облегчением вздохнул - кажется, мне удалось-таки вывернуться.
- Ну-ну, - с недоверием, многозначительно буркнул Дробышев.
Это его "ну-ну" еще дорого мне обойдется. Я еще пожалею, что не рассказал ему всей правды, но сейчас я был очень доволен тем, что мне удалось отделаться легким испугом.
Следователь записал мои показания. Я с ними ознакомился и удостоверил правильность своей подписью.
Вечером позвонила Таня.
- Что делаете?
- Лежу вот, думаю, что бы такого выдающегося оставить потомкам в память о себе.
- Надо же! - прыснула она. - А мне показалось, что вы об этом никогда не задумывались.
- Неужто я выгляжу таким узколобым и примитивным?
- Нет, выглядите вы вполне нормальным, как человек, у которого никогда не было и нет проблем. А над этими вопросами человек задумывается, когда возникают серьезные осложнения.
Надо же!.. Из этой славной девушки со временем вырастет крупный философ, это точно. Если она в восемнадцать приходит к подобным обобщениям, то что будет лет в тридцать?
- Ты что звонишь? Есть какие-то предложения?
- Просто хотела сказать, что у нас недавно был инспектор уголовного розыска, расспрашивал меня - не видела ли чего?
- Ну и?
- Сказала, что никого не видела и ничего не слышала. Вот! - Таня явно гордилась своим поступком.
- А не кажется ли тебе, девушка, что ты нарушаешь одну из основополагающих заповедей учителя нашего Иисуса Христа?
- Ой, я как-то об этом не подумала! - воскликнула она. - Но это еще не поздно исправить. Инспектор оставил мне телефон. Я сейчас же ему позвоню.
Нет, она положительно мне нравилась.
- Лучше не надо. Лучше я помолюсь за тебя, грешница.
