Но сначала я сняла костюм и наконец вздохнула свободно. К трем часам дня все уже было готово. Я решила, что теперь могу отдохнуть, спокойно посидеть в кресле в гостиной, выпить кофе и просто немного расслабиться. Так я и поступила. Но уже через пятнадцать минут я просто не находила себе места от нетерпения. Было невозможно вот так спокойно сидеть и ждать, пока Эрнесто вернется и все мне расскажет. Я решила снова заняться уборкой. На самом деле в доме было довольно чисто, но я принялась за то, что моют не каждый день. Фланелевой тряпочкой протирала створки шкафов, полировала до блеска металлические ручки, натирала полы воском. Даже испекла печенье. У меня был записан рецепт пирога из артишоков, но я остановилась на печенье. К пяти часам я уже падала с ног от усталости. И все сильнее нервничала. Эрнесто никогда не приходит домой раньше девяти, а я, если и дальше буду продолжать в том же духе, через четыре часа буду лежать в постели, не в силах пошевелиться. А ведь к тому часу мне нужно, как никогда, быть бодрой, сосредоточенной и очень внимательной.
Так что я решила взять быка за рога и поехала на работу к Эрнесто. И на входе в здание мне встретилась та самая брюнетка, с которой мы чуть было не пересеклись сегодня утром в квартире Твоей. Я захотела было проследить за ней. Но раздумала. Вошла, поздоровалась с девушкой в приемной. Она была чем-то занята и заметила меня не сразу. Прежде чем пройти дальше, я задала ей несколько вопросов.
— Эта высокая брюнетка, которая только что ушла… Мне кажется, я откуда-то ее знаю. Она здесь работает?
— Нет, это Чаро, племянница Алисии Сориа.
— А, Алисия наконец-то здесь…
— Нет, и это странно, она даже не позвонила.
— И ее племянница волнуется?
— Наверное, со мной она даже не поздоровалась, сразу же прошла к лифту и поднялась наверх.
— Ладно, ее тетя уже взрослый человек, сумеет о себе позаботиться, — сказала я и тоже вошла в лифт.
Я поднялась на этаж к Эрнесто. Дверь его кабинета была приоткрыта, так что из коридора мне было его прекрасно видно. Он сидел за абсолютно чистым письменным столом, весь какой-то озабоченный, с потерянным взглядом. А занят он был только тем, что ломал канцелярские скрепки: сначала разворачивал проволочные дужки, потом рвал их на мелкие кусочки. Я решительно вошла:
— Привет, Эрнесто, тебе уже сказали, что я приезжала сюда утром? Я забыла передать, что ты приедешь лишь к полудню, и так как у меня были кое-какие дела в центре… — С этими словами я села напротив.
Не знаю, знал ли он уже о том, что я была здесь утром, или только что услышал, но, кажется, его это не особо волновало, потому что он ничего мне не ответил. Вместо этого он вдруг совершенно неожиданно для меня пробормотал:
— Какое совпадение, я как раз думал о тебе.
Я взглянула на разломанные скрепки у него на столе.
— И что же ты думал?
— О разговоре, который предстоит нам сегодня вечером.
— За этим я и приехала. У меня выдалось свободное время, и, думаю, не стоит вести такой важный разговор поздно вечером. Кажется, ты чем-то взволнован.
— Да, я взволнован, Инес, — сказал он, потянулся через стол и взял мои руки в свои.
Думаю, мы с Эрнесто не держались за руки уже лет пятнадцать или шестнадцать. Моя мама говорила: «Букет цветов от мужчины опаснее, чем его же пощечина». Но мне так понравилось, что он схватил меня за руки…
Эрнесто продолжил, глядя мне прямо в глаза:
— То, о чем я должен с тобой поговорить, очень важно. Возможно, это причинит тебе боль. — У него было подходящее к случаю испуганное выражение лица. — Но ты моя жена, и я должен тебе об этом рассказать. Мы уже двадцать два года вместе…
«Всего лишь двадцать, Эрнестито, даже в этом ты начинаешь путаться», — подумала я, но не стала его поправлять, это показалось мне неуместным.
— Ты и Лали — самое главное, что есть у меня на свете, — сказал он со слезами на глазах.
Я сжала его руку и сказала:
— Знаю, Эрнесто.
— Если бы я мог промолчать, не впутывать тебя во все это, клянусь, я бы так и сделал.
— Эрнесто, прошу тебя, доверься мне.
— Дело не в доверии, дело в том, что я не хочу причинять тебе боль.
«Ой, жизнь моя, да причини ты мне наконец немного боли и давай разом покончим со всем этим!» — подумала я, а вслух ответила:
— Эрнесто, я кажусь слабой женщиной, но внутри я очень сильная. И потом, я всегда буду с тобой, Эрнесто.
— Спасибо, любовь моя.
Он произнес «любовь моя»! Эрнесто никогда не называл меня своей любовью, даже когда уговаривал лечь с ним в постель в первый раз. Самое нежное, что он говорил мне за всю жизнь, это — «я тоже» в ответ на мое «люблю тебя». «Давай, Эрнесто, скажи, что именно „ты тоже“?» — разочарованно спрашивала я его в первые годы. Позже я привыкла к его молчанию. Эрнесто немногословен по натуре. А тут ему приходится ходить вокруг да около, чтобы рассказать мне о Твоей.
— Я не хотел бы, чтобы эта история как-нибудь испортила наши отношения, ведь мы столько лет были счастливы…
«Не беспокойся, отношения наши портит лишь то, что ты тряпка», — подумала я, но ничего не ответила.
— Я… Ты ведь знаешь Алисию, мою секретаршу, да?
— Да, конечно.
— Не расстраивайся, Инес, только Алисия и я…
— Алисия и ты, что?
— Мы с ней втянуты в такую ситуацию… сложную…
— Эрнесто, да не ходи ты вокруг да около, скажи мне, что должен сказать, я готова.
Эрнесто глубоко вздохнул, посмотрел мне в глаза и выпалил:
— Алисия меня сексуально домогалась.
Я чуть не засмеялась:
— Поверить не могу!
— Да, это очень печально, я никому не хотел об этом рассказывать, хоть и пережил несколько очень неприятных моментов.
— Представляю себе…
— Никому такого не пожелаю.
— Да уж.
Сначала я заподозрила его во лжи, но потом поняла: если это правда, то все совпадает. Ведь действительно все найденные мной письма были адресованы Эрнесто, и я не знаю, отвечал ли он на них, а если отвечал, то как именно. Я же сама решила, что билеты в Рио могла купить только она. Я почти готова была принять его объяснение, но тут вспомнила про фотографии, те самые, что лежали рядом с револьвером. Интересно, как же Твоя заставила его раздеться, чтобы позировать? И даже улыбаться в камеру, будто бы говоря: «Виски». Стоит начать сомневаться в своих собственных выводах, как тотчас окончательно запутаешься, и я запуталась. Ведь ясно, что Эрнесто мне лжет. Но важно не это, важно, почему он так делает. Эрнесто лжет, потому что любит меня — это так просто и все объясняет. Зачем рассказывать мне о своей измене, если это уже дело прошлое? «Эрнесто — чудесный человек», — подумала я. Не то что другие, которые сначала ходят налево, а потом бегут домой каяться: «Дорогая, я не могу тебе лгать, должен признаться, что я изменил тебе с твоей лучшей подругой». — «Так солги же, сукин сын, я заслуживаю хотя бы этого!» — нужно бы ответить такому распутнику. Конечно же Эрнесто не распутник. Просто образцовый мужчина: он не говорит мне правды, не обвиняет меня в своих грехах, в общем, ведет себя так, как следует.
— Я бы никогда не рассказал тебе об этом, если бы не произошло нечто ужасное…
— Эрнесто, не пугай меня… — Мне самой понравилась эта фраза, думаю, она очень подходила к случаю.
— Ты помнишь, как поздно вечером мне позвонили и я должен был уехать, да?
— Да.
— Это была она, она сказала, что если через полчаса мы не встретимся возле пруда Палермо, то она совершит нечто безумное. Пойми, я не мог допустить, чтобы эта женщина покончила с собой.
— Как же я могу не понять тебя, Эрнесто?
— И я поехал туда. Я обманул тебя, прости, никакого совещания на работе не было. Я должен был ее остановить.
Я кивнула головой.
— Мы с ней встретились, и она решила, что я приехал совсем с другой целью — чтобы уступить ее домогательствам… Представляешь себе, Инес?
— Эта женщина была просто сумасшедшей, Эрнесто! — вскрикнула я. И сразу поправилась: — Эта женщина просто сошла с ума!
— Она кинулась ко мне, хотела поцеловать… Не знаю, мне так стыдно рассказывать тебе об этом.
— Эрнесто, успокойся, я же твоя жена.
Эрнесто поцеловал мне руки.
— И тут произошел несчастный случай. Я пытался отодвинуться от нее, не хотел, чтобы она меня трогала, целовала. Она же не понимала слов и решила действовать. Схватила меня за плечи… И я, чтобы освободиться, оттолкнул ее. И тогда…
Я нарушила тревожную паузу, ударив ладонью по столу: бум!
— Она упала, и очень неудачно — ударилась головой о ствол дерева.
— Какой ужас! — вскрикнула я, прикрывая рот ладонью.
— Злой рок, — сказал Эрнесто.
— Прискорбный несчастный случай, в котором никто не виноват, — добавила я.
— Именно, — согласился Эрнесто.
Я нежно погладила его по щеке, мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Он снова стал целовать мне руки.
