Он почесал переносицу:
— Не благодари особо. Мне от тебя и услуга нужна. У наших деловых партнеров — юбилей фирмы, нужно вручить им адрес и подарок. Сама понимаешь, на такое мероприятие без дамы неудобно…
— Да я с удовольствием.
Он кивнул:
— Захвати вечернее платье, а то в приглашении сказано: форма одежды — смокинг. Может, для смеху приписали? — с надеждой спросил он, и мы прыснули. Всем была известна нелюбовь Каратаева к галстукам, а тут — смокинг! — Зато обещают роскошный ужин и каких-то потрясающих артистов, так что заодно и развлечешься.
После его ухода Зина многозначительно улыбнулась, и я сердито сказала ей:
— И ни к чему здесь твои многозначительные взгляды, вот что! Почему, когда Костик звал меня на выходные за город, ты так не улыбалась, а стоит Каратаеву даже просто посмотреть в мою сторону…
— Да потому что до Костика тебе дела никакого нет. Зато, когда ты разговариваешь с Каратаевым, хорошеешь необыкновенно! Да ладно, можешь не сознаваться, я и так вижу, что он тебе нравится. Скажешь, нет?
Я промолчала.
Утром, еще затемно, Каратаев заехал за мной.
Услышав сигнал машины от ворот, я одним глотком допила кофе, чмокнула тетю, подхватила сумку и спустилась с крыльца.
Александр Алексеевич курил в машине, приспустив стекло.
Он с интересом посмотрел на меня и почему-то вздохнул:
— Завидую людям, которые умудряются хорошо выглядеть по утрам…
Он выбросил сигарету, и мы помчались по еще пустым, по случаю субботнего утра, городским улицам.
В дороге мы почти все время молчали, слушали треп ведущих «Русского радио».
Часов в десять утра Каратаев остановился у придорожного кафе.
— Перекусим? Это кафе держит мой приятель, у них хорошая выпечка и кофе варят отменный, тебе понравится.
Я кивнула, спустила ноги на землю. После нескольких часов в машине, в голове у меня чуть штормило, и я постояла несколько секунд, ожидая, когда мир вокруг меня прекратит движение.
В это время я увидела светловолосую женщину, которая слетела с крыльца и бросилась на шею Каратаеву. Было заметно, что она ждет ребенка. Она обернулась к дому и закричала:
— Тимур, скорее иди сюда! Саша приехал!
От дома к нам спешил, довольно сильно прихрамывая, невысокий усатый крепыш:
— Привет, земеля! Ты, по-прежнему, как снег на голову! Хоть бы предупредил! Маша, между прочим, только недавно вспоминала, что давно не виделись.
После дружеских объятий Каратаев вспомнил обо мне. Обернувшись, сказал:
— Знакомьтесь, это Полина.
Маша сощурилась и медленно протянула:
— Каратаев, да неужто…
Он решительно прервал ее:
— Маша, мы просто проездом, вот, везу Полину в санаторий, мать ее там лечится. Так что можешь напоить нас своим обалденным кофе, и мы помчимся.
Маша с недоверием приподняла брови:
— Саша, что я слышу?! Ты отказался от любви к чудному растворимому напитку со сгущенкой?!
Мы все рассмеялись, а Каратаев почесал в затылке:
— Ну любит человек сладкое, что ж теперь?
Маша подхватила меня под руку и повела в дом:
— Как только ни приучали его к хорошему кофе, ничего не выходит. Зато говорят, что сладкое любят очень добрые люди.
Я кивнула, оглянувшись через плечо на Каратаева:
— Это точно.
Маша накормила нас замечательными треугольными пирожками со страшно острой начинкой, которые они называли самсой, и слойками с сыром, и зеленью. А кофе и в самом деле оказался чудесным.
Тимур сказал:
— Настоящий кофе готовят в песке, иначе он никогда не получится таким вкусным.
Мужчины спустились с веранды и закурили.
Я тихо спросила у Маши:
— А почему Тимур назвал Александра Алексеевича земляком? Он и в самом деле из наших мест?
Маша снисходительно улыбнулась:
— Нет, конечно, Тимур родом из Узбекистана. Это Саша нас перетащил в свои родные места, когда у нас дома беспорядки начались. А земляк — потому что служили вместе. Понимаешь, все, кто служил вместе в горячих точках, себя земляками считают.
— А где они служили?
— На южной границе. Саша — военный инженер-строитель, они там мосты строили, а Тимур у него в части ротным был. Да разве Саша тебе не рассказывал?
— Нет. Он вообще не рассказывал, что служил.
Она вздохнула:
— Они не любят вспоминать об этом. Правда, бывает, сидят за столом, все вроде хорошо, а зайду — лица у обоих пасмурные, водку в руках греют. Знаю: вспомнили ребят погибших, друга своего, Алексея. Они еще с военного училища вместе, пять лет прослужили рядом, а погиб он перед самой демобилизацией.
Каратаев заглянул на веранду:
— Поехали, пора нам.
Маша начала уговаривать его заехать на обратном пути, но он отрицательно покачал головой:
— Назад вернемся другой дорогой, придется заехать в одно место. Юбилей у делового партнера, не годится обижать. Там и заночуем, а завтра — домой.
Тимур пожал ему руку на прощанье:
— Заезжай, братишка, здесь тебе всегда рады. Искандер скучает сильно, узнает, что был — расстроится.
Каратаев кивнул:
— Даст Бог, свидимся.
В машине я спросила:
— А кто это — Искандер?
Он неохотно сказал:
— Сына так назвали. — Покосился на меня и добавил: — В мою честь, между прочим.
Я не удержалась:
— А чего ж не Алексеем?
Он принужденно засмеялся:
— Вот поражаюсь я вашему женскому умению обменяться информацией в рекордно короткие сроки. Ультразвуком вы общаетесь, что ли? Вроде обсуждали рецепт самсы, а вон куда зашли.
Я слегка обиделась, замолчала.
Он вынул сигарету, закурил. Неожиданно продолжил тему:
— Слово мы дали. Если родятся сыновья, назвать в честь друзей. А у Тимура старший сын, и три дочки. — Он засмеялся: — Но надежды исполнить зарок он не теряет, как видно.
Посчитав тему исчерпанной, он прибавил громкость, и дальше ехали молча. Впрочем, не думаю, что он особо прислушивался к радио.
Я позвонила маме, чтобы не свалиться, как снег на голову.
Когда мы подъехали к воротам санатория, мама уже ждала меня там.
Уж не знаю, о чем они беседовали с тетей, но только она внимательно рассмотрела Каратаева.
Он неожиданно церемонно представился ей, уселся в машину, договорившись о том, что вернется за мной в шесть часов вечера, и отбыл, провожаемый нашими взглядами.
Мы с мамой тихо шли по аллее.
Я расспрашивала ее о самочувствии, о соседке по комнате, о том, как их кормят… Мама взяла меня за руку и неожиданно спросила:
— И сколько лет твоему Александру Алексеевичу?
— Сорок два. Но он — вовсе не мой!
Мама грустно улыбнулась:
— Мне он тоже понравился. Я понимаю, он старше, от него исходит уверенность в себе, опять же немалую роль в этой уверенности играют руководящее положение, дорогая одежда и машины, его деньги…
Я оскорбленно завопила:
— Мама, что же я, по-твоему, из-за денег? И вообще, вы с тетей все-таки все неправильно поняли. Ему до меня и дела нет! Он со мной и не разговаривает никогда, и видимся мы только по необходимости…
Она кивнула:
— Это означает только одно: он тоже понимает, что тебе не пара. Он, наверное, и в самом деле очень хороший человек, этот Каратаев.
Упавшим голосом я подтвердила:
— Очень.
Мама улыбнулась мне:
— Ты же знаешь, что мы с Ириной хотим, чтобы ты была счастлива. Ты уже достаточно взрослая, чтобы сама распоряжаться своей судьбой, но житейского опыта у тебя нет вовсе. Я очень надеялась, что ты встретишь и полюбишь своего сверстника, у вас будут общие воспоминания, вы будете вместе взрослеть. И, может быть, у меня будет внучка, похожая на тебя…
Я умоляюще попросила:
— Мамочка, давай не будем об этом, ладно? Ничего непоправимого в моей жизни не случилось, и я тебе первой расскажу, если будет что. Договорились?
Мама кивнула мне и вздохнула:
— Ну, кому же счастье, как не тебе, девочка…
Мы погуляли с мамой в парке, а потом устроились в беседке около пруда. Лебеди и дикие утки подплывали к самой кромке воды, и мы бросали им кусочки хлеба. Утки затеяли веселую возню у берега, и мы смеялись, наблюдая за ними.
Мама отправилась на очередные процедуры, а я осталась ждать ее у главного крыльца лечебного корпуса.
До назначенного времени оставался почти час, но около ворот я заметила знакомую машину. Впрочем, Каратаева в ней не было.
Повернув назад, я увидела его дружески беседующим с высоким крупным мужчиной, но подходить не стала. К этому моменту ко мне вышла мама. Она тоже заметила Каратаева и сказала, кивнув на его спутника:
— Это директор санатория. Представь, он сам меня смотрел и сделал все назначения.
Каратаев, наконец, увидел, что мы рассекретили его присутствие, и простился со спутником, дружески пожав ему руку.
