в самом начале и в конце. Она отдает мне паспорт, который я прячу в потайной кармашек, подмигивает мне и желает счастливого полета.
К вечеру августовское тепло спадает, и дышать становится легче.
Эверт Гренс медленно прогуливается мимо вилл, окруженных темно-зелеными, несмотря на засушливое лето, лужайками. Уютно жужжат вращающиеся поливальные машины, словно живые существа, охраняющие каждая свой сад.
Дом, последний в длинном ряду массивных однотипных построек, встречает его большими освещенными окнами. Усталый скрип калитки – и комиссар пересекает двор, выложенный каменной плиткой. Здесь есть обо что споткнуться: футбольный мяч, два велосипеда с опорными колесами, фрисби и перевернутый скейтборд. Гренс стучится в круглое окошко на входной двери, одновременно нажимая кнопку звонка.
– Я открою! – отзывается изнутри сразу несколько голосов.
Гренс слышит топот множества ног, спешащих наперегонки к двери – и перед ним появляется мальчик лет семи-восьми в компании двух младших сестер в пижамах, отставших на каких-нибудь полшага.
– Привет, мама или папа дома?
– Кто вы?
– Меня зовут Эверт, и я…
– А меня Якоб. А это Матильда и Вильям.
– Привет, Матильда! Привет, Вильям! Дома мама или папа?
– И мама, и папа.
– Позовите их.
Гонки возобновляются, на этот раз в сторону гостиной через прихожую, и продолжаются, насколько может слышать Гренс, на дальней стороне террасы. Спустя несколько минут к комиссару приближаются мужчина и женщина, с разных концов дома. Это родители – он узнает их по материалам камер слежения. За последние три года они постарели по меньшей мере на десять лет.
– Вы нас искали?
– Эверт Гренс, криминальная полиция округа Сити. Можете уделить мне минутку?
Они выбрали кухню. Так бывало чаще всего во время его посещений. Сколько чашек кофе выпил Гренс, пока подозреваемые, или преследуемые, или жертвы преступлений открывали ему душу. Сколько липких булочек с корицей съел.
Эта кухня выглядела, как и остальные – круглый стол, накрытый скатертью, и множество стульев разной величины: для взрослых и детей. Холодильник, дышащий толчками, серая полосатая кошка, пьющая воду из стеклянной миски, и старинный сервант с зажженной стеариновой свечой.
Они понятия не имели, что заставило комиссара криминальной полиции постучаться в их дверь и зачем он здесь, но с самого начала знали, о ком пойдет речь. Последние три года семья из пяти человек жила мыслями об отсутствующем шестом. Мужчина и женщина, так быстро состарившиеся, обменялись быстрыми взглядами. Как будто договорились, кто будет говорить о ней на этот раз.
– Якоб – он открывал вам – брат-близнец Линнеи. Мы с женой прошли через ад. Но даже мы не представляем себе, что пришлось вынести ему.
Взгляд у отца усталый. На висках сеть мелких морщинок, белки глаз в красных прожилках. Давно ему не доводилось спать всю ночь до утра.
– Зато младшие совсем ее не помнят. Матильде было два года, а Вильяму шесть месяцев, когда Линнея пропала. Для них она всего лишь девочка с фотографий. Линнея, воспоминания о которой наводят на людей грусть.
В глазах матери больше скорби, чем усталости. Возможно, она спит лучше супруга, но точно давно не смеялась.
– Вот это…
Гренс достает из внутреннего кармана пиджака свернутый листок бумаги – копию документа, который лежал в папке с материалами расследования.
– Вы подавали прошение об объявлении ее мертвой.
Гренс приложил все усилия, чтобы это прозвучало не как упрек.
– Я хотел бы попросить вас отозвать его.
Он отодвигает чашку и блюдце с булочкой и кладет бумажку на стол. Как будто она – вещественное доказательство, что-то вроде холодного оружия с их отпечатками пальцев.
Хотя в каком-то смысле так оно и есть.
– Простите, не поняла…
– Ну, я сказал…
– Я слышала, что вы сказали. Мы с мужем действительно подавали это прошение. Я только не понимаю, при чем здесь вы. Скоро три года, как наша маленькая девочка бесследно исчезла. И вы, комиссар Гренс, – вас ведь так зовут, если я правильно расслышала? – не принимали ни малейшего участия в ее поисках. Зато теперь, выпив с нами чашку кофе, требуете, чтобы мы…
Она не выглядит разгневанной, как этого можно было ожидать. Ни отчаявшейся, ни разочарованной, ни смирившейся – хотя имеет на это полное право. В ее словах не слышится ничего, кроме здравого смысла. Только голые факты, под напором которых незнакомому полицейскому ничего не останется, кроме как встать, извиниться и уйти.
– Вы поняли правильно, это и есть то, о чем я прошу.
Тогда вместо него поднимается она. И принимается делать то же, что и он, когда реальность наваливается на плечи грузом, который невозможно стряхнуть, – бродить по комнате из угла в угол. В ее случае между посудомоечной машиной и холодильником, кухонным окном и старинным сервантом. Там она останавливается и смотрит на Гренса.
– Зачем вам это?
– Если ее объявят мертвой, ни я, ни мои коллеги не получим ресурсов для возобновления расследования. Мы не сможем ни сотрудничать с другими отделами, будь то в нашем отделении полиции или вне его, ни запрашивать информацию. То есть все закончится.
– Но этого мы и добиваемся, – мать повышает голос. – Чтобы все наконец закончилось.
Пару секунд спустя на кухню вбегает мальчик по имени Якоб.
– Мама, мама, что случилось? Все хорошо?
Ему семь с половиной лет, но он говорит как взрослый. Как будто чувствует на себе ответственность, которую на него никто не возлагал.
– Все хорошо, дорогой.
– Но ты кричала.
– Я не кричала, всего лишь разволновалась немного.
– Из-за Линнеи?
Мальчик подходит к маме, протягивает руки и обнимает ее, как будто хочет утешить.
– Иди к себе, Якоб, хорошо? А мы с мамой поговорим с полицейским. Мы скоро освободимся.
Отец кладет руки на плечи старшему сыну, осторожно выводит Якоба из кухни и закрывает дверь, которая тут же открывается снова.
– Мама, папа, можно я посмотрю телевизор в комнате Линнеи?
Папа кивает, гладит сына по щеке. Снова закрывает дверь.
– Он все еще думает, что живет с ней в одной комнате.
Прокашливается. Теперь его очередь беседовать с полицейским о делах семьи.
– Однажды вы сообщили нам, что понизили наше расследование в приоритете. Что именно поэтому перестали ходить к нам, задавать вопросы и согласовывать детали, которые уже согласовали между собой.
Его кофе, как и жены, до сих пор стоит нетронутый. Только теперь мужчина опускает в него булочку с корицей и медленно прожевывает кусок, собираясь с духом.
– Мы ждали. Вы так и не объявились. Тогда мы решили взять дело в свои руки. Мы вложили в него все, что имели, все наше время. Наняли частных детективов. Давали объявления в газетах. Расклеивали ее фотографии – в Стокгольме не осталось
