избывал, награждая каждую породистую собаку кличкой Граф или Маркиз. В одном только нашем дворе гуляло три Маркиза. Все, как один, длинношерстные. В коллективной памяти осталось понимание, что хорошая шерсть – это признак сытой богатой жизни.
– Эммочка, что ты несешь? – смеясь, спросила я.
– Ах, всякий вздор! Лучше расскажи, как твои дела. Что твой монтажник, все та же обаятельная заурядность? Не вырос над собой? Ради бога, не обижайся! Ты и сама такая же. Вы отличная пара.
Она вспорхнула из кресла легко, как птичка, и поправила картину на стене.
Это копия. Оригинал висит в галерее Тейт. Он называется «Гвоздика, лилия, лилия, роза», но у него есть и второе название: «Китайские фонарики». Бабушка без ума от Сарджента, а от этой картины особенно. Утверждает, что я – выросшая копия той девочки, что справа. По странному стечению обстоятельств маленькую натурщицу Сарджента тоже звали Полли. Полли и Дороти Барнард, две сестры в сумеречном саду, полном лилий и роз. Бумажные китайские фонарики мягко светятся в их руках. В детстве я мечтала оказаться внутри этой картины.
– У монтажника всё отлично.
Эмма насторожилась. Она чутка к интонациям, оговоркам.
– Что-то не так?
Есть люди, к которым можно прийти за советом. А есть люди, в которых можно нашептать свои секреты, как в ямку, и знать, что ничего из сказанного никогда не выйдет на свет. Я разлила чай – и выложила все бабушке.
– Откуда, ты сказала, родом твой Антон? – после долгого молчания спросила Эмма.
– Из Новосибирска. Вернее, он вырос в Искитиме. Юг Новосибирской области.
– Представляю, где это. – Она задумчиво помешивала сахар. – Милая, ты не хочешь туда наведаться?
Я уставилась на бабушку:
– Что мне там делать?
– Допустим, найти семью твоего мужа, – невозмутимо ответила Эмма. – Поговорить с ними. Узнать, что он скрывает.
– Поверить не могу, что ты мне это предлагаешь!
– Отчего же?
Эмма нацепила очки и стала похожа на пожилую гувернантку строгих правил.
– Потому что это нарушение границ другого человека. – Я дословно повторила слова Ксении. – Это низко, Эмма. Единственное, что возможно сделать в нынешней ситуации, – сказать Антону, что нам лучше пожить какое-то время отдельно. Но это глупо! Я осознаю, что у меня какой-то сдвиг на этой теме…
Эмма вскинула ладонь, и я осеклась.
– Восемь лет назад, – начала она, – Сева попал в аварию.
Я кивнула. Дядя купил мотоцикл и разбился на третий день.
– Когда это произошло, мы сидели в кафе вместе с твоими родителями, – продолжала бабушка. – У твоей мамы зазвонил телефон. Помнишь, что ты сказала в тот момент?
– Нет…
– Ты сказала: «Что-то с Севой».
Да, теперь я вспомнила. Звонок телефона что-то сместил в моем восприятии реальности. Я увидела не накрытый стол, а лицо дяди, вернее, фотографию его лица – отчего-то в стиле ретро-снимков, выцветшую сепию. Мама вскочила, и в эту секунду я уже знала, что он в беде.
– К чему ты клонишь?
Эмма вздохнула.
– Полинька, твои рассуждения о низких поступках совершенно верны, но лишь до тех пор, пока остаются абстрактными. Мы же говорим о тебе. О конкретном человеке! Знаешь, кого я вижу перед собой? Женщину, у которой чрезвычайно сильно развита интуиция.
Мне вспомнилась моя Карта Мародеров.
– Сейчас твое чутье не дает тебе успокоиться, – продолжала Эмма. – Ты могла бы выбирать платье для летней вечеринки, но вместо этого изводишь себя. Решение твоей проблемы, Поля, очень простое: тебе нужно лишь получить ответ на твои вопросы.
– А что я скажу Антону?
Эмма пожала плечами:
– Соврешь. Пока что ты ровным счетом ничего ему не должна. Когда я говорю «ровным счетом ничего», я имею в виду, что ты не должна ему и правды. Он-то тебе, заметь, правды не говорит!
– Но и не лжет, – возразила я.
– Этого ты знать не можешь.
С удовлетворенным видом бабушка вернулась к чаю.
Змей-искуситель в ортопедических туфлях!
– По-моему, тебе просто не хватает, – я пошевелила пальцами, пытаясь извлечь из воздуха нужное слово, – движухи! Оживляжа в твоей тихой жизни мало. Ву компрене?
– Еще как компрене! – отозвалась бабушка. – Хотя, не скрою, меня удивляет, что редактор прибегает к жаргонизмам и вульгаризмам. Трудно обходиться без словаря синонимов в разговорной речи? Сочувствую!
Я скорбно покачала головой:
– Неискренне говорите… А жаль!
Эмма тихо засмеялась.
– Ты не обидчива, Поля, – это одно из главных твоих достоинств.
– Вот сейчас было обидно! А как же ум, миловидность, покладистый характер?
Бабушка отмахнулась:
– Все тобой перечисленное я ценю намного ниже. Но давай вернемся к твоим заботам. В Новосибирске живет моя давняя приятельница. Ее племянник – частный детектив. Тебе ведь не нужно многого. Сфотографируй паспорт Антона, а лучше отсканируй. Отправь детективу.
– Господи, Эмма!
Бабушка рассуждала так хладнокровно, будто сама проделывала это не однажды.
– Если ты не успокоишь собственную интуицию, изведешь подозрениями и себя, и Антона. Все это в конечном счете для его же пользы.
Только бабушка способна так вывернуть ситуацию, чтобы частный детектив, которого я найму шпионить за Антоном, превратился в спасителя нашего брака.
– Иезуитские твои рассуждения, Эмма.
Она пожала плечами:
– Я предлагаю выход. Ты выросла человеком, инстинктивно пугающимся темных пятен. По-другому и не могло получиться – с такими-то родителями! Твой Антон говорит «тема закрыта» и считает, что повесил над воротами знак «Это мое, не суй сюда свой любопытный нос». А ты видишь надпись «Опасно! Яд! Радиация! Все взорвется, только мы еще не знаем, когда и при каких обстоятельствах». Все, что нужно, – подсветить пятно фонариком. И после этого забыть о нем навсегда.
Окно моего номера выходило на тихий дворик, заросший черемухой. Тесная пыльная комнатка – и все же она мне нравилась. Наверное, из-за этого вида. По периметру – облупившаяся кирпичная стена, а внутри плещется зелень… Есть места, где внешняя жизнь с ее тревогами будто замирает. В комнате с черемуховым двориком было тихо и безмятежно, как в монастыре, и пока я стояла у пыльного подоконника, можно было поверить, что я не делаю ничего дурного.
Антону я соврала, что издательство отправляет меня в Нижний Новгород на семинар по повышению квалификации. Глупость ужасная! Но он проглотил ее без единого вопроса. Я взяла билет на понедельник, точно зная, что в этот день он не сможет проводить меня на вокзал.
С Ксенией все прошло куда хуже. В среду мы собирались пообедать; когда я отменила встречу, она стала расспрашивать, что случилось. Втюхать ей ту же выдумку не получилось. Ксении известно, что никаких семинаров у нас не проводится.
Пришлось сознаться.
«К частному
