который она только что пела песню. И все.
Женщина пискнула и мягко сползла в его руки. Он оттащил ее к дивану и уложил на него, бережно подложив подушки под голову и ноги.
«надо было обувь снять» подумал он и стал ходить по комнатам, стараясь не следить. Он заглядывал в каждый шкаф, на каждую полочку. В гардеробной ему хотелось вообще все перевернуть верх дном, но найти. Но ничего не было. Он нервничал и все время оглядывался, проверяя не наследил ли. Фирменная подошва дорогих мокасин могла оставить фирменный след.
* * *
Алексей даже не думал паниковать
— это не паника, — возразил он в трубку телефона — я подумал… я тогда пьяный был… сразу и не понял толком… но из-за этого же не убивают. Не хочу я грех на душу брать. И тебе не советую. Надо вернуться и все обратно сделать. Да мне страшно. Но я же не убийца. Сам я не убиваю, но то, что я сделал, может ее убить. Это же грех. Нет, не могу я. Пожалуйста, давай все вернем обратно. Да не паникую я. Я просто представил, что может быть. Тогда я пьяный был, вот и согласился. Давай. Не могу спать. Ничего не могу. Давай вернем, исправим все. Пожалуйста.
Алексей не паниковал, его мучила совесть в купе со страхом. А вдруг кто узнает, а вдруг случится страшное и непоправимое. Он же не убийца. Ему страшно. Он не может с этими мыслями жить. Он уже несколько ночей не спит. Он даже водку не пьет, от страха и ужаса. Хотя думал, что будет наоборот. Его гложет и жжет совесть. Он каждое утро включает компьютер и, с предыханием и замиранием сердца, просматривает новости, не погибла ли? А должна. Руки трясутся, глаз дергаться стал. Каждое утро он просит себя идти и просить все исправить.
Он ходил по своему гаражу, нервно выстукивая шаги.
Гараж был оснащен всем необходимым для уединения от надоедливого бати и его женушки. Раскладушка, стол, кресло и ковер на стене. Сюда бы еще машину, но он ее продал. Все чаще стал запивать пиво водкой. Он редко здесь ночевал, и надеялся, что об этом его тайном месте батя не узнает. Леша схватил со стола пластиковую бутылку и жадно попил с горла. Нервно поставил ее обратно и продолжил
— если ты не хочешь, я сам пойду. Да. Точно. — обрадовался он своей идеи — я сам схожу. Тебе ничего делать не надо.
Он послушал трубку и вздохнул с облегчением, радостно затараторил:
— да. Спасибо тебе. Спасибо. Я тебя не выдам. Чес слово. Я все сделаю. И тебе легче станет. А мне тем более. А то я уже есть перестал. Спасибо тебе. Спасибо.
Разве он знал, что этим самым подписал себе смертный приговор?
Если бы он знал. Он бы не открыл дверь гаража и сидел бы здесь взаперти еще день, а может два, а может неделю, или год. Но разве ж он знал, что сегодня вечером его голова треснет после удара тяжелым железным автомобильным ключом. Разве он мог знать, что идя делать благое дело по спасению ее души и своей тоже, он потеряет эту самую душу. Разве он мог себе представить, что последнее, что он услышит хруст и треск сломавшихся костей черепа. Он их услышал и даже почувствовал, как потекла кровь из раны и душа, которую он не успел спасти, вылетела из его, уже бесчувственно падающего тела.
Разве ж он знал? Никто не знал, что его неживое тело заволокут в гараж и бросят на его любимую раскладушку.
* * *
Из бассейна возвращались в приподнятом бодром настроении, все наплавались, Настя даже устала, но усталость эта была бодрящая и приятная.
Вся шумная компания вошла в дом.
На диване лежала Татьяна Сергеевна.
Мирно посапывала.
Дети подскочили к ней и стали наперебой рассказывать, как хорошо было плавать в бассейне, и какая теплая была вода.
Татьяна Сергеевна открыла глаза и потерла себе виски.
— вы же домой собирались — засмеялась Настя. — передумали? Решили с нами остаться?
— нет — помотала головой Татьяна Сергеевна. — не решила. Ничего не понимаю.
— опять уборкой занялись? И вас затянула эта уйма дел? — смеялась Настя.
— я кажется, заснула. Как странно.
— ничего странного — Настя присела рядом с ней на диван — если столько работать, как вы, то и засыпать начнешь стоя. Как ломовая лошадь.
— но я вытирала лестницу — Татьяна Сергеевна попыталась поднять с пола тряпку, которой собиралась протирать перила — ой.
— что случилось? Вам плохо? — засуетилась Настя.
— не плохо. Непонятно. Голова закружилась.
— может воды?
Настя побежала на кухню, принесла стакан воды и подала его Татьяне Сергеевне.
— выпейте. Что болит? Говори. Не молчи. Где?
— нигде. — она опять потерла виски и сделала несколько глотков из стакана — голова чумная. Я наверное заснула.
— точно нигде не болит? — суетилась вокруг нее Настя.
— нигде. Просто странно.
— ну что странно? Ты можешь мне объяснить?
— я помню вытирала лестницу. Еще подумала, сейчас домой пойду. И заснула.
— ну ничего странного. Устала, прилегла и заснула.
— в том то и дело. Я не помню, как на диван ложилась.
— фух. — с облегчением вздохнула Настя — это ты автоматически. Устала и заснула. Ничего страшного. Главное, что ничего не болит. Сейчас поужинаем и тебя Кирилл отвезет домой. А, лучше, оставайся сегодня с ночевкой.
— нет, Настюш, правда. Мне кажется стало плохо…
— да что с тобой, Татьяна Сергеевна? Может врача вызвать.
— нет. У меня ничего не болит.
— так что же тогда? Я ничего не понимаю — опять заволновалась Настя.
Татьяна Сергеевна села на диване и в недоумении пожала плечами.
— может это мне приснилось.
— ну что? Татьяна Сергеевна, ну что ты меня пугаешь? Что с тобой?
Татьяна Сергеевна махнула рукой и поморщилась.
— наверное приснилось.
— может, ты хочешь отдохнуть — несколько спросила, а предложила Настя.
— так я не устала.
— заметно — скептически ответила Настя — отдохни пару тройку дней.
— не хочу я отдыхать.
— хорошо, не хочешь отдыхать, тогда не переутомляйся и не болей.
— я похожа на больную — попробовала пошутить Татьяна Сергеевна.
Настя пристально ее порассматривала и ответила, улыбаясь.
— естественно, нет. На щеках румянец, в глазах искра.
— мне просто приснилось, что я мыла полы, вернее лестницу, вернее не приснилось. Я точно мыла полы, вернее лестницу.
Настя перестала улыбаться. Татьяна Сергеевна ее удивляла: никогда прежде не замечалось за ней путанность в разговоре и неуверенность в произносимом, а
