Оковы Патрика - Глеб Финн

— Браво, браво, — стоя в проёме входной двери, хлопал в ладоши Виктор Гарсия. — Что тут у нас? Никак бунт? Где твой дельта, омега?

— Я здесь, доктор, — пискнул побледневший от страха наш дельта.

— Ты не справился со своей работой и будешь наказан, — строго сказал доктор и, переведя взгляд на меня, добавил:

— А наказание тебе придумает твой омега, — кивнул он в мою сторону.

— Не буду я ничего придумывать, я вам тут не подопытный кролик, — рассвирепел я.

— Хорошо, — легко согласился он, — тогда его придумаю я. Пятьдесят плетей твоему дельте.

Я посмотрел на парня. Тот судорожно сглотнул.

— Вы же убьёте его, — ужаснулся я.

— Возможно, но бунты надо подавлять предельно жёстко и эффективно. А что может быть эффективнее проверенного дедовского метода? — его глаза радостно блеснули.

«Да он же садист! Кто догадался дать садисту безграничную власть над детьми?»

— Но ты всё ещё можешь придумать для него своё наказание, эквивалентное пятидесяти ударам плетью.

Я включил свой мозг на полную катушку, пытаясь найти выход из этой ситуации, но ещё раз посмотрев на Виктора Гарсию, я понял, что бесполезно. Маньяк уже почувствовал вкус крови, он не отступится, ему нужен был лишь повод, чтобы устроить казнь. Парень не вынесет столько, а это похоже только ему и надо.

— Хорошо, пусть будет пятьдесят ударов, но не ему, а мне, — облизнув высохшие губы, произнес я. — Это только моя вина.

— Ты готов рискнуть жизнью ради него? — удивился доктор. — Ты даже не знаешь, как его зовут.

— Вы просили, чтобы я придумал эквивалентное наказание, — ответил я. — Я его придумал, а причины не так уж и важны.

— Хорошо, — усмехнулся он. — Так даже будет лучше.

****

Привязали меня к столбу на центральной площади. Смотреть на экзекуцию собрали всех, даже Курт пришел. Оглядев меня с ног до головы, он ничего не сказал, лишь покачал головой. Начальник лагеря выступил с проникновенной речью, что дескать это не наказание, а помощь заблудшим душам, которые не осознают пагубного влияния своего источника. Прямо не доктор, а пастырь какой-то. Но в чем-то он оказался прав, мой источник опять взбрыкнул. Хоть я его и контролировал, но то, что творится в этом лагере, меня реально взбесило. Мне сунули деревяшку в рот, чтобы я ненароком не проглотил язык во время порки. Я обернулся и вновь посмотрел на доктора. Капельки пота на лбу, глаза горят, раскраснелся, видать, давление подкочило. «Точно псих и маньяк,» — окончательно решил я, отключая себе боль и укрепляя почки.

— Раз, — кнут рассек воздух и приложился к моей спине.

Боли я не почувствовал, будет потом отходняк, вот тогда я завою волком на луну. Экзекуция продолжалась, а я не издавал ни звука. На десятом ударе, послышался шёпот среди собравшихся детей, на двадцатом ударе шёпот перерос в нестройный гомон. На сороковом ударе показались рёбра, кто-то вскрикнул и я услышал звук упавшего тела. « Кто-то свалился в обморок.» Ну вот последний удар рассёк воздух, и экзекуция закончилась. Кто-то робко захлопал в ладоши, и уже через пару мгновений это переросло в бурную овацию. В строю детей послышались одобрительные выкрики. Дети выражали свой восторг, что я не закричал во время порки. Виктор Гарсия склонил надо мной своё перекошенное от злобы лицо и прошипел:

— Всё равно я тебя сломаю, маленький ублюдок.

И, повернувшись к остальным, громко объявил:

— Он провисит здесь до утра, никому не разрешается подходить к нему.

И развернувшись, он пошёл прочь.

****

Стояла звёздная южная ночь, все давно спали в своих кроватях. Как только площадь опустела, мне пришлось отменить технику блокиратора боли. И дело не только в том, что это очень затратная техника, но и в том, что чем дольше её держишь, тем сильнее откат. Ведь ты не отменяешь саму боль, а просто блокируешь нервные окончания. Поэтому, запустив оздоровление в автоматическом режиме и предохраняя себя от болевого шока, я отменил блокировку боли. Боль волной прошла через всё тело, меня выгнуло дугой и я потерял сознание.

Очнулся я уже глубокой ночью. Кинул диагностику, чтобы оценить степень тяжести. Ответ пришёл через пару минут — меня можно оценить как больного средней тяжести, и если собой не заняться, то минут через тридцать может быть уже поздно. Пришлось в огромных количествах черпать энергию из источника. Не люблю я это, мы менталисты сторонники точечного подхода, но сейчас нужно было лечить фактически всё тело. Минут через сорок моё состояние стабилизировалось, сейчас главное продержаться до утра.

Спина горела огнём, и вместе с этим меня трясло от лихорадки, а мухи ползающие по моей спине никак не способствовали моему излечению, но критический момент прошёл — я выживу.

Послышались тихие шаги, кто-то приближался, но сил повернуть голову не было. Он остановился рядом со мной, прошло пару секунд, и на мою спину легла мокрая тряпка. Я содрогнулся от боли.

— Потерпи, я обмою твои раны, — сказал Макс.

Минут пять он возился с моей спиной, а потом приподняв мою голову, дал мне попить из чашки.

— Почему? — прохрипел я.

Мне действительно было интересно, почему он пришёл, нарушая все возможные запреты. Он долго молчал, а потом, повернувшись ко мне спиной, снял свою рубашку. Уродливые рубцы, словно канаты, обвивали его спину.

— За что? — спросил я.

Он помолчал, а потом словно через силу рассказал.

— Пять лет назад я нашёл щенка и взял его к себе. Увидев это, доктор приказал мне его убить, но я не смог. Вместо этого я отнёс щенка подальше, а вернувшись сказал, что убил его. Щенок вернулся через два дня. Тогда доктор на моих глазах убил его, а мне всыпали двадцать плетей.

— Поэтому ты ночью пропадаешь? — догадался я. — Ходишь на его могилу?

— Да, — тихо ответил он.

— А как звали щенка? — уже зная ответ, спросил я.

— Гайка, — сказал он и, повернувшись, пошёл к дому.