Еще бы не помнить! То ли по невежеству, то ли из желания произвести сенсацию, репортер обозвал Либерией [3] пять букинистических раритетов, похищенных у купца, носящего фамилию Грозный и крещеного Иваном. Слава Богу, батюшка «Московский листок» не читает: застыдил бы непутевого сына за такую антинаучную ложь.
Как бы то ни было, противиться воле усопшего Платон не мог и в назначенный час оказался в забитой художественными ценностями гостиной, где стал свидетелем неприятной семейной сцены.
Напоминание господина Бобрикова о девятом пункте угомонило наследников. В почтительной тишине нотариус извлек из своего портфеля два конверта, один из которых протянул Платону.
– В соответствии с девятым пунктом озвученного ранее завещания, – монотонно проговорил он, – воля усопшего вступит в силу лишь после выполнения условий, означенных в этих двух документах. – Нотариус ободряюще кивнул Платону: – Читайте, молодой человек.
Полицейский чиновник распечатал конверт и принялся вслух зачитывать написанную твердым убористым почерком записку:
«Почтенный господин Денисов! Своей последней волей прошу вас послужить орудием в руках Провидения, на которое лишь и могу уповать. Полагаясь на Божью волю, я выбрал вас для этой миссии, не зная лично, но случайно узнав из газеты ваше имя и род занятий, соответствующий той задаче, которую намерен на вас возложить. Итак, поручаю вам в течение двадцати четырех часов установить имя моего убийцы. Если вам это не удастся, такова воля Божья, и значит, либо смерть моя произошла от естественных причин, либо Господь решил оградить убийцу от земного суда, вверив суду небесному. Дабы расследование ваше не имело предвзятости, я не стану озвучивать впрямую своих подозрений, но дам вам подсказки. В остальном же вверяю вас Божьему Промыслу. Иван Петрович Литке».
Гоголевская немая сцена была жалким подобием того онемелого остолбенения, что охватило всех присутствующих в гостиной, включая самого Платона. С полминуты никто ничего не говорил, не двигался и, кажется, даже не дышал. Мертвую паузу прервало рыдание Татьяны Ивановны, сменившееся обмороком. Пока над бесчувственной мадам Бобриковой хлопотали муж и находящийся здесь же доктор Адам Бот, члены семейства высказывали свое возмущение, находя завещание оскорбительной шуткой, учиненной сумасбродным покойником.
Сумбур прервал окрик нотариуса:
– Господа! Я прошу внимания! Я должен огласить последний документ.
В гостиной вновь воцарилась тишина. Чижов прочел:
«Настоящим поручаю нотариусу С. Н. Чижову немедленно вручить П. Ф. Денисову пять книг, хранящихся в нижнем ящике моего стола. По истечении двадцати четырех часов после этого поручаю передать в равнодолевое владение моей супруге, моему сыну, моей дочери и моему брату принадлежащую мне страницу неустановленного манускрипта с иллюстрацией кисти Вигорозо да Сиена [4], обязав вышеозначенных лиц выплатить десятую часть ее стоимости в равных долях моему секретарю Б. А. Сомову и доктору А. Боту. В случае если господином Денисовым к этому моменту будет однозначно и непреложно установлена виновность в моей смерти кого-либо из наследников, требую признать оного недостойным и предать законному суду. Подписано моею рукою И. П. Литке».
– Слава Богу! – воскликнул Андрей Петрович, размашисто крестясь. – Разум не оставил брата!
– Паршивая бумажка на четверых, – скривился Литке-младший, – да еще Борьке и Боту выделить!
– Сергей, вы дурак! – резко выкрикнула утратившая выдержку вдова. – Иллюстрация Сиена стоит половины коллекции и имения вместе взятых!
– Какова же ее цена? – осторожно спросил Бобриков.
– В страховом свидетельстве указано триста тысяч, – ответил Андрей Петрович, жадно потирая руки.
– Это же… – Михаил Михайлович наскоро посчитал в блокноте. – Таня, тебе причитается шестьдесят семь с половиной тысяч!
– Как можно думать о деньгах, когда среди нас убийца! – простонала мадам Бобрикова.
– Танечка, это вздор! – запротестовал Андрей Петрович и обратился к Платону: – Думаю, молодой человек, вы понимаете, что никакого расследования от вас не требуется. Мы выждем установленный срок, и вы будете свободны.
– Нет уж! – вмешался Сергей. – Пусть фараон арестует одного из нас. Остальным больше достанется!
Платон счел, что пора начинать действовать.
– Господа, в соответствии с волей усопшего и по причине высказанных им подозрений, я обязан провести дознание, – заявил он. – Прошу вас, господин Чижов, выдайте мне означенные книги.
Нотариус вялым взмахом руки подозвал молчаливо стоявшего в углу статного молодого человека с чеканным профилем и яркими зелеными глазами. Это был секретарь покойного Борис Аркадьевич Сомов.
– Голубчик, помогите мне с книгами, – попросил Чижов. – Ключ у вас?
Красавец-секретарь все так же молча кивнул и вышел вслед за нотариусом. Через несколько минут они вернулись, и Чижов вручил Платону стопку из пяти книг: иллюстрированный сборник сказок Пушкина, потрепанный томик «Мертвых душ» Гоголя, тонкое бумажное издание пьесы «Маскарад» Лермонтова и две книги на иностранных языках – «Lancelot, le Chevalier de la Charrette» [5] Кретьена де Труа на французском и «Strange Case of Dr Jekyll and Mr Hyde» [6] Роберта Льюиса Стивенсона на английском.
Платон почему-то ожидал, что, получив книги, враз вычислит злодея, но странная подборка лишь озадачивала.
– Ну-с, милостивый государь, готовы назвать убийцу? – язвительно осведомился Андрей Петрович.
Платон смутился.
– Не готов, – признался он. И сухо добавил: – Прошу вас, господа, в течение двадцати четырех часов имения не покидать. Мне потребуются ваши показания. Господин Чижов, могу я осмотреть кабинет покойного?
Платон не испытывал и десятой доли той уверенности, которую пытался демонстрировать, но его официальный тон произвел нужное впечатление. Кто храня гордое молчание, кто причитая, кто ворча, наследники разошлись по своим комнатам. В гостиной остался лишь секретарь.
– Я провожу вас, – вызвался он, глядя на сыщика с той снисходительностью, с какой безупречно красивые люди смотрят на обычных смертных, а Платон, надо признать, внешность имел самую прозаическую: долговязый, вихрастый, со слегка оттопыренными ушами.
Полицейский чиновник с достоинством кивнул и проследовал за секретарем.
Кабинет покойного коллекционера оказался скромным. Не было здесь ни полотен, ни бронзовых изваяний, ни расписного фарфора, а из мебели имелись лишь кожаный диван с мягкими подлокотниками, застекленный трехстворчатый книжный шкаф, заполненный не столько книгами, сколько бумагами, широкий стол с двумя рядами ящиков и просторное, но потертое кресло на вращающейся ножке. На столе царил идеальный порядок: ровные стопки документов, лампа с зеленым плафоном, медная круглобокая чернильница, держатель для пера и массивное пресс-папье с ручкой в виде римского шлема. В комнате пахло книжной пылью и лекарствами.
Платон сел за стол и тщательно пролистал выданные ему книги, ища какие-нибудь вкладки, надписи или пометки. Таковых не было. Тогда сыщик задумался над самими произведениями. Сказки Пушкина он с малолетства помнил наизусть, «Мертвые души» читал пять раз и мог цитировать, «Маскарад» смотрел в театре и считал слезливой дамской историей, де Труа, помнится, открывал в отрочестве, но ни тогда, ни сейчас рыцарская поэзия не находила отклика в его сердце, однако общее представление об Артуровских легендах он имел. Книгу же мистера Стивенсона Платон не читал и наскоро ознакомиться с ней не мог, так
