— Зачем вы отправили его в Кембридж? — спросил я.
— Мой отец учился там и учредил стипендию. Ее предоставили Шеридану в знак признательности — как подарок. Иначе он не попал бы в колледж — его не хватало на то, чтобы подолгу чем-то заниматься. Но потом… потом мастер колледжа[13] сказал, что они не могут больше его держать, стипендия там или не стипендия, и я понял… Конечно, они не могли. Мы думали, там у него все будет хорошо… мы так на это надеялись…
"Как много они ждали от Шеридана, и все впустую", — подумал я.
— Я не знаю, собирался ли он выброситься с площадки сегодня утром, когда вышел туда, — сказал Мерсер. — Не знаю, может быть, это был внезапный порыв. Он очень легко поддавался внезапным порывам. Безрассудным порывам… иногда почти безумным.
— Когда стоишь там, на площадке, чувствуешь большое искушение, — сказал я. — Взять и прыгнуть.
Мерсер с благодарностью взглянул на меня:
— Вы это чувствовали?
— Немного.
— Прозрения Шеридана хватило до сегодняшнего утра, — сказал он.
— Да, — сказал я. — Я видел… когда принес вам чай.
— Под видом официанта… — Он покачал голо вой — с этим он еще не совсем освоился.
— Я буду вам благодарен, — сказал я, — если вы никому не расскажете про официанта.
— Почему?
— Потому что для моей работы больше всего нужна анонимность. Мое начальство не хочет, чтобы люди вроде Филмера знали о моем существовании.
Он медленно, с пониманием кивнул:
— Никому не расскажу.
Потом он встал и пожал мне руку.
— Сколько вам платят? — спросил он.
Я улыбнулся:
— Достаточно.
— Как бы я хотел, чтобы Шеридан мог пойти работать. Но ему ни на что не хватало усидчивости. — Он вздохнул. — Я буду считать, что сегодня утром он это сделал ради нас. "Прости меня, папа…"
Мерсер посмотрел мне прямо в глаза и сказал просто, не оправдываясь, не извиняясь:
— Я любил сына.
В понедельник утром я отправился на ванкуверский вокзал, чтобы вместе с Джорджем Берли давать показания представителям железнодорожной компании, расследовавшим два инцидента — историю с буксой и самоубийство.
Меня записали под именем Т. Титмуса, исполняющего обязанности официанта, что показалось мне забавным: это можно было истолковать по-разному.
Джордж держался стойко и решительно, от его иронической ухмылки остался только веселый блеск в глазах. Мне было приятно видеть, что в компании он имеет немалый вес, что с ним говорят если не почтительно, то, во всяком случае, уважительно и к его мнению прислушиваются.
Он предъявил комиссии фотографию Джонсона и сказал, что хотя он и не видел, как тот залил чем-то рацию и вывел ее из строя, но может сказать, что именно в купе этого человека он очнулся связанным и с кляпом, и еще может сказать, что именно этот человек напал на Титмуса, когда тот отправился назад, чтобы зажечь предупредительные огни.
— Это был он? — спросили меня. — Можете ли вы с уверенностью его опознать?
— Безусловно, — ответил я.
Потом они перешли к смерти Шеридана. Печальная история, сказали они.
Но здесь мало что можно было установить — разве что зафиксировать время, когда это случилось, и содержание переговоров по рации. Семья не предъявила компании никаких жалоб или претензий. Все остальные выводы должно было сделать официальное следствие.
— Не так уж плохо обернулось, а? — сказал мне Джордж потом.
— Вы придете на скачки в форме? — спросил я. — Если вам это нужно.
— Да, пожалуйста. — Я дал ему листок бумаги со своими инструкциями и пропуск на ипподром, который выпросил у Нелл.
— До завтра, а?
Я кивнул:
— В одиннадцать.
Мы разошлись, и я, хоть и с большой неохотой, заставил себя отыскать врача, которого мне рекомендовали в отеле, и попросил его меня осмотреть.
Врач оказался худым пожилым человеком, который имел привычку шутить, глядя поверх очков со стеклами в виде полумесяца.
— Ага, — сказал он, когда я снял рубашку. — Кашлять больно?
— По правде говоря, от любого движения больно.
— Тогда, пожалуй, надо бы сделать снимочек, как вы считаете?
Я согласился и ждал целую вечность, пока он не появился снова с большим рентгеновским снимком, который прикрепил на экран.
— Ну-ну, — сказал он. — Есть хорошая новость: сломанных ребер у нас нет, и позвонки тоже целы.
— Прекрасно. — Я испытал немалое облегчение, хотя и слегка удивился.
— А что у нас есть — так это перелом лопатки.
Я в недоумении уставился на него.
— Никак не думал, что такое бывает.
— Все бывает, — сказал он. — Смотрите. — И он ткнул пальцем в снимок.
— Да еще какой перелом. От края до края, на всю толщину. Нижняя часть левой скапулы практически отделена от верхней, — радостно объявил он.
— Хм-м, — произнес я озадаченно. — И что нам теперь с этим делать?
Он посмотрел на меня поверх очков.
— Ну, фиксировать обломки штифтом будет, пожалуй, слишком, как вы считаете? — сказал он. — Тугая повязка, две недели полной неподвижности этого должно хватить.
— А что, если вообще ничего не делать? — спросил я. — Срастется?
— Возможно. Кости — замечательная штука. Особенно у молодых. Попробуйте ходить с рукой на перевязи. Но вам будет удобнее, если вы позволите мне прибинтовать вам руку к груди под рубашкой, и потуже.
Я покачал головой и сказал, что у меня намечается что-то вроде медового месяца — поездка на Гавайи.
— Человек, который отправляется в медовый месяц с переломанными костями, — сказал он без тени улыбки на лице, — должен то и дело глупо хихикать без малейшего повода.
Я тут же глупо хихикнул, потом попросил его дать письменное заключение и разрешить мне взять снимок, расплатился за все это и забрал улики с собой.
Зайдя в аптеку на обратном пути в отель, я купил перевязь для руки в виде широкой черной ленты, которую тут же испробовал прямо у прилавка и обнаружил, что так гораздо лучше. Когда я вечером открывал дверь сначала генералу, прилетевшему из Хитроу, а потом Биллу Бодлеру, прибывшему из Торонто, рука у меня была на перевязи.
Билл Бодлер окинул взглядом гостиную моего люкса и заметил, что мне щедро оплачивают путевые издержки.
— Какие там путевые издержки? — сказал генерал, отхлебывая моего виски.
— Он сам за все платит.
Билл Бодлер удивился.
— Но вы не можете этого допустить! — сказал он.
— Разве он вам не говорил? — рассмеялся генерал. — Он богат, как Крез.
— Нет… Не говорил.
— Он никогда про это не говорит. Боится.
Билл Бодлер, с его волосами морковного цвета и испещренным рубцами лицом, посмотрел на меня, не скрывая любопытства.
— Тогда почему вы занимаетесь этим делом? — спросил он.
Генерал не дал мне ответить:
— А как еще он мог бы убивать время? Играть в триктрак? Эти игры поинтереснее. Верно, Тор?
— Эти игры поинтереснее, — согласился я. Генерал улыбнулся. Хотя он был меньше ростом, чем Билл Бодлер, старше его и худощавее, а волосы у него были светлее и реже, казалось, что он занимает в комнате гораздо больше места. Я, наверное, сантиметров на семь выше его, но у меня всегда такое чувство, словно я смотрю на него снизу вверх, а не сверху вниз.
— Ну, за дело, — сказал генерал. — Стратегия, тактика, план наступления.
Он привез из Англии кое-какие бумаги, хотя что-то должно было еще прийти, разложил их на кофейном столике, и все мы склонились над ними.
— Вы правильно догадались, Тор, что сообщение о кошках было компьютерной распечаткой, потому что там не было обращения. Сегодня в восемь утра — здесь это была полночь — Мерсер Лорримор звонил мастеру колледжа и, как вы и просили, уполномочил его все нам рассказать. Мастер сообщил нам адрес ветеринарной лаборатории, где делали вскрытие, и переслал по факсу письмо, которое оттуда получил. Это то самое, что было в портфеле Филмера, Тор?
Он подтолкнул ко мне лист бумаги, и я взглянул на него.
— Полностью идентично, кроме обращения.
— Хорошо. В лаборатории подтвердили, что письмо хранилось у них в компьютере, но они пока еще не знают, каким образом кто-то посторонний мог получить распечатку. Мы все еще пытаемся это выяснить. Они тоже. Они не любят, когда такое случается.
— А как насчет списка их сотрудников, — спросил я, — включая временных секретарш и шустрых юных хакеров?
— Где вы набираетесь таких словечек? — с упреком произнес генерал и показал нам список. — Вот все, что они нам представили.
Я просмотрел список. Ни одной знакомой фамилии.
— Вам действительно нужно знать, как это к нему попало? — спросил Билл Бодлер.
— Так будет чище, — сказал я.
Генерал кивнул:
— Этим занимается Джон Миллингтон. Мы позвоним ему перед завтрашним заседанием. Теперь дальше. — Он повернулся ко мне. — Тот акт о передаче недвижимости, который вы видели в портфеле. Как вы и предложили, мы проверили по земельному регистру, что это за номер SP 90155. — Он весело ухмыльнулся, не хуже Джорджа Бердли. Одного этого было бы достаточно, чтобы считать вашу поездку успешной.
