пропал между 13:15 и 13:20, то есть именно в тот момент, когда, по словам Эми, она отвлеклась на текущую крышу и на пять минут покинула класс. Лишь один из одноклассников Эйдена сказал, что все видели, как он уходил, — это был Джейми, чей отец работал в клинике вместе с моей покойной матерью. Очевидно, Джейми спросил Эйдена, куда он собрался, а Эйден ничего не ответил.
В это время Эми занималась тем, что расставляла по школьному коридору ведра под потоки воды, хлеставшие с крыши, а директор и уборщица обходили здание школы, осматривая каждый класс. Джейк вместе с компьютерщиком Саймоном искал классы посуше, чтобы перебазировать туда учеников. Согласно их показаниям, никто из них не располагал достаточным временем, чтобы взять ребёнка и успеть его где-то спрятать. И уж тем более я сильно сомневалась, что у них было время отвезти куда-то в лесную чащу — хотя и нельзя было утверждать, что именно там находится место, где держали Эйдена.
Принимая во внимание, что Питер оставался один дольше всех из них, то, вероятно, я всё-таки не должна доверять деду моего сына. Я чувствовала себя отвратительно. Мне было плохо на протяжении всей этой истории, но сейчас стало особенно не по себе. Я водила пальцем по ободку стакана и пыталась собрать всю информацию воедино. После нескольких минут размышлений я набрала номер Роба, но он не ответил; потом я попыталась дозвониться Джейку, но и тут попала на автоответчик.
Встав со стула, я стала ходить по кухне туда-сюда, продолжая нервно чесать руки, от чего они стали совсем красные, и лосьон не помогал ни капли.
Все это продолжалось уже чересчур долго. Человеческий разум способен выдержать лишь определённую меру давления, и я, пожалуй, достигала предела. Причём достигла уже давно, ровно в тот момент, когда та женщина процарапала мне машину. Я шла по тонкой как бритва линии, едва удерживая равновесие. Мне просто нужно было держаться ради Эйдена, ведь ему нужна сила, а не слабость.
Я решила заняться чем-нибудь — может, делая что-нибудь руками, я отвлекусь. Подойдя к шкафчику, я достала буханку хлеба и принялась делать нам обоим бутерброды. Я была почти уверена, что ни один из нас особо не голоден, но, по крайней мере, это было хоть каким-то занятием. В этот момент я заметила стопку писем на краю кухонной столешницы.
У нас был специальный органайзер для писем, но на фоне всего происходящего корреспонденция просто сваливалась в кучу. Дениз и Маркус появлялись довольно редко, так что почта от сопереживающих Эйдену оставалась без внимания. Со всего мира приходили письма, авторы которых выражали всяческое сожаление по поводу того, что случилось с Эйденом, хотя также изо всех уголков мира приходили и письма, в которых меня называли ужасной матерью, заслуживающей попадания прямиком в ад.
Моё внимание привлекло извещение от почтового отделения — из тех, которые сообщают о том, что на ваше имя поступило письмо с почтовой маркой неправильного номинала. Я бы проигнорировала её — мне не особенно-то хотелось доплачивать почтовый сбор за очередное письмо с оскорблениями, — но в извещении был указан почтовый индекс отправителя: местный индекс. Я ввела цифры в Google, и поиск выдал Йоркский колледж непрерывного образования — именно там каждый вторник и четверг Джейк вёл занятия по истории искусств, и именно там я запросила информационную брошюру, чтобы проверить, действительно ли Джейк там преподаёт. Имя преподавателя мне по телефону сообщить не смогли, сказав только, что он взял отпуск, а на сайте были пречислены только названия курсов, преподаватели не указывались.
Я совсем позабыла о том, что заказывала брошюру, а теперь выяснялось, что не совсем компетентный администратор при отправке её, по-видимому, недоплатил почтовый взнос. Я подхватила сумку и ключи от машины и поспешила в соседнюю комнату.
— Одевайся, Эйден, мы идём на почту.
35
Хотя над городом висели тёмные тучи, было необычайно тепло для октября. Надев, помимо джинсов на резинке, толстый джемпер, я успела вспотеть, пока мы ехали по узким улочкам Бишоптауна. Эйден тихо сидел рядом, положив руки на колени, а радиоприёмник аккурат между нами развлекал попсой 90-х годов. Я уже не болтала с Эйденом, как раньше. В ящике стола в спальне лежала целая стопка писем, адресованных ему, но что касается нашего прежнего общения… его не было.
Сейчас, когда я думаю об этом этапе выпавших на мою долю испытаний, об этом дне посреди сумасшедших недель, что предшествовали рождению второго ребёнка, я задаюсь вопросом, не потеряла ли я тогда надежду. Я ставлю вопрос именно таким образом, чтобы бросить вызов самой себе, той женщине, какой себя считаю. Махнула ли я рукой на Эйдена? Возможно, это так и есть, но ненадолго. Иногда я думаю, что вот эдак ставить крест на человеке, подвергшемся насилию, просто непростительно, а в другое время прихожу к выводу, что понятие «безнадёжный случай» имеет под собой больше оснований, чем я привыкла считать.
Со дня возвращения Эйдена я избегала появляться на почте. Там, как, похоже, и во всех почтовых отделениях, работали женщины и мужчины средних лет столь характерного вида, что они с лихвой выбрали бы квоту стереотипных персонажей в каком-нибудь ситкоме. Я знала имена всех работников почты Бишоптауна. Среди них была Сандра, сын которой учился в Кембриджском университете, и благодаря гордости, которой полнилось материнское сердце, об этом факте знал весь наш городок. Был еще Сэм — молодой парень лет двадцати с хвостиком — который однажды порекомендовал мне хорошего косметолога, который мог бы привести в порядок мои брови. Со смерти моей матери мне не доводилось выслушивать пассивно-агрессивной критики такого уровня, но я всё-таки записала этот чёртов номер. Эта парочка называла себя «СанСэм», словно две знаменитости, которые решили сочетаться браком и объединить, таким образом, свои нетленные персоны в одну бесславную сверхсущность.
Хотя «Сан-Сэм» были вполне добродушными и в целом приятными людьми, до сего момента я всегда посылала на почту разобраться с корреспонденцией Дениз — отчасти из-за того, что полиция волновалась насчёт гневных писем в мой адрес, а отчасти потому, что считала, что вокруг меня тут же поднимется суета, и не факт, что я это нормально перенесу. Однако я быстро поняла, что была сильно не права: когда
