– Или вы собирались изобразить дело так, что обеих убила Энкарна? – спросил Саймон. – Семейное убийство. Ваша жена почерпнула вдохновение в ваших работах – вот что вы могли всем сказать, и вы зарыли тела, чтобы защитить ее репутацию. И тогда никто бы не заподозрил, что на самом деле вы пытаетесь защитить Эми.
– Не знаю, – выдохнул Хэй. – Возможно.
– Эми хотела убить свою мать? – спросил Сэм.
– Решать вам. Я много вам сказал.
Сэм вспомнил электронные письма Уны О’Хара. «Как твоя мама?» «Твоя мама в порядке?» Уна задавала этот вопрос в разных вариантах, в конце каждого письма.
– Эми призналась отцу, – сказал Сэм. – А также Уне О’Хара. А Уна рассказала все Люси Бретерик. Это и был секрет, который Люси вытянула из Уны. Поэтому вы и убили Люси.
Увидев лицо Хэя, Сэм понял, что прав.
Скорбь в мгновение ока была унесена волной чудовищной злобы.
– Все считали Люси Бретерик ангелом. Сказал бы ангел такое отцу о его ребенке? – Хэй сплюнул. – Давайте я расскажу вам, какой на самом деле была Люси. Мы с Энкарной ее не выносили. Она была командиршей, выскочкой, бессердечным, бесчувственным, высокомерным, самовлюбленным созданием. Родители воспитывали ее так, что она не сомневалась в значимости своей особы; они убедили ее, что она лучше всех. Я старался, правда. Я так старался полюбить ее, ради Джеральдин. Я так хотел, чтобы мы стали семьей. Но это было невозможно, теперь я понимаю. У тебя могут быть только твои дети.
Саймону показалось, что озноб пробрал до самых костей.
– Что случилось в день, когда погибли Джеральдин и Люси? Вы приехали в Корн-Милл-хаус. Из-за дневника?
Хэй кивнул:
– Джеральдин закончила перевод. Она была в ужасе. Даже расплакалась. Я ее утешал. Дневник меня не удивил – очень в духе Энкарны, ничего нового. Я постарался убедить Джеральдин, что на самом деле Энкарна ничего этого не имела в виду, просто спускала пар.
– Когда это произошло? – спросил Саймон. – В какой день?
– Первого августа.
Меньше двух недель назад, подумал Сэм.
– Продолжайте, – велел Саймон.
Неожиданно Хэй улыбнулся ему. Застенчивая улыбка, благодарность за возможность высказаться.
– В дневнике несколько раз упоминался ночник Эми.
– Мы знаем. Мы его уже прочитали, весь.
– Джеральдин не понимала. Не понимала, почему Эми проскальзывала в ванную к Энкарне и кричала: «Меня током не убьет, а тебя убьет». – Хэй издал сдавленный звук, извинился. – Последнее предложение я, конечно, стер. Как только Джеральдин умерла.
– Расскажите про Люси, – не выдержал Сэм.
– Мы не знали, что она рядом. Подкралась сзади, пока мы говорили… Ангелочек подслушивал наш разговор. Я солгал, сказал Джеральдин, будто понятия не имею, о чем говорила Эми. А потом выскочила Люси: «Эми хотела убить свою мамочку». Такая довольная собой, как всегда. Словно ждала награды. Джеральдин разозлилась. Велела Люси прекратить так мерзко себя вести, но та никак не затыкалась. Заявила, что Уна рассказала ей секрет Эми, что Эми обещала убить маму, столкнув в воду ночник, когда в следующий раз Энкарна будет принимать ванну. Уна жива только потому, что я не нашел способа до нее добраться.
Чарли кивнула:
– И вам пришлось убить Джеральдин и Люси. Потому что они знали секрет Эми, а вы должны были защитить свою дочь.
– Люси я убил бы голыми руками, но я… я беспокоился о Джеральдин, как я уже говорил. Я не хотел расстраивать ее.
– Вы извинились и ушли, – сказал Саймон. – Отправились искать наркотик, что-нибудь, что их вырубит.
– Я не смог бы убить Джеральдин, будь она… в сознании. Я не убийца, Саймон. – В глазах Хэя стояла мольба. – Я не смог бы этого сделать. Вы правы, я пошел к своему – как вы сказали? Отребью? Ужасное, унизительное слово, кстати. Вы не должны его использовать.
– Спасибо за совет.
– Я встретился с Билли. Он дал лекарство и рассказал, что делать. Когда я позже вернулся в Корн-Милл-хаус, Люси извинилась. Сказала, что все выдумала. Джеральдин уже успокоилась, была очень рада меня видеть. Глаза у нее были красные, и у Люси тоже. Обычно они не ссорились, но… Джеральдин явно на этот раз отчитала маленькую дрянь.
– Что произошло потом? – спросила Чарли.
– Ничего.
– Ничего?
Невероятный человек, подумал Саймон.
– Я приготовил всем напитки. Добавил наркотик в стаканы Джеральдин и Люси. – Хэй встретился взглядом с Саймоном. – Поверьте, я не хотел, но… Люси никогда не врала. Даже я знал это, а уж Джеральдин тем более. И она наверняка задумалась бы, а действительно ли Энкарна и Эми в Испании. – Он закашлялся. – Я бы не хотел говорить о дальнейшем, о…
– Об убийствах, – закончил Саймон.
– Потом я… потом я нашел файл с дневником в компьютере Джеральдин. Изменил имена, удалил слишком конкретные записи или фрагменты записей, где излагались подробности жизни или работы Энкарны. В итоге осталось несколько безликих кусков.
– Не таких уж безликих, – не согласился Саймон. – Там много конкретики. Например, «Вечный сон». Мать Джеральдин рассказала, что история с чашкой «Вечный сон» – чистая выдумка.
– Я был сам не свой. И наделал ошибок.
– Энкарна начала дневник только в апреле, – заметила Чарли. – Между десятым апреля и одиннадцатым мая двадцать две записи. Как правило, начинают дневник в январе.
– В апреле она узнала про парня Мишель, – объяснил Хэй. – Энкарна перепугалась, что Мишель может нас оставить. И настроение у нее окончательно испортилось. Тогда же появилась черная тетрадка.
Несколько секунд все молчали. Потом Сэм неожиданно произнес:
– Спасибо, Джонатан. Спасибо, что сказали правду.
Он чувствовал на себе неодобрительный взгляд Саймона. Это было единственное, что Сэму не нравилось в Саймоне, – тот никогда никого не жалел и не прощал.
Невероятно, но Хэй ответил:
– Спасибо вам, сержант. Всем вам. Впервые за долгое время я почувствовал себя настоящим. Вы помогли мне понять, что сначала надо стать искренним, чтобы потом стать честным. Надеюсь, у меня будет шанс когда-нибудь объяснить все Салли. Саймон?
Саймон нехотя глянул на него.
– Не забудьте самое важное из того, что я вам рассказал. Эми пыталась спасти Энкарну. Поэтому оказалась в воде. Она умерла… хорошей смертью. – На его лице медленно расползалась неуверенная улыбка. – Она умерла, спасая свою мать.
– Вы хотели видеть меня, сэр? – спросила Чарли.
Чего добивается Снеговик? В отделе убийств нет вакансий. Вместо Чарли теперь Сэм Комботекра. Ты сама этого хотела, помнишь?
– Всегда приятно тебя видеть, сержант. – Пруст провел указательным пальцем по ободку своей кружки «Лучший в мире дед». – Даже если приходится обсуждать такую пакость, как дневник Энкарны Оливар. Я правильно понимаю, что у нас в итоге три варианта этой мерзкой штуки, не считая испанского оригинала?
– Именно так, сэр.
– И варианты эти…
– Первый – подстрочник Джеральдин Бретерик, затем приглаженный перевод Джеральдин Бретерик, последний вариант – перевод моего бывшего коллеги из Кембриджа, Маноло Галана.
– Который мало похож на вторую версию Джеральдин. – Пруст нахмурился. – Перевод того же текста, но между ними нет практически ничего общего.
– Именно так, сэр.
– Опиши различия, как ты их видишь. – Пруст откинулся на спинку кресла.
– Приглаженный перевод Джеральдин…
– Ну что за терминология?! Ты имеешь в виду «отредактированный»?
– Отредактированный перевод Джеральдин… не знаю, более энергичный, более… Понимаю, звучит ужасно, но он занятней.
– Версия профессора Галана уныла, безлика и скучна, – отрезал Пруст. – У Джеральдин Бретерик… Иногда даже кажется, что она пытается нас рассмешить.
– Понимаю, что вы хотите сказать, сэр.
– Зачем она это сделала? Как считаешь?
– А что думают Саймон и Сэм? – Чарли предпочла бы увильнуть от ответа.
– Что миссис Бретерик была слишком милой, доброй и наивной, чтобы позволить Энкарне Оливар предстать чудовищем, каковым та, безусловно, и являлась. Ты не согласна?
– Я не уверена…
– Выкладывай, сержант.
Чарли вспомнила открытки Бретериков, подписанные так формально, так… вежливо. Тяжело, наверное, всегда быть вежливой с мужем, как бы ты его ни любила. Она думала о Люси Бретерик, о том, как нелегко было Джеральдин оставаться идеальной матерью, зная, что ее обожаемая дочка от идеала весьма далека, что она может причинять боль другим детям.
Твоя мама не любит тебя, Эми.
– Возможно, Джеральдин, пусть и совсем немного, симпатизировала Энкарне, понимала ее, – сказала Чарли. – Разделяла ее чувства. Если понимаешь кого-то, если сама иногда так же себя чувствуешь… неизбежно постараешься представить человека в лучшем свете.
А не рассказать ли Прусту и остальное? Будучи мужчиной, он наверняка не воспримет это всерьез.
– Возможно, Джеральдин до смерти надоело – простите, неудачные слова, – надоело быть идеальной женой и матерью. Она помогала Джонатану Хэю с его несуществующим судом, а заодно создавала при переводе дневника… своего рода альтер эго. Мне кажется, ей нравилось хотя бы в чужом дневнике стать дурной, рассказать о том, о чем от своего имени она рассказать не решалась.