Понятно?
— Прекрасно, Холман! Полиция клюнет на этот рассказ, — оживился Монахэн.
— Действительно, это мерзко, — скривился я, как от зубной боли. — Вот только иного выхода у нас нет. Мы должны повторять одну и ту же версию. Опровергнуть ее могла бы сейчас лишь Флер Фалез. Но ее врач не подпустит никого к своей пациентке. Так что у нас с вами, друзья по несчастью, есть шанс выкрутиться.
— Вы так думаете? — неуверенно произнес Альтман.
— Думаю, что многое будет зависеть от ваших актерских способностей. Постарайтесь правдивее плакать, Тео. Ваши настоящие слезы помогут нам, когда сюда нагрянет полиция.
С этими словами я двинулся к телефону.
На моих часах было почти половина десятого, когда я поднимался в лифте на одиннадцатый этаж особняка «Уиндзор Армз». Казалось, разбирательство с полицейскими никогда не кончится. Тео, как я и предвидел, оказался на высоте. Когда лейтенант приступил к первоначальному допросу, Альтман закатил настоящую истерику. Он рыдал, как обезумевший, что явно произвело впечатление на простые души копов. Тео не забыл ни одной детали из того, о чем мы условились. Ничего ни разу не перепутал. Монахэн был немногословен, но тоже точен.
Лейтенант полиции на прощание уточнил у меня, где он может найти мисс Фалез. Я поспешил назвать адрес, а затем, как бы между прочим, упомянул, что лейтенанту лучше всего начать с беседы с доктором Калпеппером. Он не слишком обрадовался такой перспективе. На этом мы и расстались. У меня были все основания считать, что неприятное для меня дело через пару дней закроют.
Лифт остановился, и вскоре я очутился в знакомом большом кабинете. Комната тонула в полумраке. Но вглядевшись, я различил струйку сигаретного дыма, тянувшуюся прямо вверх, и уверенно шагнул к одному из кожаных кресел.
— Уверен, вы догадались, что я не уйду из конторы, не дождавшись вашего сообщения, — произнес приглушенный усталый голос. — Но вы могли бы просто связаться со мною по телефону, мистер Холман.
— Я пришел лично сказать вам, мистер Линдерман, что ваш сын погиб.
Молчание длилось достаточно долго. Я успел прикурить сигарету. Наконец из кожаного кресла донеслось:
— Расскажите, как он умирал.
— Несколько пуль попали в него с близкого расстояния, но он до последнего момента не ожидал, что такое случится.
— Стреляли вы?
— Нет, не я. Случилось непредвиденное. Никто не стремился сознательно убить Майка, даже тот, кто стрелял. Просто произошло несчастье…
— Я могу знать подробности?
— Разумеется!
Он имел на это право. И я постарался не упустить ни одной мелочи. Когда окончил рассказ, мертвая тишина заполнила все уголки кабинета.
— Вы сделали все, что могли, мистер Холман. Я не осуждаю вас, — холодно произнес Линдерман-отец.
— К сожалению, я знаю, что сделал еще не все.
— Не понимаю вас, — вяло проговорил он.
Мне пришлось подойти к выключателю и щелкнуть им. Тени быстро исчезли под мебелью. Я повернулся к хозяину кабинета и с трудом узнал его. Лицо Харви Линдермана напоминало застывшую белую маску. Кажется, он не замечал меня.
— Когда Майк и Шон увидели Тео Альтмана у меня в гостиной, они были ошарашены, — рассуждал я вслух, как будто бы сам с собою. — Впрочем, они быстро пришли в себя и объявили, что теперь, наконец, понимают истинное положение вещей.
— Не слишком понимаю, о чем это вы? — равнодушно произнес Линдерман.
— Узнав из газет, что их партнер Терри Вуд зверски убит, парни сообразили, что фотограф их просто надул, когда убедил, что в тот роковой вечер на вершине скалы была одна Флер. Кто-то пришел на назначенное свидание. Снимки, по-видимому, были сделаны, но Терри не решился отдать их Майку просто так, для смеха. Фотограф понял, что они могут быть проданы за хорошие деньги. По-видимому, он самостоятельно предпринял попытку шантажа, за что и был убит. Я все это так понимаю.
Ответом мне было молчание. Поэтому я решил продолжить:
— По-моему, Майк и Шон тоже об этом догадывались. Когда они ввалились ко мне, оба были убеждены, что убийцей фотографа являюсь я, а наняли меня вы. Когда же в моей гостиной неожиданно для парней оказался Альтман, они вдруг резко переменили свое мнение, считая, что меня на роль убийцы нанял действительно он.
— Ну и что из того? Объясните мне!
— Если бы они прокрутили смонтированную пленку только одному человеку, у них не возникло бы сомнений, кто приходил на свидание, кого заснял Терри Вуд и кто в конечном счете был заинтересован в его убийстве.
— Надеюсь, Шон Монахэн признался, кому, кроме Альтмана, они подсунули свою звуковую фальшивку?
— Я об этом Шона не расспрашивал. И без того ясно, что это были вы, мистер Линдерман.
— Ошибаетесь, молодой человек. Я — Страуберг, — глухо произнес мой собеседник.
— Но ведь это ничего не меняет… По-видимому, вы часто слушали пленки, которые отобрали у Майка. Голос Флер очаровал вас? Вы влюбились в нее?
— Сейчас это уже не имеет никакого значения… Выходит, я плохо знал собственного сына, если поверил, что он отдал мне все записи. Глупо, конечно, теперь сожалеть об этом!
— Что же все-таки произошло на скале? Не расскажете?
Он вдруг оживился:
— Конечно же, я не заподозрил, что меня разыграли по телефону… Голос Флер мне показался более взволнованным, чем обычно. Она призналась, что у нее какие-то неприятности и она ни к кому, кроме меня, не может обратиться за помощью. Флер просила не звонить ей домой, чтобы не вызывать подозрения у домашних, а прийти вечером на вершину скалы в Малибу.
Он помолчал.
— Ребята, по-видимому, потратили много времени, чтобы подобрать и смонтировать все это так правдоподобно… Представьте себе, Холман, как я был рад! Ведь она совсем недавно слышать меня не хотела, когда я пытался открыть ей глаза на истинные намерения Майка. А тут… Неужели оценила мою искренность, и я могу рассчитывать на взаимность? Я прибежал на свидание, как влюбленный мальчишка. Даже дождя не замечал! И вот — ее шаги приближаются, знакомый силуэт… Она бросилась в мои объятия, прижалась ко мне и, запыхавшись, проговорила, что безмерно счастлива, что я опять к ней вернулся. Стала умолять о том, чтобы я никогда больше не покидал ее. И в следующий момент произнесено было имя моего сына. Я все понял и отшатнулся. Она разглядела меня в тусклом вечернем свете и тоже отпрянула назад. По-видимому, Флер поскользнулась на мокрой траве и потеряла равновесие. Меня оглушил ее громкий крик при падении и ослепили вспышки. Я не мог понять: это молнии или адский огонь. Все смешалось. Я только что собственными руками
