Парнишка, который стоял у дверей, был одет во все черное. Дух вовсе не удивился. Его кожа была такой бледной, что буквально светилась в синем матовом освещении; за густой черной подводкой было не видно глаз.
- Сегодня - пять баксов за вход, - сообщил он.
Дух пошарил в карманах. Чего там только не было: сухие листья, лепестки роз... единственное, чего там точно не было, так это денег. Парнишка в черном презрительно усмехнулся. Он был похож на Билли Айдола под конец бурной и пьяной ночи. Егo правый глаз слегка дергался - не очень заметно, но постоянно.
- Ну что, ребята, будем платить или как? - В его голосе не было злобы, только предельное равнодушие.
Стив прислонился к стене и достал из кармана смятую десятидолларовую бумажку. Парень схватил деньги и с преувеличенной любезностью, граничащей с издевкой, махнул рукой: мол, проходите.
Дух сразу же поразился тому, насколько этот клуб был похож на "Священный тис" дома, в Потерянной Миле. И тут было чему удивиться. "Тис", конечно, считался самым продвинутым и прогрессивным клубом в их маленьком, откровенно провинциальном городке. Но это был ночной клуб в большом городе, в самом центре Французского квартала. Дух ожидал большего. Он и сам толком не знал чего. Больше пышности, больше блеска и стиля. Быть может, веселых подвыпивших завсегдатаев в сверкающих масках с узкими прорезями для глаз и разноцветными конфетти в волосах. Но здесь собрались точно такие же ребятишки, что и в "Священном тисе". Конечно, их было больше - потому что и помещение было больше, - но это были те же детишки с густо обведенными черным глазами, с бледной кожей и множеством дырок в ушах. Сладкий запах ароматизированных сигарет был тоже до боли знакомым. Дым струился причудливыми узорами в приглушенном синем свете.
Конечно, были и отличия. Здесь подавали не только пиво, но и коктейли. Дух заметил таинственный ярко-красный напиток в фигурных пластиковых стаканчиках с фруктами на зубочистках и бумажными зонтиками в качестве украшений. И звуковая аппаратура была, разумеется, очень приличного качества - даже Стив бы не смог к ней придраться при всем желании. Сейчас в динамиках, включенных на полную мощность, гремел "Bauhaus". Дух узнал голос солиста - низкий, гортанный.
Энн слушала "Bauhaus". Дух не мог вспомнить, как зовут солиста и как называется этот альбом, где все песни были связаны по смыслу и представляли собой как бы единое повествование в жанре "ужасов". Никто наверняка знает, что это за альбом. Интересно, подумал Дух, а вдруг Никто тоже сегодня придет сюда. Все ребята, собравшиеся на концерт, были так на него похожи. Их длинные черные плащи или черные "косухи" - обязательно на пару размеров больше - окутывали их хрупкие тела, как тени. Большинство из них казались такими маленькими... такими хрупкими и уязвимыми. Такое впечатление, что, если к ним прикоснуться, они просто лопнут, как мыльные пузыри. Но во всех обведенных черным глазах таилась нарочитая жесткость - стена из стекла, чтобы скрыть их ранимое существо. Покажи мне, что сможешь, - говорили эти глаза. - Сделай мне больно, если тебе очень хочется. Я все это видел... или думаю, что видел... но есть ли разница?
Стив был уже у бара - заказывал им обоим по пиву. В последние дни он "прибился" на "Dixie". Пил только этот сорт: либо просто, либо запивал им виски. Духу совсем не хотелось пива. Он бы лучше пошел в круглосуточный магазин и купил там бутылку крепленого вина. "Дикую розу Ирландии" или "Ночной экспресс". Ему нравились густые сладкие вина. Ему нравилось, как тает на языке сахарный аромат винограда с легким привкусом перебродивших ягод. Такое вино напоминало ему ягодные сиропы, которые бабушка делала ему в детстве: столовая ложка на ночь, крошечная ликерная рюмочка за завтраком. Он помнил, как она говорила: Выпей все, до последней капли. Это вылечит кашель. А от этого у тебя будут румяные щечки. Больше всего Духу нравилось питье из фруктового сока и сахарного сиропа. Этот сиропчик не даст тебе окончательно повзрослеть. В тебе навсегда сохранится что-то от ребенка.
Фруктовый сок и сахарный сироп.
В основном.
Стив подошел к нему, держа в обеих руках по запотевшей бутылке пива. Дух забрал у него свою бутылку, и их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Стив улыбнулся своей прежней улыбкой - пьяной и беззаботной, - и на секунду Духу показалось, что они дома, в "Священном тисе", у них перерыв между двумя отделениями концерта, и они отдыхают, попивая пивко, и все у них хорошо.
А потом начался концерт.
Голос солиста из "Bauhaus" сорвался с высот психопатически-сексуального восторга в мрачные глубины отчаяния. Песня оборвалась так внезапно, как будто у певца случился жестокий приступ рака горла. Раздалась барабанная дробь, группа вышла на сцену. Протяжный басовый аккорд... а потом самый воздух в клубе как будто застыл от леденящего кровь, запредельного вопля в две глотки.
Стив с Духом стояли очень далеко от сцены, и им не было видно почти ничего. Они переглянулись, услышав вопль, который врезался в сигаретный дым, пробрал слушателей до костей и прошел сквозь стены, расписанные разноцветными граффити. Когда в дымном воздухе зазвучали слова первой песни, толпа зарябила и расступилась. От дальней стены до самой сцены образовался довольно широкий проход, и Дух впервые увидел любовников Эшли. Близнецов.
Каждый нерв в его теле зазвенел, словно туго натянутая струна. Он выронил бутылку с пивом, и пена растеклась по липкому полу. Смутно, словно со стороны, он почувствовал, как намокли его кроссовки, как Стив повернулся к нему со словами: "Блин, ты чего?!" - и быстро нагнулся, чтобы спасти остатки пива, пока оно все не вылилось из бутылки. Духу хотелось схватить его за руку - чтобы предупредить, защитить, чтобы просто почувствовать тепло знакомого тела.
Но он не мог даже пошевелиться. Он мог только стоять и смотреть на сцену, на губы двоих близнецов, которые шептали в микрофон:
- Смерть - это легко...
Они практически не изменились с той ночи на холме у Роксборо. С той ночи, когда Дух видел их во сне. Разве что теперь они оба носили темные очки - даже при тусклом приглушенном освещении, в дымном воздухе, в синем мареве. И они были гораздо красивее, чем в его сне. И сексапильнее, чем на холме.
Они больше не производили впечатление сухих ломких кукол. Их кожа уже не смотрелась так, как будто она должна слезть лохмотьями при малейшем прикосновении. Сегодня ночью их губы были накрашены ярко-красной помадой, а их десны и языки влажно поблескивали сочно-розовым. Их белая кожа была упругой и гладкой, как миндаль. Разноцветные шелка колыхались в такт их движениям. Они обнимались, прижавшись друг к другу щеками. Их волосы переплелись - длинные пряди рубиново-красного и бледно-желтого цвета, - как языки разноцветного пламени. Их лица в точности повторяли друг друга, и в этом было что-то распутное, но и прекрасное тоже.
Когда голоса близнецов прикоснулись к Духу, ему показалось, что он уловил и их запах, пьянящий букет из земляничных духов, ароматизированных сигарет, вина, крови, дождя и любовного пота. Всего того, что они любили при жизни, всего того, что разрушило их красоту и истощило их сочную плоть, всего того, что давало им силы существовать сейчас. Ароматы духов и пряностей, вино и кровь, секс и дождь... жизненные соки других людей, которые они выпивают, чтобы питать свои хрупкие засыхающие тела, чтобы возрождаться к подобию жизни.
Они шептали ему свою песню.
Смерть - эта сладостная темнота.
Смерть - это вечная красота.
Смерть - это любовник с тысячами языков...
И ласки тысячи насекомых...
Смерть - это просто.
Смерть - это легко.
СМЕРТЬ - ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ - ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ - ЭТО ПРОСТО.
Ребята, собравшиеся на концерт, должно быть, уже не раз видели выступление близнецов, не раз слышали эту песню. Они подхватили припев:
- Смерть - это легко.
Девушка рядом с Духом подняла руки над головой и принялась раскачиваться из стороны в сторону. На ней была черная шляпка с черной же кружевной вуалью, которая закрывала всю верхнюю половину лица. Траурная вуаль. Рядом с ней, обнимая себя за плечи, стоял юноша в черной футболке-сетке и черной кожаной куртке - парнишка примерно одних лет с Никто. Дух заметил, что его лицо блестит от слез.
- Смерть - это легко, - шептал зал.
Дух закрыл глаза, но не сумел закрыться от мыслей, витавших в зале. Он знал, что они в это верят - эти бледные дети в черном. Иначе зачем бы им одеваться в траурные цвета, зачем бы им резать вены у себя на запястьях тонкими острыми бритвами, от которых потом остаются белые шрамы, похожие на паутину?! Иначе зачем им встречаться на кладбищах по ночам, доводить себя до полного изнеможения, а потом утолять свой голод дымом ароматизированных сигарет, крепкой выпивкой и кислотой, которую они глотают с восторгом дошкольников, громящих конфетную лавку?!
Иначе с чего бы им там любить вампиров?
