в этом нет необходимости, только если есть возможность, но София захихикала, когда он это сказал. Конечно же у нее будет венок. В их саду полно прекрасных цветов. Она несколько дней смотрела на них, думая, какие же выбрать. Белые, естественно, но какой вид? Поповники. Конечно же они. Сплетенные в красивый бело-зеленый венок, будут украшать светловолосую голову, которую София помыла вчера вечером.
Она ведет себя по-детски?
Она думала об этом вчера ночью, лежа под одеялом не в состоянии заснуть. Глупо, да? Так сильно любить свадьбы. Это же только для детей. Маленькие принцессы и все такое. И тут она вспомнила свадьбу принца Уильяма и Кейт, которая проходила несколько лет назад в Англии. София с мамой были у бабушки и смотрела церемонию по телевизору. На столе стоял торт в форме флага и сладости, и мама с бабушкой вели себя так, словно на дворе семнадцатое мая [14]. Радовались как дети, показывая пальцами на телевизор, бабушка даже слезу проронила.
Так что нет.
Оказывается, и взрослым можно.
У нее чудесное платье.
У Кейт?
Кружевные рукава и вуаль.
Уильям был в военной форме, красный с золотым мундир с голубой лентой поверх него.
Такой оловянный солдатик?
Нет, Кейт выглядела намного красивее.
София вошла в кухню и села за стол.
Без пятнадцати шесть.
Почему время идет так медленно?
Цветы рвать еще рано, нужно сделать это прямо перед выходом, иначе они потеряют свежесть. Она несколько недель тренировалась плести венок и в конце концов научилась.
София посмотрела на зеленый поднос для завтрака, стоявший на столе, и улыбнулась. Открыла холодильник в поисках чего-то на хлеб и достала хлеб из ящика. Выбежала в сад за цветком и поставила его в вазочку.
Поднялась по лестнице с подносом в руках.
Аккуратно толкнула дверь локтем и вошла в комнату.
– Папа, просыпайся. Суббота.
Ханна Хольмен изо всех сил крутила педали, но в этом платье это было не так-то просто. Блин, ну зачем она его надела? Было бы намного лучше поехать в шортах. Она на мгновение остановила велосипед и оглянулась назад. Вернуться? И переодеться? Нет, уже слишком далеко уехала, почти на полпути к пристани. И зачем, чтобы опять стоять перед зеркалом, как час назад? Шорты или платье? Белое платье или красное? Волосы собрать или распустить? А обувь какую? Господи, она в тот момент чуть не забыла про обувь. Побежала вниз в коридор и занесла все свои ботинки в комнату. В кроссовках на велосипеде несомненно удобнее, но достаточно ли они красивые? Может, лучше выбрать сандалии? Но тогда пальцы будет видно, но разве можно показывать их на первой встрече? Ей так хотелось поговорить с прежней мамой, та бы ей помогла.
Посмотри, Ханна, очень красиво.
Но нет.
Она с таким трудом определилась, что выбежала из дома чуть ли не в поту, и для чего? Чтобы теперь передумать, развернуться и все начать сначала?
Нет уж, пусть будет так.
Красное платье и белые кроссовки.
Несмотря на то, что однажды ей сказали, что красный цвет в женской одежде подает определенный сигнал мужчинам. Что это цвет-приглашение. Цвет согласия на…
Это далеко от того, что она планировала, во всяком случае.
Просто друзья.
Людвиг.
Они же только познакомились. Пару дней назад? И никаких разговоров об этом не было. Вообще. Только о книгах. И о школе. И да, о мире, будущем и все такое.
Они с ним были невероятно похожи.
Иногда ей казалось, что он уже знает ее.
Знает, кто она.
Как бы изнутри.
Очень странно, но и очень приятно одновременно.
Людвиг станет писателем, это он четко решил.
Сколько бы ему ни отказывали издательства, он не сдастся.
Даже если придется есть один птичий корм и жить в кемпинговом вагончике остаток жизни.
Ханна долго смеялась над этим.
Есть птичий корм.
Глядя на фотографию Людвига, она представила его себе склоненным над компьютером рядом с вагончиком на колесах где-нибудь в глухом лесу, с птичьим кормом во рту.
А ты?
Она не знала, что ответить. Не то чтобы она об этом не думала. Господи, иногда она только об этом и думала.
Во всяком случае, ей нужна профессия, благодаря которой она сможет заработать денег.
Выбраться из этого дома, уехать куда-то.
Подальше.
Может, в Париж?
Однажды она прочла книгу, там рассказывалось про Парижский университет Сорбонну.
Она представила себе Эйфелеву башню, Триумфальную арку и Лувр – музей, где висит «Мона Лиза». И как прекрасно будет звучать ее ответ:
Привет, Ханна, рад познакомиться.
Чем ты занимаешься?
Учусь в Сорбонне.
Надо будет разузнать.
Как туда поступить.
А что после – нет, она не знала.
Может, стать ученым?
Изучать математику?
А может, астрономию?
Черные дыры?
И все такое.
Однажды она смотрела выступление Стивена Хокинга, он рассказывал, что Землю медленно, но верно затягивает в черную дыру. Что однажды засосет всю галактику.
Через двадцать миллиардов лет или где-то так, но все равно.
Интересная мысль.
Ханна понюхала подмышку.
Нет, не воняет пока.
Она мазалась дезодорантом почти целых пять минут. Не хотела вспотеть. Волосы распущены, а не собраны. Просто друзья.
Утренний паром, 9:50.
Она почти не спала. Проснулась еще до шести и мерила шагами комнату. Чем они вообще-то займутся? Просто будут сидеть?
Машина.
Надо, чтобы их подвезли.
Может, поехать в центр, посмотреть Тиволи?
Или в библиотеку? Выпить там какао.
Она подумывала попросить маму, но нет.
Потом Андреса Волда, но и эту мысль быстро отмела.
Как только представила, какие пойдут слухи.
У Ханны новый парень, из города.
А местные парни чем не устраивают?
Нет уж, конечно нет.
А больше-то попросить и некого.
Ну будь как будет.
Просто поболтают.
Посмотрят на море.
Просто друзья.
Ничего больше.
Ханна оглянулась вокруг, убедилась, что машин нет, и вернула ноги на педали.
И стала с улыбкой крутить их дальше по дороге.
Мунк зевнул и взял с тарелки дольку яблока. Сегодня ему удалось поспать подольше. Разлепив глаза, он в замешательстве вылез из постели и увидел в окне, что монтаж Тиволи наконец-то закончили. В три часа ночи, когда он, насилу раздевшись, упал в кровать, там все еще работали. Почти шесть часов сна? Неплохо. Отпив кофе, он оглядел ресторан, где подавали завтрак. Сегодня народу прилично. Большинство наверняка журналисты. Он видел фотоаппараты на нескольких столах. Ну да. Великий день. Мунк равнодушно покачал головой – ему нет до этого никакого дела. Все его
