таким человеком. Он лишь велел ей разуться – асфальт был раскален, и это замедлило бы ее путь, – и пообещал, что, если она проболтается, заживо похоронит ее младшую сестру. А потом заставил ее закрыть глаза и сосчитать до ста. Он отвел двух блондинок в хижину, которую обнаружил, гуляя по лесу, и решил, что на этом все и закончится.
Но потом он влюбился.
У него не оставалось выбора, кроме как привести их домой.
Первое время они находились в запертой комнате в подвале, делили односпальную кровать и постоянно плакали. Прошли месяцы, прежде чем они научились спать всю ночь. Прошли годы, прежде чем они научились радоваться, когда он открывал дверь и приносил им еду, а иногда и подарки.
В конце концов он начал их выпускать, когда был дома, и вновь запирал, когда уходил на работу.
К тому времени, когда они стали достаточно взрослыми, чтобы он мог начать обращаться с ними как с женщинами, он доверил им свободно бродить по территории. Конечно, он угрожал им – говорил, что похоронит их заживо, избивал, не давал еды, если считал, что они чувствуют себя слишком уж комфортно, – но только в той мере, в какой это требовалось для сохранения мира.
Когда он привел их домой, Айрис уже умела читать, и она научила Вайолет. Он покупал им книги о том, как консервировать овощи, дубить шкуры, заниматься огородом, шить. Они обе стали настоящими поселенками. Дошло даже до того, что он смог привести их в гости к матери, и он этим гордился.
Но три месяца назад, после стольких спокойных лет, случилось нечто из ряда вон выходящее: Айрис внезапно родила. Она назвала свою беременность чудом Господним, и он ей почти поверил.
Но малышка изменила характер обеих женщин. Они стали невыносимыми. Они могли уйти от него в любой момент. У него не оставалось выбора, кроме как уничтожить Айрис, чтобы спасти Вайолет.
Пока был на работе, он исследовал места и в конце концов выбрал участок в Северной петле, расположенный довольно уединенно и вместе с тем далеко от его дома, так что, если бы какое-нибудь животное выкопало тело, он не попал бы под подозрение. Убедившись, что туда никто не ходит, разве что случайно забредут наркоманы или бомжи, выкопал яму лопатой. Взял с собой металлоискатель, чтобы, если кто-нибудь увидел бы его и спросил, чем он занимается, сказать, что ищет сокровище, и извиниться, если участок окажется в чьей-нибудь частной собственности.
Но его никто не увидел. Ни одна живая душа.
Он выждал две недели, чтобы выяснить, привлечет ли яма чье-нибудь внимание. Но нет. Даже дождь на нее не повлиял.
Так что на третьей неделе он привел туда Айрис. Принес даже стул и поставил прямо возле могилы. Она выглядела испуганной, но не верила, что он действительно похоронит ее заживо, это было ясно. В конце концов, за десятки лет он так и не привел в исполнение эту угрозу.
Но он усадил ее на стул, а сам спустился в яму, показал, какая она глубокая, прочитал Айрис лекцию о ее плохом поведении, заставил пообещать, что она станет лучше.
А потом заклеил ей рот изолентой и сбросил туда, приложив доску к выступу, который он сделал, чтобы у нее было время поговорить с Господом, прежде чем Он ее заберет.
И теперь ему предстояло проделать все то же самое с Вайолет. Возможно, было бы проще, если бы он просто всадил ей пулю в голову, как старой фермерской собаке, но он пообещал, что похоронит ее заживо, и был человеком своего слова.
Он еще не решил, что делать с ребенком, за которого он ожидал получить десять тысяч долларов. Может быть, если сенатор не могла за него заплатить, смог бы кто-то другой? В любом случае сначала нужно было покончить с Вай.
Он вошел в гостиную, слишком грустный, даже чтобы разуться. Он был удивлен, почувствовав слезы на щеках.
– Пришло время, – сказал он. – Положи ребенка в кроватку. Давай, поторапливайся.
– Нет! – закричала она. Ее лицо ужасно побледнело, глаза казались огромными. Раньше она никогда не повышала на него голос, но дерзость Айрис после рождения ребенка передалась и ей. Пора было с ней покончить не теперь, а давным-давно.
Он ударил ее по лицу и, когда она упала, выхватил младенца из ее рук. Бросил вопящего ребенка в кроватку, которую ему пришлось прятать вместе с Вайолет, когда приехала Ван Рид. К счастью для всех, ребенок молчал.
Он наматывал изоленту на руки Вайолет, пока она не перестала сопротивляться. Она кричала, умоляя его не трогать ребенка – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста – пока он не заклеил ей рот скотчем.
А потом перекинул ее через плечо и вынес на улицу.
Ван
Две мили подъездной дорожки Джека Дэвиса ощущались как двести.
Я затормозила машину у остановки перед домом. Сидя внутри, зарядила пистолет.
– Лили! – закричала я. Мое внимание привлекли грязные следы на полу. Я прошла по ним через кухню к задней двери. Метрах в шести позади дома стоял садовый сарай без окон, дверь которого была открыта и еще раскачивалась, как будто внутрь кто-то только что вошел. Я рванула к этому сараю. Внутри было темно, но мне удалось нащупать выключатель, после чего моим глазам предстала грязная лопата и такие же грязные ботинки. Я потрогала грязь – она была еще мокрой.
Сарай был где-то шесть на шесть метров, инструменты аккуратно висели на крючках. У одной стены стояли садовый мотокультиватор и снегоочиститель. В углу рядом с верстаком, напротив входной двери, разместилась пузатая печка.
Я вытащила пистолет, навела на один угол, на другой. Маньяк мог прятаться где угодно. Этот маньяк уж точно.
– Джек Дэвис, вы арестованы за похищение Эмбер Кайнд и Лили Ларсен, а также за убийство Эмбер Кайнд. – Я вертелась во все стороны, направляя пистолет на все предметы, и сердце бешено колотилось у меня в груди. Все мои чувства обострились, запах бензина и грязи был невыносим, и топот собственных ног по цементному полу оглушал. Я чувствовала, что теряю рассудок, но иногда именно так бывает, когда ты прав, и ты единственный, кто это знает. Джек Дэвис мог быть где угодно, но мне казалось, что он именно здесь и уже закопал Лили. Я не могла ее спасти, пока не остановлю его, иначе я рисковала получить пулю в спину. Мог ли он скрутиться внутри снегоочистителя, как гигантская улитка? Или
