такой же золотой, как у Саши. Сказала, что это Александр Васильевич ей подарил, а никакой другой монеты у нее нет.
Так вот откуда взялся империал возле тела Максимовой. Это все-таки была ее монета, которую она показывала сумасшедшей сопернице.
– Потом я потребовала показать мне завещание. Я прямо обвинила ее в том, что бумага поддельная. Она стала спорить, и я призналась ей в том, что уничтожила настоящее завещание много лет назад.
– И тогда Рената догадалась, что это вы убили Александра Васильевича.
– У меня не было другого выхода, кроме как ее убить. Хотя и без ее догадок в живых я бы ее не оставила. Слишком много зла она мне причинила, и слишком долго я ей спускала это с рук.
И что-то запальчиво продолжала рассказывать. У Жени кружилась голова и то сильно бухало сердце, то замирало. Часто-часто, тишина, опять часто-часто. Ощущение было неприятное. Сквозь наваливающуюся дурноту она вдруг вяло удивилась, что за все время, которое она сидит у Корнеевой, ей ни разу никто не позвонил. Это было странно, потому что обычно у адвоката Волиной телефон разрывался от звонков. Даже по субботам. Многие ее работающие клиенты предпочитали субботу любому другому дню. На сегодня у нее встреч не назначено, но звонить все равно должны. И Саша. Она сказала Татьяне Михайловне, что вернется через час, а отсутствует уже добрых два. Саша за это время должен был приехать в Излуки, увидеть, что ее нет и начать ее искать. Или…нет? И что говорит сейчас старуха? В ушах вата…
Непослушными руками Женя вытащила из кармана телефон. Экран безмолвно чернел. Ну, конечно, вчера, приехав к Гордеевым, она в порыве страсти даже не подумала о том, что его нужно поставить на зарядку. Впрочем, она вчера вообще ни о чем не думала. Ей было неинтересно ничего, кроме Александра Гордеева.
Надо попросить у старухи зарядку. Интересно, у нее есть подходящая? Бесполезный телефон выпал из пальцев и упал на пол. Какая она неловкая. К сердцебиению и головокружению примешивалась нарастающая дурнота, и Женя вдруг испугалась, что сейчас потеряет сознание.
«Старуху испугаю», – успела подумать она перед тем, как очутиться на полу. Последнее, что она увидела, это наплывающее лицо Корнеевой. Оно было совсем не испуганным, а, наоборот, торжествующим. Женя вдруг поняла, что ее тоже отравили. Так же, как до этого Александра Васильевича и Ренату Максимову. Вот только испугаться или огорчиться она не успела.
Снег в больничном парке слепил глаза. Его в этом году было так много, что сугробы выглядели величественно даже рядом с двенадцатиэтажным зданием областной больницы, из которой Женю только что выписали. Под присмотром врачей она провела неделю и так соскучилась по «воле», что то и дело принималась пританцовывать на вьющейся сквозь сугробы дорожке.
– Да подожди ты. Не беги. Вдруг тебе еще нельзя? – пытался увещевать ее Александр Гордеев, тащивший сумку с ее вещами.
– Мне можно! – счастливым голосом сообщила Женя. – Врач сказал, что я в полном порядке, и вообще, вся эта история никак не сказалась на моем драгоценном здоровье. А все почему?
– А все потому, что тебе повезло.
Гордеев содрогнулся, представив, что все могло закончиться совсем иначе.
– А все потому, что ты вовремя догадался, где я могу быть, и меня спас.
– Это твой тезка тебя спас, а не я. Евгений Макаров. Он параллельно наряд направил к старухе, пока мы в Излуках с Рюминым возились. И про отравление деда догадался…
– Но и ты тоже, это же ты вспомнил, что мы обсуждали Галину Серафимовну, и решил, что я отправилась к ней выяснять про мужа ее племянницы. Если бы не догадался, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
– Все хорошо, что хорошо кончается. С одной стороны, очень жаль, что я не догадался запереть тебя в комнате, чтобы ты вообще не занималась самодеятельностью. А с другой – страшно представить, что было бы, окажись ты в доме, когда туда заявился Рюмин.
– Да уж, какие они с тетушкой оба кровожадные.
– Подобное притягивается к подобному. Ой, ты знаешь, а Аля Буковеева пришла в себя. Она уже вчера дала показания. Рюмин действительно был ее любовником, подговорившим ее подставить тебя. Это он ударил ее по голове, когда она после моего звонка запаниковала и пообещала все рассказать.
– Надо будет ее проведать, – проговорила тихо Женя. – Все-таки знакомая, пусть и давняя. Но только через пару дней. Пока я еще не готова снова возвращаться в больницу.
– А еще Макаров дал распоряжение проверить видеорегистраторы соседей Ренаты. Рюмина на записях нет. Зато знаешь, кто есть?
– Корнеева?
– Да. И именно в тот день, когда Рената умерла. То есть вина Галины Серафимовны подтверждается уликами. Хотя она ее и не скрывает. Надо же, это она убила деда и Ренату и пыталась отравить тебя. У меня это в голове не укладывается.
– Признаться, у меня тоже. Она же тебя вырастила и искренне любила. Как же она могла лишить тебя деда? И что она еще мне рассказывала, когда я уже теряла сознание?..
– Ни деда, ни тебя я ей никогда не прощу. – Гордеев еле сдерживал ярость.
– Положим, про меня она не знала.
– Все равно не прощу. Мама у меня сердобольная, уже отнесла в СИЗО передачу, а я не толстовец. Поэтому прощать ее не собираюсь. А спросить ты можешь у Макарова-младшего, еще успеешь…
– Успею! А ты не думай об этом, тебе и так досталось… – мягко сказала Женя, прижимаясь к Гордееву. Впереди виднелась больничная парковка, а на ней гордеевская машина, такая же большая, основательная и надежная, как он сам. – Мы куда сейчас поедем?
– А куда ты хочешь?
Женя задумалась. Хотела она в Излуки. В большой, простой, добротный и уютный дом, где на втором этаже стояла замечательная кровать.
– Мне нужно домой, – сказала она, подумав. – Меня Кристинка ждет. Она все эти дни жила у отца, соскучилась.
– Я отвезу тебя домой, – согласился Гордеев, и Женя слегка расстроилась, что он так легко согласился. – Но вечером. И только для того, чтобы ты собрала вещи. А сейчас мы поедем в Излуки, потому что мама накрыла стол в честь твоего выздоровления. И Кристина после школы у нас. Ждет тебя. Под присмотром моей мамы испекла пирог со сливами. Она уже в курсе, что вы обе будете жить с нами. Со мной и с мамой.
Женя остановилась, запрокинула голову, уставилась в лицо человеку, которого успела полюбить, как не любила никогда в жизни.
– Ты делаешь
