Зал был переполнен. У двери была сооружена переносная зарешеченная железная клетка с сидением посредине. Павел находился за спинами присутствующих и его видели прямо перед собой только судья и присяжные заседатели. Возле судейского стола находился столик секретаря судебного заседания, напротив расположились адвокаты, слева, ближе к секретарю — прокурор. Все места были заполнены. Любовь Ивановна расположилась на подставном стуле у стены, в полутора метрах от клетки, где сидел Павел. Она отметила при взгляде на него, что в его глазах таится искромётная ненависть. Он ничуть не раскаивался в содеянном и держался героем. Барьер стыда, видимо, отсутствовал у её сына.
Началась обычная процедура начала судебного заседания. Это продлилось несколько часов. Чтение обвинительного заключения слушали внимательно, только «охи» прокатывались по залу, да тонкий плач родственников убитых им людей. Всё казалось чудовищно-неправдоподобным. Этот красивый, респектабельный с виду человек мог совершить такие злодеяния? Особенно поразил всех факт украденного из роддома ребёнка, много лет скитавшегося, пока господин случай не свёл его с родителями. Первый день суда закончился. Заседание следующее было назначено назавтра. Как и предыдущее заседание началось с разбирательства по каждому факту отдельно. Дело касалось Юли Чернышевой.
— Да, она действительно была со мной в гостях и пару раз в ресторане. Это была доступная девушка, но я больше её не видел. Находился заграницей. К убийству не имею никакого отношения Павел говорил медленно и настойчиво..
Адвокат хорошо подготовил линию защиты и этот эпизод к Павлу, как оказалось, не имеет никакого отношения.
— Да встретил свою одноклассницу Светлану, полчаса поговорили, подвез её, а это возбраняется?
И снова умные адвокаты отвели эпизод и Павел стал непричастен к убийству Светланы.
Девчонка? Тоже никакого отношения не имела к нему.
— Куда послал Заура с Андреем? И где сейчас Заур и почему убит Андрей?
Это отверг начисто Павел. При допросе Насти был задан вопрос:
— Вы сразу узнали Крутых при первой встрече?
— Нет.
— А когда?
— Недавно. Я заглянула в переднее стекло машины и, увидев его, вспомнила хутор, машину, человека сидящего в глубине. Человек, сидящий за решеткой и тот в машине на хуторе, что приезжал с Ханом и есть Павел Крутых.
— Сколько вам было лет?
— Примерно двенадцать.
— Очень хороший свидетель, для введения в заблуждение суд.
— Какие у вас были отношения с подсудимым?
— Хорошие, дружные.
— В чем они заключались? Вы ходили с ним в ресторан, кино, выезжали на прогулки?
— Да.
— Все это вы воспринимали как должное?
— Он предлагал мне выйти за него замуж.
— И поэтому, по вашим словам, он бросил вас связанную в подвал?
— Да.
— Вы добровольно приехали с ним?
— Да.
— Он приставал к вам?
— Нет. Предлагал жениться.
— И при вашем отказе связал вас?
— Да.
Адвокаты ликовали. Эпизоды со смертью девчонки и Александра Владимировича тоже никакого отношения не имели к подсудимому. Зато эпизод в больнице оказался роковым для самой Любовь Ивановны. Назавтра назначили продолжение процесса. Адвокат сказал ей, что Павел решил сдать «маман» как он выразился, потому что нашлась девчонка-свидетельница и Павел не хочет иметь никакого отношения к этому делу.
— Угрохала своего любовника, пусть и отвечает сама.
Так просил передать ваш сын. Здесь посложнее будет отыграть назад данный эпизод. Вас могут взять под арест.
— А он? Как вы думаете, его отпустят?
— Несомненно. Вы же видите, что ни один эпизод не доказан. Дом этот вашему сыну не принадлежит. И он завтра будет говорить о том, что майор Иванов из-за мести подбросил все эти документы сам, чтобы погубить соперника. И еще выплыло снова письмо, где Вера Иванова сама отказалась от сына, а её бывший муж снова из мести, используя служебное положение, сделал его похитителем ребёнка. Ни один человек не указал на вашего сына как на похитителя. Бред двенадцатилетней девчонки, дающей показания более через десяток лет — не свидетельство. Ещё его беспокоит то, что вы неумело распоряжаетесь деньгами фирмы. Он сам, как только выйдет, будет заниматься делами. Вам, вероятнее всего дадут срок. Не могу сказать какой, будем защищаться, но дадут. Вскоре надоевший ей адвокат ушел.
Любовь Ивановна села на диван, прислонив голову к спинке и тяжкие раздумья затуманили ей голову. Вот и всё. Как бычка на заклание он отдаёт родную мать суду. А ведь это его киллер убил Александра. Да с ним можно было стать счастливой. Она вдруг поняла, что не нужна собственному сыну, он вышел из того возраста, когда нуждался в посторонней помощи. Он ненавидит её за то, что она знает о всех его преступлениях и является соучастницей по их сокрытию. Между ними стала стена преступлений, когда каждый не желает видеть того, кто знает о его тайных постыдных делах. Она встала, тяжело прошлась по комнате и поняла, что жить нечем, не для кого. Что она вдруг потеряла право на продолжение жизни. Её слепая любовь привела на скамью подсудимых сына, а теперь и её будут судить как убийцу. Подошла к бару. Налила рюмку коньяка.
Боль не проходила. Опустошенность, раскаяние, стыд. Она ненавидела себя за все, что случилось и казалось, что вся она липкая от грязи, но никакая вода не отмоет бесчестия.
Набрала номер телефона и услышала:
— Нотариус Светлов слушает.
— Крутых.
— Я понял.
— Приезжайте срочно. Оплата за выезд десятикратная.
— Через полчаса буду.
* * *
Вера и Василёк находились на даче. Оттуда она возила его в школу вместе с Элиной. Вера боялась, что они услышат по радио или телевидению новости.
— Мам, — бойко произнесла Элина. — Это правда, что мой новый папа сфабриковал дело против моего настоящего отца?
— Откуда ты взяла эту чушь?
— В школе говорят.
— Я тоже слышал. Но ты не верь им.
— А я и не верю. Он мне нравится новый папец. Не то что тот. Дома никогда не бывал и со и со мной не разговаривал.
— Ну в отношении бывать дома у Василия тоже проблемы, — проговорила Вера.
— Зато когда он с нами, мы играем, веселимся, катаемся на машине, ловим рыбу, ходим в кино.
— И часто ты бываешь с ним в кино?
— Уже один раз ходили и еще собираемся.
— Действительно много, — утвердительно серьёзно усмехнулась мама.
— А бабушки у меня теперь три и два деда. Я такая богатая.
— Это хорошо или плохо?
— Замечательно. Всё время в гостях и всё время вкусно кормят.
— Ты раньше была голодная?
— Неухоженная, — так говорит баба Тая.
— А еще что тебе говорят?
— Ты мой цветочек аленький.
— Кто это так тебя расхваливает?
— Бабушка Анна Ильинична.
— И ты конечно согласна с ней?
— Да. И ещё дед Андрей говорит, что я — подарок судьбы. Самый лучший в их жизни.
— Понятно. Это всё?
— Нет. Дед Геннадий говорит, что я его надежда и свет в очках.
Вера расхохоталась.
— Может свет в очах?
— Ну может. Все равно свет.
— А как же тебя называет без нас твой брат?
— Не ошлифованный бриллиант, с которым надо много работать.
— А ты как называешь его?
— Мой цветочек Василёчек.
— Василий тебе что говорит?
— Моя маленькая принцесса.
— И ты теперь задираешь нос?
— У меня прямо двор царский родственников стал. Сидела одна дома, скучала, а теперь по расписанию в гости ходить не успеваю.
— Это плохо?
— Замечательно! Только, мамочка, как же папа Павел? Он правда преступник?
— Никто этого не знает, пока не закончится суд.
— А суд знает обо всем?
— Да. Они все выяснят и скажут, напишут в бумаге, виноват или не виновен.
— И нам дадут почитать?
— Да.
— А ты мне тоже дашь эту бумагу?
— Когда вырастешь.
— О-о-о, это несправедливо, мамочка, я сейчас хочу все знать.
— Хорошо. Ты опаздываешь к деду…
— Геннадию. Уже бегу.
— Одна?
— Нет. С дедом Андреем. Они теперь вместе все новости смотрят и обсуждают. А еще придумывают как нас с Васильком воспитывать.
Подошел Василёк. Элина сорвалась с места, только ножки замелькали в туфельках, так неслась она навстречу мальчику. Она повисла у него на шее, а он закружил её вокруг себя. Оба счастливые, со смеющимися рожицами подбежали к Вере. Она обняла их, прижала к себе и подумала впервые за долгие годы:
— Как прекрасен этот мир! Вот оно настоящее счастье.
* * *
Василий следил за судебным процессом. Они с Юрой и Димой были полны негодования. Действительно в изворотливости и уме Павлу отказать было нельзя. Летели напрочь эпизод за эпизодом. Даже труп Лары оказалось был в подвале, а он ничего не знал. Дом записан на другого человека, которого до сих пор не могут найти. Даже их «шпион» Зверев подтверждал редкие приезды обвиняемого. Кто мог подложить труп, Павел сказать не мог, кроме как все та же милиция, которая желает сжить его со света. Соперник майор и его друзья.
