Но кто он на самом деле? Офицер израильской военной разведки, который вырубил ее одним ударом, украл чужую одежду и угнал чужую машину. И будь она проклята, если она знает, на что еще он способен и чему еще его в свое время научили. Но размышлять поздно, теперь ему нужно либо довериться, либо нет. И на кону стояла ее жизнь. Или… немедленная смерть.
Все эти мысли за несколько мгновений пронеслись у нее в голове, и вместе с последней из них она шагнула за край обрыва.
Падение продолжалось недолго. Наверно, меньше секунды. Так бывает с человеком, который, задумавшись, шагнул мимо подножки автобуса. Мэгги оказалась на довольно широком уступчике, который тянулся вдоль края обрыва, примерно на метр ниже его. Она вжалась всем телом в камень и только сейчас поняла, что по спине ее струится холодный пот.
Мэгги осторожно выглянула наверх, но в тумане ничего не было видно. Она замерла, считая удары своего сердца, и не знала, что ей делать дальше, как вдруг… услышала выстрел. Совсем близко. Сразу за полосой тумана. Там, где был Ури.
И ей вдруг стало все ясно.
Иерусалим, пятница, 06:15
Мэгги почти не дышала, не в силах пошевелиться. Ее щека была прижата к грубому камню. Под блузку забирался прохладный утренний ветерок, а по лицу катились крупные слезы…
Она не знала, сколько прошло времени с момента выстрела, но вдруг услышала звук шагов на асфальтовой площадке, затем хлопнула дверца, взвизгнули колеса и через несколько секунд туман и утро поглотили шум удаляющейся машины.
И ее окружала полная тишина.
Мэгги вдруг поняла, что молится. Она молилась о том, чтобы вновь услышать звук шагов. И его голос, зовущий ее по имени. Ей всегда казалось, что она отреклась от веры в Господа еще раньше, чем сдала выпускные экзамены в монастырской школе, но сейчас вся вера вернулась и была сильна, как никогда.
«Господи, прошу тебя, Господи… Сделай так, чтобы все было хорошо с ним… Господи Всемогущий…» — беззвучно шевелились ее мокрые от слез губы.
Как она могла? Как она могла так легко согласиться на его план? Ведь фактически она думала лишь о том, как спасти свою драгоценную жизнь, и совершенно наплевала на его. Он сказал ей: «За меня не беспокойся». И она тут же забыла о нем и помчалась, как козочка, к спасительному обрыву… Теперь она поняла: Ури и не мечтал о том, чтобы уцелеть самому. У него не было шансов после того, как он затормозил. Он просто хотел ее спасти. Любой ценой. И заплатил за это своей жизнью.
Ей вдруг отчетливо представилось его тело, неподвижное, застывшее в неловкой позе в нескольких метрах от машины, в растекающейся луже темной крови…
И Мэгги зарыдала. Тихонько, но в голос. У нее не укладывалось в голове, что мужчины, которого всего несколько часов назад она держала в своих объятиях, живого и теплого… что его уже нет.
Мэгги по-прежнему не двигалась. Инстинкт самосохранения впечатал ее в холодный камень и не давал высунуть носа поверх края обрыва. Что, если она сейчас выберется обратно на дорогу, а их преследователи все еще там? Они вполне могли обмануть ее и никуда не уехать. Вот она сейчас поднимется в полный рост и первое, что увидит, будет дуло пистолета, направленное ей в голову. А второе — глумливая усмешка человека, который минуту назад застрелил Ури…
У нее затекла нога, и Мэгги чуть пошевелила ею, стараясь не производить шума. А еще спустя несколько минут у нее лопнуло терпение и она, приподняв голову, глянула на дорогу. Ничего. И никого. Мэгги не двигалась еще примерно с минуту, а потом решительно вылезла на край обрыва. Если кто-то и притаился вдали, теперь она была у них как на ладони. Но сама Мэгги по-прежнему ничего не видела. Смотровая площадка и дорога были пустынны.
Она нерешительно двинулась вперед, стараясь увидеть дальше, чем позволял ей клубящийся вокруг туман. Пусто. Не было даже «мерседеса», на котором они ехали с Ури. Слава Богу, не было и трупа. Может быть, Ури удалось скрыться? Может быть, тот визг колес принадлежал их машине, а вовсе не машине преследователей?
Но это как-то бессмысленно… Ури не уехал бы отсюда без нее, если бы понял, что опасность по какой-то причине миновала. Или вернулся бы за ней сразу же…
А может, убийцы забросили тело в багажник «мерседеса» и кто-то из них сел за руль?..
Мэгги тщательно исследовала смотровую площадку, но она не была полицейским детективом и не знала, как трактовать отпечатки автомобильной резины на холодном асфальте.
Небо с каждой минутой наливалось синевой, из-за уступчатых холмов выползло солнце и погнало туман прочь. Тут и там шевелились на ветру кроны оливковых деревьев.
— Я найду эту чертову табличку… — вдруг пробормотала она вслух. — Я найду ее, даже если мне придется угробить на поиски всю жизнь…
Она видела в этом свой долг перед Ури и месть тем, кто принес столько горя этой семье. Им тоже позарез нужна табличка, но будь она проклята, если они ее получат… Им будет невыносимо мучительно сознавать, что именно она ее отыскала. И Мэгги будет счастлива подарить им эту муку. Да, на кону по-прежнему были мирные переговоры между израильтянами и арабами. Да, на кону по-прежнему была ее профессиональная репутация — репутация дипломата, когда-то допустившего страшную ошибку, но получившего волшебный шанс реабилитироваться. Но в эту минуту Мэгги было плевать и на переговоры, и на собственную репутацию. Ей хотелось одного — отомстить за Ури.
И вдруг до ее слуха донеслись какие-то странные звуки — особенно неправдоподобные оттого, что она услышала их именно здесь и в столь ранний час. Песня. И не лишенная красоты. Мэгги сразу же поняла, что это не радио. Кто-то живой пел эту песню… И не один… Мэгги пошла на звук и вернулась к краю обрыва. Песня лилась откуда-то снизу. Ури был прав, сказав, что здесь пологий спуск. Она спокойно могла спуститься по нему, не рискуя сломать себе шею.
И она так и поступила. В туфлях, позаимствованных у Орли, идти было не очень удобно, но Мэгги сейчас не приходилось выбирать. Пару раз она оступилась и упала на колено, но это все были мелочи.
Вскоре она наткнулась на тянувшуюся вниз тропинку, и дело пошло быстрее. Минут через пять Мэгги уже спустилась на равнину и увидела тех, кто пел. Начиная с третьего куплета, ребята уже не особенно старались и пели вразнобой. Но для Мэгги это была поистине волшебная музыка.
* * *
Это были представители «Живого кольца», с которыми ей уже доводилось встречаться. Никогда в своей жизни Мэгги так не радовалась встрече с демонстрантами, как в ту минуту. И она отдала должное упорству и высокому моральному духу протестантов. «Живое кольцо» не являлось показушной акцией, организованной в первую очередь для телевизионщиков и газетчиков. Ребята действительно дневали и ночевали вокруг Иерусалима, не размыкая рук. Очевидно, именно здесь проходила граница священного города. Ну что ж, хоть в чем-то повезло…
— Журналистка? — окликнула ее молодая женщина в больших круглых очках, прижимавшая к себе девочку лет одиннадцати. Рядом с ней стоял мужчина, примерно ее лет, всем своим обликом напоминавший раввина, кутавшийся в белую молельную шаль.
— Вот уж нет! — Мэгги, сама на зная зачем, «включила» свой ирландский акцент на полную. — Я гостья!
— Гостья? Туристка, что ли?
— Ну прям туристка! Нет, милая, я паломница! — Мэгги говорила сейчас совсем так же, как монахини в дублинской школе для девочек, где она выросла. Она почему-то решила, что эта маска поможет ей сейчас лучше, чем какая бы то ни была другая. И уж во всяком случае, лучше, чем ее истинное лицо.
— Хотите присоединиться к нам? Мы протестуем против передачи города арабам.
— Ну нет, спасибо! Я не протестовать сюда приехала!
Раввин чуть вышел вперед и наконец решил поучаствовать в разговоре.
— Вам нужно в Иерусалим, да?
— Точно. И поскорее бы. Я тут влипла в переделку за свои грехи…
— В какую переделку?
— Таксист обманул, чтоб его… прости Господи… Повез в город, а сам высадил на пустой дороге… Вон там, наверху… Говорит, тут смотровая площадка, посмотри, полюбуйся, мол, на красоты… Ну я и стала любоваться, а он возьми да по газам! Так и уехал со всеми моими пожитками. Пальто увез… хорошее пальто… теплое…
— Таксист был еврей или араб?
Мэгги прикусила язычок. Важно было не ошибиться и дать правильный ответ. Но какой им больше понравится? Если она, допустим, скажет, что таксист был евреем, это может их обидеть, а если араб — тоже. Кто же по своей воле будет якшаться с арабами?..
— А я его не спрашивала. По мне, так хоть мавр, лишь бы «баранку» крутил, правда ведь? И уж никак я не ждала от него этого фокуса! Думала, на Святую землю приехала…
— Послушайте, — перебил ее раввин. — Куда вам сейчас?
— Да вы не беспокойтесь из-за меня. Я вижу, вы Богу служите. Я-то уж как-нибудь…
