Но сотовый зазвонил снова; на сей раз белый нажал кнопку «Прием» и сказал: «Гриссел слушает», а потом: «Да, я его нашел». После долгого молчания он ответил: «Да».
И потом опять: «Да». Помолчал. «А дальше?»
Тобела слышал, что на том конце линии Грисселу отвечает мужской голос, но не мог различить слова.
Наконец Гриссел убрал трубку от уха и встал, сохраняя безопасное расстояние между собой и Тобелой.
— Пошли, — скомандовал он.
— Спасибо, мне и здесь хорошо.
Тишину комнаты нарушил выстрел; пуля пробила дыру в диване совсем рядом с его головой. Из дыры вырвалась обивка и пыль; облако медленно оседало на пол. Тобела посмотрел на белого; тот молчал. Потом он встал и развел руки в стороны.
— Спокойно, — сказал он Грисселу.
— В машину!
Он пошел.
— Стой!
Он оглянулся. Гриссел подошел к ассегаю. Посмотрел на него, потом на Тобелу, как будто колебался, не зная, на что решиться. Наконец он нагнулся и поднял ассегай.
Не хочет оставлять улик, понял Тобела. Плохо, очень плохо!
Они условились, что Карлос заедет за ней в половине пятого, но в четверть пятого в дверь постучали. Кристина открыла и увидела колумбийца с букетом; он расплылся в улыбке.
— Вот, значит, кончита, где ты живешь, — протянул он, входя. — Это твой дом. У тебя здесь красиво. Очень красиво!
Ей стоило большого труда оставаться спокойной и дружелюбной, потому что она была вне себя от волнения. Сонина игрушечная собачка лежала на самом виду, а шприц с кровью был еще в холодильнике.
Она собиралась спрятать игрушку и шприц в сумках с продуктами — она ведь обещала Карлосу приготовить ужин и накупила много всякой снеди. В ее дамской сумочке лежало свернутое платьице Сони. Карлосу все было любопытно. Он пожелал осмотреть ее спальню и детскую комнату. На него произвел большое впечатление ее огромный плазменный телевизор (Карлос купит тебе такой же, кончита. Для тебя и Сони!). Потом он не спеша подошел к холодильнику.
— Да-а, вот это холодильник! — с восхищением протянул он.
Но открыть дверцу Кристина ему не дала.
— Карлос! — воскликнула она так резко, что испугалась звука собственного голоса.
Колумбиец испуганно оглянулся — совсем как ребенок, которого застигли на какой-то шалости.
— Пожалуйста, помоги мне отнести сумки в машину.
Она решила услать его вниз с сумками.
— Си. Конечно! А что ты приготовишь?
— Это сюрприз, поэтому я и не разрешила тебе открыть холодильник.
— Но я хочу посмотреть на него изнутри.
— В другой раз.
Кристина прекрасно знала: другого раза не будет.
Белый сел на левое заднее сиденье, а Тобеле приказал сесть за руль.
— Поехали!
— Куда?
— Езжай.
Тобела покатил прочь от своей фермы. В зеркало заднего вида он не видел, что творится на заднем сиденье. Он повернул голову, как будто желая рассмотреть какое-то мелкое препятствие на дороге. Краем глаза он увидел, что Гриссел расстелил на коленях дорожную карту.
Тобела начал анализировать все, что ему удалось узнать. Скорее всего, Гриссел все-таки полицейский — об этом говорили и его поведение, и пистолет. Белый знал, где находится его ферма, и догадался, что Тобела обязательно наведается домой. Есть и кое-что поважнее: других полицейских поблизости нет. Район не оцеплен.
Гриссел ждал конкретного звонка по мобильному телефону. «Да. Я его нашел». С начальством он бы говорил не так. Значит, он разговаривал не со своим начальством.
Кто еще охотится за ним? Для кого еще он обладает ценностью?
— Езжай к Джорджу, — велел Гриссел.
Тобела обернулся и увидел, что карта уже свернута.
— К Джорджу?
— Ты знаешь, где он находится.
— Это почти шестьсот километров отсюда.
— Вчера ты проехал больше тысячи.
Полицейскому известно, что вчера он уехал из Кейптауна. У него имеется доступ к официальной информации, но он — не начальство. Как-то не вяжется одно с другим. Надо попробовать что-то предпринять. Проще всего совершить какой-нибудь маневр, пока они еще на проселочной дороге, тем более что он пристегнут ремнем безопасности, а Гриссел — нет. Например, можно резко затормозить, а когда белого швырнет вперед, схватить его. И попробовать отобрать пистолет. Рискованно, конечно.
Оправдан ли риск? Джордж… Что находится в Джордже? Если бы этот полицейский арестовал его официально, они бы сейчас направлялись в Каткарт, Сеймур, Алису или Порт-Элизабет. Или в Грэмстаун. Словом, в ближайшее место, где есть полицейский участок, тюрьма и суд.
Он подозревается в совершении тяжких преступлений; он это понимал. Если ты служишь в ЮАПС и схватил линчевателя Артемиду, ты вызываешь подкрепление и вертолеты, ты не выключаешь мобильный телефон до тех пор, пока задержанный не скован десятью парами наручников.
Если только ты не работаешь на кого-то другого. Если только ты не хочешь пополнить свой ежемесячный доход…
Все как следует обдумав, Тобела пришел к единственному логически возможному выводу.
— Ты давно работаешь на Сангренегру? — Левой рукой он поправил зеркало. На него уставились налитые кровью глаза. Ответа Тобела не получил. — Вот в чем проблема в нашей стране. Деньги у нас важнее справедливости.
— Значит, вот как ты оправдываешь свои убийства? — спросил сзади полицейский.
— Убийства? Убийство было только одно. Я не знал, что Сангренегра невиновен. Что ваши люди использовали его как наживку.
— С чего ты взял, что Сангренегра невиновен?
— По глазам увидел.
— А Бернадетта Лоуренс? Что сказали тебе ее глаза?
— Лоуренс?
Полицейский молчал.
— Но она ведь призналась.
— Именно это все мне и твердили.
— А ребенка убила не она?
— Я думаю, нет. Скорее всего, она взяла на себя чужую вину. Она покрывала настоящую убийцу — мать девочки. Как другие защищали бы своих детей.
Неожиданное известие ошеломило Тобелу.
— Вот для чего существует система правосудия. Система. Вот почему мы не можем брать закон в собственные руки, — сказал Гриссел.
Тобела не сразу смирился с новостью; он медленно осмысливал и принимал свою вину. Но все равно — ни одна чаша весов не перевешивала.
— Так почему же она призналась? — спросил он самого себя, хотя и вслух.
С заднего сиденья ему не ответили.
Пока они вносили сумки с продуктами на кухню Карлоса, она не могла думать ни о чем, кроме шприца с кровью.
Без телохранителей в доме было неестественно тихо и пусто; в огромном пространстве шаги и голоса звучали гулко. После того как они выложили продукты, он обнял ее. Прижал ее к себе с необычайной нежностью и сказал:
— Все правильно, кончита.
Она заставила себя расслабиться. Заставила себя прижаться к нему бедрами.
— Да, — сказала она.
— Мы будем счастливы.
В ответ она поцеловала его в губы — очень искусно — и сразу почувствовала, что он возбудился. Она положила руку ему на ширинку и провела сверху вниз. Руки Карлоса гладили ее по спине. Он медленно, сантиметр за сантиметром, задирал на ней платье до пояса, а потом просунул пальцы под резинку трусиков. Дыхание его участилось.
Она провела губами по его щеке, вниз, по шее, по крестику, висящему в кустике волос на груди. Ее язык оставлял за собой влажный след. Потом она высвободилась, опустилась на колени, деловито расстегнула «молнию» на его брюках. Одной рукой она стащила с него трусы, а другой вытащила наружу его мужское достоинство.
— Кончита! — прерывающимся голосом прошептал он.
Никогда прежде она не делала этого без презерватива.
— Мы будем счастливы, — сказала она и взяла его член в рот.
Тобела Мпайипели и его белый пассажир, сидящий на заднем сиденье, словно плантатор из колониального прошлого, проехали Мвангалу и Диамалу, где на пышных зеленых пастбищах пасся тучный скот. Затем они повернули направо, на трассу Р-63. В Форт-Хэар было тихо: сезон летних отпусков. Через пять минут они были в оживленной Алисе. На улицах полно народу: торговцы фруктами на обочинах, женщины с корзинами на голове и детишками на спине — они шагали степенно и неспешно по обочине дороги и по улицам города. На углу вокруг игрального стола сидели четверо мужчин. Интересно, подумал Тобела, видит ли все это полицейский. Слышит ли он, как женщины громко переговариваются через всю улицу. Здесь земля коса. Владения его народа.
В тридцати километрах отсюда, не доезжая Форт-Бофорта, он свернул на юг. Несколько раз слева мелькала Ката-Ривер; извиваясь между холмами, грязноватая лента убегала вдаль. Когда-то он собирался приехать сюда вместе с Пакамиле: только они вдвоем, с рюкзаками, в туристских ботинках, с двухместной палаткой. Ему так хотелось показать мальчику места, где он родился и вырос!
