могилы отмечали крестами. Комендант это запретил. Находящиеся в лагере были осуждены военным трибуналом на десятки лет заключения; по сути, они уже были мертвы. Когда-нибудь лагерь закроют, бараки и забор из колючей проволоки разберут, и на голом, обдуваемом всеми ветрами холме не останется и следа его существования.
— Что значат кресты? — отозвался Винсенте. — Символы суеверия. Доброта отца Эдуардо фальшивая. Все они одинаковы. Черные жуки пытаются заполучить тебя, когда ты умираешь, когда не осталось сил.
Снаружи уже стемнело. Кто-то в бараке играл в карты, кто-то штопал потрепанную форму при слабом свете сальных свечей. Берни закрыл глаза и попытался уснуть. Он думал об избиении Томаса: спустя несколько дней анархист умер. Сам он сегодня ступал по тонкому льду с этим психиатром. Хорошо еще эскулап видел в нем всего лишь типичного представителя людей определенного рода. В глубине души Берни хотелось бросить тюремщикам вызов, как сделал Томас, но жить ему тоже хотелось. Его смерть стала бы их окончательной, бесповоротной победой.
Наконец он уснул — и увидел странный сон. Он вошел в барак с целой толпой учеников из Руквуда, которых вел мистер Тейлор. Мальчишки стали рассматривать деревянные нары, потом собрались в центре, вокруг сделанного из старых ящиков стола. Они сказали, если это их новая спальня, она никуда не годится, им тут не нравится. «Не падайте духом, — с укоризной велел мистер Тейлор. — В Руквуде это не принято».
Берни резко пробудился. В бараке было совершенно темно, он ничего не видел. Он замерз. Спустил тонкое одеяло, чтобы прикрыть ступни. Выдалась первая по-настоящему холодная ночь. Сентябрь и октябрь оказались самыми легкими месяцами: испепеляющая летняя жара спала, температура понижалась каждую неделю на несколько благословенных градусов, ночью спать тоже было комфортно. Но теперь пришла зима.
Берни без сна лежал в темноте, слушал кашель и бормотание заключенных. Скрипели нары, когда кто-нибудь беспокойно ворочался, вероятно тоже страдая от холода. Скоро по утрам начнет подмораживать. К Рождеству можно ждать первых жертв зимы.
С соседних нар раздался шепот:
— Бернардо, ты не спишь? — Винсенте кашлянул.
— Нет.
— Слушай… — В голосе Винсенте слышалась настойчивость, и Берни повернулся, но не смог разглядеть друга в непроницаемой тьме. — Думаю, мне не пережить холодов.
— Не говори глупостей.
— Если я буду умирать, хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Черные жуки явятся, они попытаются отпустить мне грехи. Останови их. Я могу ослабеть, понимаешь, я знаю, люди теряют силы. Это станет предательством всего, ради чего я жил. Прошу тебя, останови их как-нибудь.
Глаза Берни защипало от слез.
— Хорошо, — шепнул он в ответ. — Если дело до этого дойдет, обещаю.
Винсенте потянулся к нему, нащупал плечо Берни и сжал своей исхудалой рукой:
— Спасибо тебе. Ты настоящий друг. С твоей помощью я напоследок проявлю характер.
В Мадрид первое ноября принесло сырость и холод. В квартире Гарри было мрачно, несмотря на акварели с видами Англии, которые он позаимствовал в посольстве, чтобы оживить голые стены.
Иногда он думал о пропавшем комиссаре. Гадал, каким комиссаром стал бы Берни, если бы выжил и его сторона победила бы в войне. Задачей Гарри было разговорить Барбару по части Сэнди, и Берни они при встречах почти не упоминали. От этого Гарри испытывал стыд, словно они вычеркнули его друга из прошлого.
«Берни, наверное, стал бы очень дельным комиссаром, — подумал Гарри, — помимо ярости, в нем было сострадание к людям».
Однако он не мог представить Берни одним из тех, кто, как говорили, приказывал расстреливать солдат за малейший ропот.
Гарри взял чашку с чаем — посольских снабжали «Липтоном» — и подошел к окну. Зажег brasero, от маленькой печурки из-под стола пошло благословенное тепло. Капли дождя медленно падали с балконов дома напротив. Как же ему было противно расспрашивать Барбару про Сэнди, выуживать из нее информацию. Он с облегчением понял, что она почти ничего не знает. Значит, хотя бы в отношениях с ней не придется быть шпионом.
В то утро Гарри переводил на встрече в Министерстве внутренних дел, потом пошел к Сэнди в кафе «Росинант». Он позвонил ему на следующий день после прогулки с Барбарой. Сказал, что в посольстве все тихо, предложил встретиться. Сэнди с готовностью согласился.
Гарри вышел на улицу и направился в сторону кафе. Он внимательно оглядывался, как обычно, однако признаков того, что Энрике заменили на более опытного шпика, не заметил.
Сэнди уже ждал в «Росинанте», когда Гарри добрался. Он сидел, положив ногу на деревянную колоду, а десятилетний мальчишка-оборванец чистил ему ботинок.
— Иди сюда! — Сэнди махнул Гарри рукой. — Извини, что не встаю.
Гарри сел. В кафе было тихо. Вероятно, дождь и туман заперли людей по домам.
— Паршивая погодка, — бодро сказал Сэнди. — Как будто в Англию вернулись.
— Прости, я опоздал.
— Ничего. Я сам пришел пару минут назад. Боюсь, начинается зима. — Мальчик сел на пятки, и Сэнди оценил его работу: — О’кей, niño.
Он дал пареньку монету, тот посмотрел большими печальными глазами на Гарри:
— Почистить вам ботинки, сеньор?
— No, gracias.
— Да ладно тебе, Гарри. Это всего десять сентимо.
Гарри кивнул, мальчик подложил деревянную колоду под его ногу и принялся полировать ботинки, которые Гарри сам вычистил всего час назад. Сэнди подозвал официанта, и они заказали кофе. Паренек закончил возню с башмаками, получил свою монету и двинулся к другому посетителю, шепча просительным тоном:
– ¿Limpiabotas? [49]
— Бедный маленький паршивец, — сказал Гарри.
— На прошлой неделе он пытался продать мне похабные открытки. Жуть! Старые шлюхи снимают панталоны. Лучше ему поостеречься, чтобы не попасть в лапы гвардейцев.
Официант принес кофе. Сэнди задумчиво посмотрел на Гарри и спросил:
— Скажи, как тебе показалась Барбара, когда вы виделись?
— Хорошо. Мы ходили гулять в Каса-де-Кампо.
Ему вовсе не показалось, что с Барбарой все в порядке. Она была замкнута, словно что-то утаивала, раньше она такой не была, но он не собирался сообщать об этом Сэнди. Верность Барбаре Гарри хотел сохранить.
— Она не показалась тебе встревоженной, расстроенной?
— Нет.
Сэнди закурил сигарету.
— Хм… С ней что-то происходит уже несколько недель. Она говорит, все в порядке, но я сомневаюсь. — Он улыбнулся. — Ну ладно, может, волонтерская работа ее отвлечет. Она рассказывала тебе?
— Да. Кажется, это хорошая идея.
— И вы столкнулись с фалангистами в ресторане. — Сэнди приподнял брови.
— Нас слегка зацепили, — кивнул Гарри.
Сэнди рассмеялся:
— Гитлер однажды сказал, что фашизм превращает червя в дракона. Здесь это затронуло множество червей. Что ж, пускай себе пышут огнем и дымом. Хотя это бывает довольно утомительно. — Он улыбнулся с внезапной теплотой. — Иногда так приятно видеть серьезное английское лицо.
— Странно, наверное, работать с этими
