и уселся на него, запахнув пальто, как королевскую мантию, и уставился на Гранта добрыми карими глазами, излучавшими обаяние, которое не могла затушевать даже роговая оправа.
– Марта, то есть мисс Халлард, сказала, что вам нужно кое-что разузнать.
– И вы этим собираетесь заняться?
– Я провожу здесь, в Лондоне, некоторые исследования. Я имею в виду исторические исследования. А она сказала, что вам нужно что-то в этой области. Она знает, что с утра я обычно работаю в Британском музее. Буду рад помочь вам, мистер Грант.
– Очень любезно с вашей стороны. А над чем вы работаете?
– Крестьянское восстание тысяча триста восемьдесят первого года.
– А, Ричард Второй.
– Да.
– Вас интересуют народные движения?
Кэррэдайн очень не по-научному ухмыльнулся и ответил:
– Нет, меня интересует возможность задержаться в Англии.
– А вы не можете остаться здесь просто так?
– Нет. Мне нужно алиби. Мой отец считает, что я должен заняться семейным бизнесом – оптовой торговлей мебелью. Знаете, заказываете по каталогу, доставка по почте. Не поймите меня превратно, мистер Грант, мебель у нас очень хорошая, стои`т вечно. Только не готов я посвятить этому жизнь.
– И решили, что в Британском музее отсидитесь, как в бомбоубежище?
– По крайней мере, там тепло. И мне в самом деле нравится история, в колледже это был мой основной предмет. Но раз уж вы настаиваете, то я отправился в Англию вслед за Атлантой Шерголд. Она глупенькая блондинка у Марты, то есть я имел в виду, что в пьесе у мисс Халлард она играет роль глупенькой блондинки. А вообще Атланта совсем не глупая.
– Верно, весьма одаренная особа.
– Вы видели ее?
– Вряд ли кто-нибудь в Лондоне не видел ее.
– Да, похоже, что так. Пьеса уже столько месяцев не сходит со сцены. Мы не думали, Атланта и я, что она продержится больше нескольких недель, поэтому мы просто попрощались ненадолго. Но когда оказалось, что пьеса все идет и идет, мне пришлось искать повод ехать в Англию.
– А сама Атланта разве не достаточный повод?
– Только не для моего отца! Мои родные смотрят на нее свысока, а отец и на дух не выносит. Если и упоминает о ней, то только как об «этой артисточке, твоей приятельнице». Понимаете, мой отец – уже Кэррэдайн Третий, а отец Атланты – едва ли Шерголд Первый. Бакалейная лавочка в провинциальном городке. И соль земли, если вам интересно. В Штатах к тому же у Атланты дела на сцене шли не блестяще. Здесь у нее первый большой успех. Вот почему она не хочет разрывать контракт и возвращаться домой. Собственно говоря, ее вообще непросто будет уговорить вернуться в Штаты. Она считает, там ее никогда не ценили.
– И вы решили заняться научной работой?
– Понимаете, мне требовалось придумать что-нибудь такое, чем можно заниматься только в Лондоне. А в колледже я серьезно интересовался историей. Так что Британский музей оказался вполне подходящим местом. Мне и самому интересно, и отец видит, что я при деле.
– Да, алиби не хуже других. Кстати, а почему именно крестьянское восстание?
– Да потому, что вообще тогда была интересная эпоха. К тому же я думал, что это понравится папе.
– Значит, его интересуют социальные реформы?
– Нет, но он ненавидит монархию.
– Кэррэдайн Третий?
– Да, смешно, не правда ли? Вполне в его духе держать в своем банковском сейфе корону. Бьюсь об заклад, иногда он забирает ее, пробирается на вокзал и примеряет в мужской уборной. Но, боюсь, я утомил вас, мистер Грант, – все болтаю о своих делах. Я же пришел…
– Зачем бы ни пришли, вы для меня просто посланец Божий. Посидите со мной, если не спешите.
– Я никогда не спешу, – сказал молодой человек, вытягивая ноги перед собой. Проделывая эту операцию, он задел тумбочку и уронил на пол портрет Ричарда.
– Ох, прошу прощения! Вечная моя неловкость! Никак не привыкну к длине собственных ног. К двадцати двум годам пора бы и освоиться. – Он поднял портрет и с интересом взглянул на изображение. – «Рикардус Третий. Анг. рекс.», – вслух прочитал он латинскую надпись.
– Вы первый, кто заметил надпись на заднем плане картины.
– Да, ее можно разглядеть, лишь когда всмотришься как следует. А вы первый из моих знакомых, у кого вместо фотографии какой-нибудь красотки – король.
– Он не красавец, верно?
– Не знаю, – медленно промолвил юноша. – У него неплохое лицо. У нас в колледже был профессор, довольно похожий на него. Он жил только на висмуте и молоке, так что обладал несколько желчным взглядом на жизнь, но по сути был добрейшим существом. Так вы хотели разузнать что-то о Ричарде?
– Да, но ничего необычного. Просто интересно, что писали о Ричарде его современники.
– Что ж, это нетрудно. Даже недалеко от моего собственного времени, то есть от изучаемого мной периода. Собственно говоря, один из ведущих специалистов по Ричарду Второму, сэр Катберт Олифант, писал и о Ричарде Третьем. Вы читали Олифанта?
Грант ответил, что знаком лишь со школьными учебниками и сэром Томасом Мором.
– Мором? Канцлером Генриха Восьмого?
– Да.
– Полагаю, он выступал с вполне определенных позиций.
– Именно. Мне его книга представилась партийной агиткой, – сказал Грант, впервые осознав, какой именно привкус оставило после себя сочинение Мора. Оно читалось не как записки государственного деятеля, а как тенденциозный агитационный памфлет. Скорее даже, как колонка журналиста, получающего свою информацию с черного хода. – А что вы знаете о Ричарде Третьем?
– Только то, что он прикончил своих племянников и предлагал отдать полцарства за коня. И еще у него было два приспешника с прозвищами Кот и Крыса.
– Кто?
– Помните, наверное, с детства присказку: «Англией правят при Борове Крыса и Кот с норовом».
– Да, конечно. А что, кстати, это означает, вы не знаете?
– Понятия не имею. Я не специалист по этому периоду. А как вы заинтересовались Ричардом Третьим?
– Марта посоветовала мне заняться каким-нибудь научным исследованием, ибо заниматься полицейскими делами я пока не могу. А поскольку меня интересуют человеческие лица, Марта принесла мне портреты героев различных исторических загадок. Ричард попал в их число чисто случайно, но оказался самой загадочной личностью.
– Правда? А каким образом?
– Он, как считают, совершил одно из отвратительнейших преступлений в истории, но при этом обладал лицом справедливого судьи и мудрого правителя. По всем данным, он был весьма образованным и добропорядочным человеком. Ричард превосходно управлял Северной Англией. Он был умелым полководцем и славным воином. Не известно ничего предосудительного о его личной жизни. А его брат – вы, вероятно, знаете – был, если не считать Карла Второго, самым большим бабником среди наших коронованных особ.
– Эдуард Четвертый? Да, знаю. Образец мужской красоты. Быть может, Ричард чувствовал постоянное унижение, сравнивая себя
