— Да нет, спасибо, поедем в шестнадцатое отделение.
Впрочем, большой пруд слева под осенним дождем выглядел мрачновато, под стать романам Достоевского.
Турецкому повезло. Не прошло и десяти минут, как он выяснил, что бывший оперуполномоченный шестнадцатого отделения Бобрецов жив и здоров, прописан буквально на соседней улице.
— Только вы лучше ему сначала позвоните, — посоветовала Турецкому пожилая секретарша. — Он старик интересный, но со странностями. Если вы ему не понравитесь, ни за что разговаривать не станет. Тут к нему с телевидения как-то приезжали, хотели, чтобы он рассказал о старых временах, как тут было на Плотине и тому подобное, так чем-то они ему не угодили, и он работать с ними отказался наотрез. А ведь деньги ему обещали заплатить за консультацию.
— А от вас позвонить можно? — спросил Турецкий.
— Пожалуйста. Сейчас я номер его найду, — секретарша достала видавший виды объемистый блокнот. — Так, Бобрецов... Нет, тут какая-то ошибка — телефон на пятерку. Это же область, а он рядом здесь живет. Ага, вот: 154, это другое дело.
На всякий случай Турецкий записал оба номера. Начал с ближнего. На другом конце отозвался пожилой женский голос:
— Алё!
— Добрый день, — начал Турецкий как можно более ласково, — можно попросить к телефону Петра Поликарповича?
Что вы, он ещё не переехал, раньше праздников не будет.
Поднатужив сообразительность, Турецкий понял, что «праздники» — это «Октябрьская», 7 ноября то есть. А вот на счет переезда...
— Извините ради Бога, я не понял, куда он должен переехать?
— Не куда, а откуда, он же на даче безвылазно. А я, простите, с кем говорю?
— Моя фамилия Турецкий, я работаю в прокуратуре, старший следователь...
— Ну так позвоните ему на дачу.
Турецкий снова набрал номер — на этот раз областной.
На другом конце трубку долго не брали, а затем раздался мужской голос, совершенно не старческий:
— Бобрецов у телефона.
— Здравствуйте, Петр Поликарпович, вас беспокоят из Мосгорпрокуратуры, старший следователь Турецкий, — отчеканил Саша. — Нам нужна ваша помощь.
— Чем же я могу вам помочь? — раздался в ответ насмешливый голос. — Я уже давно на пенсии.
— Нас интересуют дела давно минувших дней, — ответил Турецкий, найдя, как ему казалось, верный тон. — Вы помните фестиваль пятьдесят седьмого года?
— Что значит помню? — спросил его Бобрецов. — Если вы считаете, что я впал в маразм, тогда нечего ко мне обращаться.
— Нет, простите, это был не вопрос, а утверждение, — нашелся Турецкий. — Вы хорошо помните то лето, а у нас вопросы как раз касаются этого периода.
— Лето пятьдесят седьмого, — задумчиво, даже мечтательно ответил пенсионер, а потом вдруг резко сказал: — Приезжайте. Станция Жаворонки, Кооперативная, шесть. По Белорусской дороге.
— Ну что? — подняла на Турецкого глаза секретарша.
— Сказал «приезжайте».
— Значит, будет с вами говорить. До чего же взбалмошный старик! Я тоже его прекрасно помню, я же в молодости там жила, на Плотине.
Турецкий едва дослушал ее и поспешил к ожидавшему его оперу на пенсии.
Известно, что Москва — это не Нью-Йорк, где полиция оснащена по последнему слову техники. В российской столице хоть и появились новые милицейские «мерсы», но их катастрофически не хватает, и случается, на задержание опасного преступника милиционеры едут на трамвае.
Но Владимирская область — это даже не Москва. Тут и «мерседесов»-то по пальцам перечтешь — и все в областном управлении, а местные отделения довольствуются, как и раньше, старенькими «Москвичами» и «Волгами», многие из которых давно уже отжили свой век.
Поэтому появившихся в области бандитов остановить оказалось очень трудно.
Пока князевская милиция поставила в известность Владимир, а оттуда передавали сообщение всем районным постам милиции и ГАИ, прошло некоторое время. Пусть не такое большое, но достаточное, чтобы убийцы оставили позади себя заметный след.
Собственно, сообщались два различных факта, которые сами милиционеры между собой не связывали. Главный — поиски темно-синего «Москвича» за номером «И56—29ВЛ», в котором находились люди, подозревавшиеся в убийстве Афонина. Второй, который рассматривали как задачу второстепенной важности, — поиски подозрительного лица с документами на имя Дмитрия Николаевича Белова, о чем просила Москва. Узнав, что его особой приметой является борода, владимирские милиционеры только руками разводили — нашли что искать. Бороду-то сбрил — и нету. В общем, «Хемингуэя» искали спустя рукава. Но зато неизвестные, убившие ни за что ни про что своего же князевского, вызывали праведный гнев.
Однако еще затемно, раньше, чем супруги Тихомировы обнаружили труп Афонина, и уж тем более задолго до того, как все посты милиции и ГАИ получили сведения о темносинем «Москвиче», он на максимальной скорости ворвался и еще спавший поселок Мстера.
Старшая сестра Валентины Андреевны Наталья Андреевна, как и многие жители этого поселка, работала мастером на местном художественном комбинате. Она еще спала, когда в дверь настойчиво постучали.
Наталья Андреевна спросонья не сразу разобрала, что происходит, ткнула в бок мужа, который спал куда крепче и ничего не слышал.
— Толя, — тревожно зашептала она, — проснись. Слышишь — стучат чего-то.
— Что такое... — открыв глаза, пробормотал муж.
— Слышь, стучат. Поди спроси, чего надо...
Анатолий Иванович неохотно слез с кровати и, пройдя холодные сени, подошел к входной двери, запертой на один накидной крючок.
— Иду, иду! Кого там принесло? — сердито ворчал он и, подойдя к двери, спросил: — Кто там?
— Мы к Наталье Андреевне, — ответил незнакомый мужской голос. — Нам нужна Валентина.
— Это еще зачем? — недовольно спросил Анатолий Иванович.
— Открывай, говорят, — ответили снаружи.
Этот тон так не понравился Анатолию Ивановичу, что он в двух словах высказал все, что думает о незваных пришельцах, и повернулся, чтобы снова лечь. Он не сделал и двух шагов, как дверь сзади распахнулась — крючок, закрывавший ее, вырвался «с мясом». В сенях с грохотом попадали ведра, и старик вдруг почувствовал, что его сзади сдавили чьи-то сильные руки.
Он захрипел, стараясь вырваться, но хватка была железной.
Двое других обошли Анатолия Ивановича и, бесцеремонно топая тяжелыми ботинками, прошли в избу.
— Это что такое! — строго сказала Наталья Андреевна, поспешно застегивая халат. — Хулиганье!
— Нам нужна ваша сестра, — не обращая внимания на ее высказывание, процедил один из вошедших.
— Валентина? — шепотом переспросила женщина одновременно удивленно и испуганно.
Парень кивнул.
— Ну так она ж дома, наверно. Ее здесь нет и давно не навеща...
Наталья Андреевна не договорила, потому что один из боевиков подошел к ней, грубо схватил за руку и заломил ее за спину. Женщина застонала от боли.
— Быстро говори, где сеструха, а то хуже будет, — спокойно сказал тот, который был у них, видимо, главным.
— Не знаю я, — чуть не плакала женщина.
Державший ее поднял руку еще выше — боль стала нестерпимой.
— Ну что ж, начнем с хозяина, где он там?
Старика ввели. Зрелище было довольно жалким. Круглолицый, плотный детина держал его за шкирку. Напуганный старик был в одном нижнем белье и переминался босыми ногами в грязной луже, постепенно растекавшейся с ботинок его «опекуна».
— Ну что, старый, и ты ничего не знаешь? — спросил главный. Тот же, что держал старика, неожиданно ударил его свободной рукой под ребра справа, не утратив при этом простодушно-глуповатой ухмылки.
Старик только ойкнул, а жена заголосила:
— Батюшки мои! Да что ж вы, изверги, делаете! Ведь не знаем мы ничего! Не была здесь Валентина, с самого лета не была!
Главный, которому, видимо, надоели ее причитания, толкнул пожилую женщину в грудь, и она упала, свалив по дороге этажерку. Муж дернулся было, чтобы помочь ей, — боевик выпустил старика, и тот поспешно наклонился к жене, но в этот миг получил сзади такой удар по ребрам, что сам растянулся рядом с супругой.
— Кеша, присмотри за старьем, — приказал старший «добродушному», — а мы пойдем поглядим.
Двое вышли, погремели в сенях ведрами, потом с улицы послышались их голоса, а в оконном стекле отразились отсветы карманного фонарика.
Зарычал Полкан, здоровый серый дворняга, которого на ночь спускали с цепи. Кто-то из боевиков грязно выругался, послышался удар, и пес жалобно заскулил, а потом замолк.
