Хокан Нессер - Человек без собаки

Это так просто — убить. Он никогда раньше об этом не думал. Поднять пистолет и нажать курок. Он затянулся и мысленно посмеялся. Не надо быть психом, не надо быть террористом, не надо колоть наркотики. Все, что требуется, — поднять пистолет и нажать курок. Черт возьми… одна секунда — и человека больше нет. Вот это и есть правда. Одна несчастная секунда — и конец бесконечным дням, вечерам и ночам… И никакого значения не имеет, кто именно оказался на пути пули. Король или нищий. Легкое нажатие указательного пальца — и тебе ничто не поможет, будь у тебя хоть сто миллионов или ты суперзвезда Голливуда, или просто жалкий бродяга.

Головокружительная мысль, но в ней есть и справедливость. Вот я сейчас вытащу пистолет, застрелю вон ту женщину в красной куртке и убегу — точно как убийца Улофа Пальмё. И никто меня не задержит. Рвануть двадцать — тридцать метров со всех сил, потом вверх по лестнице, завернуть за угол, а дальше обычной походкой, нога за ногу. Как все. И поминай как звали.

Женщина в красной куртке приближалась. Она не так торопилась, как остальные, шла, разговаривала по мобильнику и смеялась. Красивой не назовешь. Где-то под сорок, хотя старается выглядеть моложе. Сапоги на высоких каблуках, черные облегающие джинсы. Крашеная блондинка. Проститутка, наверное. А почему бы и нет, в Стокгольме полно проституток, это все знают. Она подошла к нему вплотную, и он судорожно сжал рукоятку пистолета в кармане.

Сейчас или никогда, подумал он. Я испытаю мой пистолет на месте, где убили Улофа Пальмё.

— Привет, Гиттан!

По переходу к ней бежал парень. Машина резко остановилась, водитель нажал сигнал, но парень, не глядя, махнул рукой — должен пропускать! — и пересек улицу.

— Йорген! Откуда тебя черти…

Они обнялись, захохотали и снова обнялись. Кристофер проглотил слюну и пошел дальше. Что это со мной? — подумал он. Я ведь чуть не…

А может, и не чуть. Мысли — это одно, а поступки — другое. Наверное, есть в нем еще какой-то тормоз. А может, и не один, а много, один за другим, — не сработал один, сработает другой. Должно же быть что-то в человеке, что не дает ему совершать вот такие совершенно безумные поступки. Мозг, к примеру, приказал, а палец отказывается подчиняться — срабатывает тормоз. В решающий момент палец отказывается нажать на спусковой крючок.

Он похолодел. Затянулся в последний раз и выкинул недокуренную сигарету. А если это так и есть? А если он не сможет, не решится спустить курок, когда перед ним будет стоять Якоб Вильниус? Сработает один из этих тормозов. Или просто не хватит мужества… Ему стало очень страшно, даже в глазах потемнело. Но как раз в эту секунду он услышал голос Хенрика:

— Сбавь обороты, Кристофер. Ты сделаешь все как надо. Не забывай — я с тобой.

И этого оказалось достаточно: тревогу как ветром сдуло. Речь идет о Хенрике, не забывай, речь идет о Хенрике, и, если я не буду забывать об этом ни на минуту, все пройдет как надо.

Хенрик, старший брат и путеводная звезда. Он сразу вспомнил «Братьев Львиное сердце»[61] — Йонатан и Карл-Сухарик. Вот именно!

Он как раз подошел к «Риголетто». Сеанс начнется через пятнадцать минут.

Кристофер толкнул толстую застекленную дверь и вошел в вестибюль.

Инспектор Барбаротти никак не мог справиться с раздражением.

Больше часа он провалялся на гостиничной кровати, уставясь в потолок. Вот так оно и бывает, подумал он. Это как раз она и есть, детективная дилемма.

Он вспомнил эту задачу. У него не было никаких сомнений, что название она получила по ту сторону океана. Кто-то из крутых шестидесятников. Он не так много читал детективов, но кое-что все же читал. Хэммета и Чандлера, к примеру. Кое-что из Крумли.

Два факта.

Во-первых, кто-то располагает информацией, и эта информация и есть ключ к загадке.

Во-вторых, этой ключевой информацией невозможно воспользоваться.

Первое и второе условия задачи несовместимы. Это и есть детективная дилемма.

Хотя «информация», наверное, чересчур сильно сказано… Нет, наверное, это другая задача. Не совсем «детективная дилемма». Потому что, если бы он был совершенно уверен, что Кристина Германссон темнит, он бы нашел способ выцарапать из нее все, что она знает.

Была бы у него интуиция получше…

Но что-то с ней происходит, сомнений нет. Что-то с Кристиной Германссон происходит. Она не вела бы себя так странно, если бы совесть у нее была чиста. Она отнеслась к нему… как к противнику, весь разговор был похож на состязание: кто кого? И как раз этот факт, по его мнению, имел решающее значение. С чего бы ей так нервничать? Она не только не хотела ему помочь, она активно сопротивлялась. А ведь он сказал ей, что в деле исчезновения Хенрика Грундта есть новый след… Было бы куда естественней, если бы она… почему она не хочет, чтобы они нашли в конце концов убийцу ее племянника? Почему она сопротивлялась? Почему?

Минуточку, минуточку… а может быть, стоит поискать в себе? Может, это он допустил какую-то ошибку? Может быть, он пошел в атаку чересчур напролом, в лоб? Он сказал «семейный след»… не поняла ли она, что он таким образом подозревает семью Лейфа и Эббы, и автоматически приняла этот выпад на свой счет? И на счет своего мужа? А как бы повел себя он сам на ее месте? Она, конечно, ощетинилась, но, может быть, это естественно — уж слишком грубо он действовал.

Конечно, грубо — он фактически высказал подозрение, что ее муж Якоб Вильниус каким-то образом причастен к исчезновению Хенрика Грундта. И она совершенно правильно назвала его намеки инсинуациями. А как это еще можно назвать?

И все же, все же… в глубине души он был уверен, что с Кристиной Германссон что-то не так.

Черт меня возьми, подумал Гуннар Барбаротти и встал с кровати. Если я и сам не умею определить, какие у меня мотивы и побуждения, какое я имею право даже пытаться определить их у других?

И какие у Якоба Вильниуса вообще могли быть причины, чтобы разделаться с племянником? Он его толком и не знал.

Где-то здесь скрывается решающий пункт.

Барбаротти надел пальто и вышел из номера. Был уже восьмой час. Прогулка по слякотному Стокгольму и ужин в ресторане, желательно полупустом, — именно то, что нужно, чтобы прочистить мозги. По крайней мере, избавиться от навязчивой картинки — ему почему-то все время виделось, как он представляет этот случай прокурору Клампенбергу.

— И какие обвинения вы можете предъявить этому Вильниусу?

— Гсподин прокурор! Бывшая жена Вильниуса говорит, что он несимпатичный.

Ну уж нет, решил про себя Гуннар Барбаротти и сунул руки в карманы. Такое обвинительное заключение вряд ли кто одобрит.

Есть почему-то не хотелось, и он решил погулять с полчаса по городу. Прошел мимо «Оленса», вышел на площадь Сергеля и свернул на Свеавеген. Взгляд его упал на афишу «Подозрительные лица». Кинотеатр «Риголетто». Гуннар посмотрел на часы — сеанс начался четверть часа назад. Обидно — с удовольствием посмотрел бы еще раз. Хороший фильм.

Пожал плечами и пошел вниз к Стуреплану. Он немного замерз, а перчатки и шарф остались лежать в номере. Старый идиот, обругал он себя.

Хорошего настроения это ему не прибавило.

— Ты поздно, — сказала она. — Я думала…

— Еще бы не поздно. — Он повесил пальто. — Циммерман сказал, что перевод никуда не годится. Я так и не понимаю, за что мы платим этим горе-сценаристам. А закончить надо было сегодня… или как?

— Почему именно сегодня?

— Да потому что в воскресенье мы улетаем в Таиланд. Ты что, забыла? У меня нет никакого желания оставлять всю эту историю Торнлунду или Вассингу.

— Это я очень даже понимаю. Есть будешь сразу?

— Нет, сначала хороший стакан «Лафрога». И тебе предлагаю присоединиться.

— Якоб, я же на седьмом месяце…

— Знаю. Подумал, что тебе неплохо бы успокоить нервы.

— Какие еще нервы?

Он подошел к бару и достал бутылку:

— Какие нервы?.. А вот какие…

— Да?

— Успокоить нервы, быть поосторожнее и не болтать лишнего.

— Ничего не понимаю…

— Разве? А я думаю, понимаешь. Так вышло, что я сегодня проезжал «Роял Викинг». Циммерман там остановился — ему нужно было кое-что захватить из номера. Примерно в четверть третьего… как раз пока ты там беседовала со своей подругой… как ее зовут, ты сказала?

— Генриетта.

Вдруг она растерялась и забыла, какое имя назвала ему с утра. Генриетта или Жозефин? И та, и другая и в самом деле существовали… угадала или нет?

— Вот именно, Генриетта. И знаешь, что забавно? Угадай…

— По-прежнему не врубаюсь. О чем ты, Якоб?

Он налил полстакана виски, тщательно заткнул бутылку и отпил глоток:

— А забавно вот что… пока я сидел в машине и ждал Циммермана, из отеля вышел один наш знакомый… но ты, конечно, и здесь не врубаешься.