Ознакомительная версия.
Коллеге Савельевой пришлось объяснять, что от нее ничего не потребуется, кроме ее присутствия в этой квартире.
Елена во время обыска стояла, опираясь о стенку. Ей предложили сесть, но она отказалась. Савельева чувствовала, что «подруга» избегает ее взгляда, и потому старалась смотреть в пол.
Родственница Сабашова сидела недалеко от Елены. В какой-то момент она тяжело вздохнула и сказала в сторону Савельевой:
– Ах, Лена, Лена! До чего же тебя мужики довели!
Савельеву выводили из подъезда, держа под руки с обеих сторон. Весть об аресте учительницы мгновенно распространилась по соседним домам. Большая толпа людей собралась у ее подъезда. Люди энергично обсуждали случившееся.
– И весь ужас как раз в том, что она учительница! Отдаем им в школы своих детей, а потом не понимаем, почему они становятся преступниками, – сказала какая-то женщина из толпы.
– Неужто она убивала? – отозвался другой голос. – А ведь хрупенькая такая.
– Она ж не топором, наверное. А курок спустить – силы много не надо!
Савельева отрешенно глянула в толпу, и вдруг ее глаза задержались на стоявшем среди людей внуке Сабашова. Юрка болезненно и вопросительно смотрел на нее. Лицо учительницы вмиг изменилось, она сосредоточенно посмотрела парню в глаза, как будто бы старалась донести взглядом до него что-то важное. И в самый последний момент, перед тем как ее усаживали в машину, Елена отрицательно покачала Юрке головой.
Турецкий был в областной прокуратуре, когда ему сообщили, что Савельева арестована. Ему доложили, что взяли ее без каких-либо сложностей и проблем и что она отреагировала на арест так, как будто бы ждала его. А потому вела себя спокойно и не задавала лишних вопросов.
Дело поручили Сюгину, который недавно вернулся из Харькова. Турецкий попросил разрешения на допрос Савельевой.
Теперь он сидел в кабинете и ждал, когда ее приведут. Он пытался представить, как будет себя вести Савельева: как будет обращаться к нему, может быть, что-то просить или даже требовать, как будет хитрить, лгать, изворачиваться.
Когда ее ввели в кабинет, она смотрела прямо перед собой и не сразу увидела Турецкого. Александр отметил, что она совершенно спокойна.
«Железная женщина! – подумал Турецкий. – Или же хорошая актриса! Как же в ней все это сочетается – и чувствительность, и нежность, и жестокость, и сила воли. Поистине женщина навсегда останется загадкой для мужчины».
Когда Савельева увидела Турецкого, губы ее дрогнули. Лицо сделалось жалким и растерянным.
– Саша, – невольно вырвалось у нее.
Она подалась вперед, но жесткий взгляд Турецкого остановил ее.
– Садитесь, – холодно указал он ей на стул.
Она еще несколько секунд внимательно вглядывалась в его лицо, но оно было непроницаемо. И тогда отрешенное спокойствие вновь появилось на лице Савельевой.
Турецкий деловито и сухо объяснил ей ее законные права.
Елена, казалось, слушала невнимательно. Она рассматривала вымазанные в черной краске пальцы – следы от взятия отпечатков.
– Вы подозреваетесь в убийстве гражданина Резника. Что вы желаете сказать в свое оправдание? – спросил Турецкий.
Елена отрицательно покачала головой.
– Вы признаете себя виновной? – снова спросил Турецкий.
Елена молча покачала головой.
– Хорошо! – сказал Турецкий и закурил. Он предложил сигарету Савельевой.
– Не хочу, – отказалась она.
– Так вот, Елена Георгиевна! – начал Александр. – Не надо молчать. Просто не надо молчать!
Турецкий попробовал заглянуть Елене в глаза. Но она продолжала безучастно смотреть куда-то в сторону.
– Для начала возьмем все, что связано с катастрофой в Новогорске. Ты же замешана в этом деле. Накануне авиакатастрофы перед самым взлетом самолета твой муж покинул его и решил отсидеться у Бурчуладзе в тайге. Конечно, тебя вполне устроили его похороны. И все было бы в этом вопросе прекрасно, если бы не чудом уцелевший номер фотоаппарата, который, как выяснилось потом, не принадлежал твоему мужу. Но ты не растерялась и повела нас по ложному следу. Очень виртуозный и красивый ход. В деле появляется так называемая «муляжная женщина».
Турецкий перебирал фотографии женщины с голубями.
– Правда, я бы на месте твоего мужа изготовил бы фотографии обычной женщины. Но, как говорится, у каждого свои изыски. Дальше! Когда ты почувствовала, что мы прижали Лебедева – а он был человеком слабонервным и мог вдруг стать очень разговорчивым, – ты вместе с его сыном инсценировала его самоубийство. Кстати, почему ты мне сказала, что не знакома с Лебедевым? Неужели ты думала, что это трудно проверить? Его жена оказалась очень проницательной и откровенной женщиной. И она с огромным желанием поведала нам о своих женских переживаниях по поводу твоих «особых» отношений с ее мужем.
– У меня не было с Лебедевым никаких «особых» отношений, – неожиданно с жаром заговорила Савельева. – Это все ложь! Я готовила его сына в МГУ, и Лебедев два раза после занятий подвез меня домой.
Турецкий удивился тому, что женщина, которой предъявлены такие серьезные обвинения в тяжелейших преступлениях, вдруг столько энергии тратит на то, чтобы отрицать интимную связь с мужчиной.
– Хорошо! – перебил ее Турецкий. – Не будем касаться твоих интимных отношений с мужчинами.
Александр заметил быстрый взгляд Савельевой. Пальцы ее нервно теребили пуговицы на рубашке. Елену забрали из дома и привезли сюда в той же блузке, в которой она была в последнюю встречу с ним.
Он снова взглянул на руки Савельевой и вспомнил, как нервно расстегивал пуговицы на ее рубашке в последний их вечер.
Она как будто бы поняла его мысли и усмехнулась, прямо глядя ему в лицо. Пальцы замерли над верхней пуговицей, которую она расстегнула, как будто бы ей стало душно.
«А вот этот номер больше у тебя не пройдет!» – жестко, с холодной улыбкой посмотрел ей в глаза Турецкий.
Но она выдержала его взгляд. Турецкий закрыл папку с делом и отошел к окну. Он встал к Савельевой боком.
– Интересно, как тебе удалось заставить Лебедева написать такую изысканную предсмертную записку? – Александр снова взял легкий тон разговора.
Он подошел к столу и вытащил из папки документ. Это была предсмертная записка директора завода.
– Такое мог составить только писатель. Ценю твои литературные способности. «Мне как будто легче! – начал декламировать Турецкий. – О жизни думать не хочется. Опять жить! Нет, нет, не надо… нехорошо!»
– «И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны!» – перебив Александра, закончила Савельева.
– Это я так понимаю, ваш код. Шифр. И тоже с изыском. Чисто по-женски. Эффектно и с шармом!
– Это Островский. «Гроза!» Последний монолог Екатерины.
Турецкий на секунду задумался.
– Хороший кодовый знак! А кому и в связи с чем ты сообщала этот шифр, когда я был у тебя в последний раз?
Савельева удивленно посмотрела на Турецкого.
– Тебе кто-то позвонил, и ты произнесла слово в слово эти фразы. Неужели забыла? А у меня на подобные вещи исключительная память.
Елена что-то пыталась вспомнить.
– Да, я помню, – наконец, сказала она. – Это звонил мой ученик. Он готовился к сочинению по «Грозе» Островского.
– Допустим!
Турецкий открыл папку и записал: «Гроза». Назначить повторную судебно-графическую почерковедческую экспертизу предсмертной записки Лебедева".
– Идем дальше! Потом ты изумительно разыграла всю историю с Бурчуладзе. Ты так чудно мне ее навязала – и с этой медвежьей шкурой, и с планом его стоянок в тайге. Полная и блестящая имитация помощи следствию. Якобы даже мужа сдавала нам. Конечно, под предлогом неудавшейся семейной жизни. Только Бурчуладзе с Савельевым там не оказалось. Потому что накануне ты встречалась у Бурчуладзе со своим мужем и благополучно предупредила его обо всем.
– Я два дня была у мамы.
– Твоя мама утверждает то же самое. Но никто этого больше не подтвердил. А мама, как ты сама понимаешь, лицо заинтересованное. Итак, твой муж и Бурчуладзе были предупреждены о поиске их Сабашовым. Но тут же возникла еще одна проблема. Сабашов узнал о существовании в вашей цепочке Резника. И тогда последовал блестящий и быстрый план с кражей ружья. И Сабашов был убит из него. Тут есть, конечно, какие-то несуразности с тем, что дверь открывали родными ключами, а не инсценировали кражу со взломом. Что ключи оставили на месте преступления. Но в этом я усматриваю неопытность преступников. Конечно, ни твой муж, ни Бурчуладзе не были прирожденными убийцами.
– Ключи, – вдруг произнесла Савельева. – Я звонила тебе по поводу ключей. Их оказалось четыре комплекта вместе с теми, что вы нашли на месте убийства Сабашова. Хотя в магазине я брала замок с тремя комплектами ключей. И ключи мужа все это время были дома. И он не мог войти в дом.
– Ты можешь предъявить свои три комплекта? – спросил Турецкий.
Ознакомительная версия.
