узнаю, в чем дело.
– Что ж, это бывает. Звоните Педерсену; будем на связи, если появится что-нибудь еще. Я все еще пытаюсь идентифицировать волокна с гвоздезабивного пистолета, но пока безуспешно. Материал недостаточно уникален. И он не соответствует смокингу Рикарда.
– Моя сообразительная жена подала на этот счет неплохую идею. Она заметила, что из шелка чаще шьют женские платья. Признаюсь, я первый ограничил поиск мужскими костюмами и смокингами.
– Ваша сообразительная жена совершенно права. И у меня тоже появилась идея. Я перезвоню вам позже.
– До связи и большое спасибо.
Патрик завершил разговор и в задумчивости провел пальцами по губам. Мысли крутились в голове, медленно обретая контуры. Хедстрём все еще не видел картины, но чувствовал: то, что только что сообщила Фариде, очень важно.
Рикард был маленьким ребенком, когда Лолу убили. Он не мог застрелить ее. Конечно, есть вероятность, что позже в руки ему попало оружие, которое использовал убийца Лолы, но это выглядело слишком уж надуманным. Сначала следовало проверить другие, более вероятные варианты.
– Позвони Педерсену, – напомнила Паула.
Патрик тряхнул головой и выбрал номер Педерсена. Тот ответил после первого сигнала и сразу перешел к делу.
– Хорошо, что ты позвонил. Я просматривал отчеты о вскрытии, о которых просила Эрика, и там как будто кое-что не стыкуется.
– Не стыкуется? – переспросил Патрик.
Телефон все еще стоял на громкой связи. Хедстрём положил его на стол между собой и Паулой.
– Да. Ты как будто говорил о транс-женщине, которая проходит по документам как мужчина. И ее дочери.
– Да?
Тело вибрировало от нетерпения. Что еще скажет Педерсен?
– Тела принадлежат мужчине и мальчику.
Нижняя челюсть отвисла. Патрик уставился на телефон. Безусловно, это указывало на ошибку. Чудовищную, непоправимую ошибку.
* * *
– Осторожней, здесь может быть скользко, – Луиза кивнула на выступы скал по ту сторону причала.
– Я не курортница из Стокгольма, – фыркнула Эрика, швартуя лодку.
Луиза, с сумкой в одной руке и ловушкой для креветок в другой, поджидала ее на берегу.
– Как ты? – осторожно поинтересовалась Эрика.
– Ничего, держусь.
Эрика заметила, что Луиза стиснула челюсти.
Они направились к большому дому. Луиза зашла за угол, поставила ловушку для креветок, потом немного помедлила и взялась за дверную ручку. Вошла, сделав глубокий вдох. Эрика следовала за ней по пятам.
Хеннинг встретил их в прихожей. Его обычно идеально причесанные волосы стояли дыбом, а вязаный жилет был застегнут не на те пуговицы. Кроме того, он был пьян, несмотря на раннее утро.
– Луиза… наконец-то…
Ошарашенная, Луиза не сразу ответила на его жаркие объятия.
– Где Элизабет? – спросила она и огляделась.
– Отдыхает. Она теперь только и делает, что отдыхает, – пожаловался Хеннинг и тут же вернулся в гостиную, к барному столу. – Виски?
Эрика и Луиза дружно покачали головами.
– А я налью себе еще немного…
Хеннинг наполнил бокал через верх. Жидкость не переливалась через край исключительно благодаря силе поверхностного натяжения.
– Нэнси, Луиза приехала!
Нэнси стояла в дверях и умоляюще смотрела на Луизу, но та демонстративно от нее отвернулась.
Хеннинг кивнул Луизе и Эрике:
– Разумеется, я предупредил Нэнси, что сегодня мы обедаем, как только прибудет Луиза. – Он повернулся к Нэнси: – Я просил приготовить жареную скумбрию с отварным картофелем и шпинатным соусом. Ты это любишь, Луиза, не правда ли? – И покачнулся на нетвердых ногах.
– Это любимое блюдо Петера, – прошептала Луиза.
– Ну, значит, мы будем есть любимое блюдо Петера… – Хеннинг взмахнул руками и пролил немного виски. – Садитесь, а я приведу Элизабет. Поедим вместе. Не понимаю современной моды обедать перед телевизором. Или хватать по кусочку через каждые полчаса, вместо того чтобы сесть и поесть. Семья обедает вместе. Семья и гости. И сегодня у нас в гостях знаменитость. Известная писательница. Кто знает, может, когда-нибудь вы получите Нобелевскую премию…
Хеннинг сделал попытку отвесить поклон и почти потерял равновесие. Виски выплеснулся на пол.
Эрике захотелось уйти.
– Не думаю, что когда-нибудь ее получу, – ответила она.
– Никогда ни от чего не зарекайтесь. Если б мне, когда я был молодым автором и только что опубликовал первый рассказ, сказали, что когда-нибудь мне присудят Нобелевку, я сказал бы, что такое невозможно. – Хеннинг шатнулся в сторону, пытаясь удержаться на ногах. – А… вот и ты, моя голубка.
Эрика и не заметила, как в гостиной появилась Элизабет.
– Только благодаря ей я и получил… почти получил первую литературную награду. Даже если в конце концов она досталась какому-то азиату, о котором до сих пор никто ничего не слышал… я был так близко к этому… А моя голубка вдохновляла меня на долгом творческом пути. Моя муза…
– Сколько ты выпил, Хеннинг? – Элизабет поморщилась.
– Я пью столько, сколько хочу. Впервые я могу делать, что хочу. А не то, чего хотела бы ты или твоя семья.
Он предостерегающе поднял палец. Реакция Элизабет последовала незамедлительно.
– Чего хотела бы я? Моя семья? Разве мы жили в одном мире? Это мы всегда тебе потакали. И я, и дети вечно приспосабливались к тебе. Во всем! Великий писатель, надо же! Гордость нации, превыше мирских забот, в которых копошатся простые смертные… Хеннинга нельзя отвлекать на такие пустяки! Хеннинг должен писать! Изо дня в день, из года в год ты все больше замыкался в себе. Ты сидел в своем кабинете, в то время как мы с мальчиками стояли за дверью и ждали, когда ты наконец снизойдешь до нас…
Хеннинг сделал несколько глотков виски.
– С мальчиками все было бы в порядке, – он поднял бокал. – Ты имела все, чего только могла себе пожелать. И не краснела за меня в литературных салонах. Наоборот, я повысил твой статус в этих кругах. Две звезды – издатель и писатель – в одной семье… Это же сила!
– Садись, наконец. Может, хоть за столом протрезвеешь…
Эрика скосила глаза на Луизу. «Для обеда, конечно, рановато, – подумала она. – Но сейчас в этом доме, похоже, всё кувырком. Чувствую себя как в зоне боевых действий».
Они устроились за большим столом. Хеннинг со стуком поставил бокал с виски рядом со своей тарелкой на короткой стороне стола. На другой короткой стороне села Элизабет, а Луиза с Эрикой – друг напротив друга, за длинными сторонами. Эрика словно обедала в доме своих родителей незадолго до их развода.
– Как Рикард? – спросила она Элизабет, чтобы нарушить неловкое молчание.
– Честно говоря, не очень, – ответила Элизабет, и ее лицо смягчилось. – Он не виновен. Разве ты не понимаешь этого, Луиза?
В ее голосе послышались умоляющие нотки. Луиза не отвечала, а потом обратилась к Хеннингу:
– Ты знаешь,
