— Это зависит от того, согласитесь ли вы с этим, сэр. — Адмирал попытался сохранить невозмутимость и сдержанность.
— Я согласен. Думал об этом весь день, но в итоге я согласен. Вы хотите получить эту работу?
— Я с удовольствием буду служить там, где вам это потребуется.
— Вы знаете, что я думаю об Объединенном комитете начальников штабов, но давайте посмотрим на вещи реально. В ближайшее время ничего не изменится, поэтому вы нужны мне там.
— Это большая честь для меня. Когда вы собираетесь сделать публичное заявление?
— Я объявлю о вашем новом назначении в течение часа. Эта новость войдет во все утренние выпуски. Приготовьтесь, адмирал, это нечто другое, нежели военно-морская разведка.
— Я буду готов, сэр.
— Рад слышать, что вы в деле.
И с этими словами Дэниелс отключился.
Рэмси выдохнул. Ему это удалось. Все, к чему он так долго шел, наконец свершилось. Его страхи утихли. Что бы сейчас ни делала Диана Маккой, это уже не имело никакого значения.
Теперь он получил назначение.
* * *
Доротея лежала в кровати, находясь между сном и явью, — тогда мысли текли неторопливо и вяло, будто под мягким наркозом. Что же она наделала, снова занявшись любовью с Вернером? Еще утром она была абсолютно уверена, что такое никогда не повторится и она перевернула эту страницу.
Ровно до этой ночи. Теперь возможно все.
Два часа назад Доротея услышала, как дверь в номер Малоуна отворилась и тут же закрылась. Сквозь тонкие стены донесся неразборчивый возбужденный шепот, но она ничего не смогла разобрать. Что ее сестра намеревалась делать так поздно?
Вернер лежал, все так же крепко прижавшись к ней, с трудом помещаясь на узкой кровати. Он был прав. Они женаты, и их наследник будет законным. Но родить ребенка в 48 лет? Возможно, это была та цена, которую ей требовалось заплатить. Вернер и ее мать определенно заключили какой-то союз — достаточно крепкий, чтобы Стерлинг Вилкерсон умер и чтобы превратить ее мужа в некое подобие мужчины.
Доротея опять услышала негромкие голоса.
Она поднялась с кровати и подошла к стене, соединяющей два номера, но так и не смогла ничего разобрать. Тогда она на цыпочках прокралась по тонкому ковру к окну. Пушистые снежные хлопья падали в полной тишине. Всю свою жизнь Доротея провела в горах. Она любила снег. Со временем Доротея научилась охотиться, стрелять и кататься на горных лыжах. В своей жизни она боялась только двух вещей — крушения карьеры и своей матери. Она оперлась обнаженной рукой на холодный подоконник и, повернувшись, равнодушно смотрела на своего мужа, свернувшегося под пуховым одеялом.
Горечь потери и тяжесть одиночества. Она привыкла к этим чувствам. Те пришли к ней тогда, когда ей сообщили о смерти сына. После этого дни и ночи превратились в долгий и бесконечный кошмар. Единственное, что спасало, — работа. Но сколько бы Доротея ни пропадала в офисе, ничто не могло принести ей радость. Наступали выходные, и она опять понимала, что ее жизнь превратилась в движение без цели.
Доротея стала замерзать; холод постепенно сковывал ее желание хоть что-то изменить в неразрешимой проблеме, в которую она сама себя загнала.
Доротея обхватила руками обнаженную грудь.
С каждым уходящим годом ей казалось, что она становится все более желчной, расчетливой и все более неудовлетворенной. Она не могла жить без Георга и потеряла способность радоваться мелочам. Но может, Вернер был прав. Может, настало время жить дальше. Научиться опять любить и быть любимой.
В соседней комнате установилась полная тишина. Доротея повернулась, снова посмотрела в окно в снежную тьму и нежно погладила свой плоский живот. Еще один ребенок?
Почему бы и нет…
Эшвилл
23.15
Стефани и Эдвин снова вошли в гостиницу в поместье Билтмор. Дэвис уже оправился от драки, адреналин постепенно отпускал его. И хотя он чувствовал боль и усталость, его эго не пострадало. Наемный убийца был под охраной, хотя и без сознания, в больнице неподалеку — с сотрясением мозга и множественными ушибами. Местные полицейские сопровождали машину «Скорой помощи» и будут оставаться в госпитале до прибытия спецслужб, которые обещали быть на месте в течение часа. Доктора уже сообщили полиции, что допросить пострадавшего можно будет только утром. Шале было закрыто; полиция прочесывала все комнаты, выискивая дополнительные улики. Пленки с камер охраны были уже тщательно просмотрены и проверены.
Дэвис так ничего и не сказал с тех пор, как его соперника увезли на «Скорой». Звонок в Белый дом подтвердил и их личности, и удостоверения, поэтому их не заставили отвечать на вопросы. Что было неплохо. Стефани видела, что Дэвис очень устал и мог сказать что-нибудь нелицеприятное местным представителям власти.
На обратной дороге в гостиницу компанию им составил глава охраны поместья. Они подошли к регистрационной стойке, и администратор тут же назвал номер комнаты Скофилда.
— Пошли, — сказал ей Дэвис.
Они нашли номер профессора на шестом этаже, и Дэвис постучал.
Скофилд открыл дверь, сердито посмотрел на них и запахнул потуже фирменный гостиничный халат.
— Уже поздно, а мне завтра рано вставать. Что вы еще хотите? Неужели вам мало того, что вы устроили во время экскурсии?
Дэвис оттолкнул профессора в сторону и вошел в номер. Тот был гораздо шикарнее, чем был у них: большая гостиная с удобными диваном и креслами, баром с напитками и потрясающим видом из окна, выходящим на горы.
— Я смирился с вашим отвратительным самодовольством сегодня днем, — сказал Дэвис. — Потому что я был вынужден. Вы думали, что мы сумасшедшие. Но мы только что спасли вашу задницу, поэтому в благодарность хотели бы получить некоторые сведения.
— Кто-то был здесь, чтобы меня убить? — с сомнением спросил Скофилд.
Дэвис показал на свои синяки:
— Посмотрите на мое лицо. Убийца в больнице. Пришло время, и мы хотим услышать ваш рассказ. Все то, что вы скрывали много лет.
На первый взгляд казалось, что Скофилд справился со своим высокомерием.
— Вы правы. Сегодня я вел себя как последний идиот, но я все еще не понимаю…
— Этот человек приехал сюда, чтобы убить вас, — холодно произнес Дэвис.
— Хотя нам еще надо допросить его, чтобы точно удостовериться в этом, но все, что случилось этой ночью, доказывает, что здесь был наемный убийца, пришедший по вашу душу, — решила внести ясность Стефани.
Скофилд выглядел подавленным. Он кивнул и предложил им присесть.
— Я не могу понять, почему все еще представляю угрозу. Я всегда держал рот на замке. Я никогда никому не рассказывал, чем занимался на этой военной базе, хотя мне и следовало это сделать. Я легко мог бы сделать на этом имя…
Стефани ждала, когда доктор все же объяснит, что он имел в виду.
— Я потратил большую часть своей жизни, пытаясь доказать то, что понял в 72-м году, изучая документы из Антарктиды. Но я использовал совсем другие источники.
Нелл уже прочитала аннотацию к книге Скофилда, в которой он доказывал, что высокоразвитая цивилизация существовала за тысячи лет до Древнего Египта. В основном все его выводы опирались на старинные карты. Они долгое время были известны ученым — например, знаменитая карта Пири Рейса, — но доктор считал, что она и многие другие, ей подобные, были созданы с использованием более древних карт, ныне утерянных. Скофилд полагал, что те древние составители карт были гораздо более образованны, чем древние греки, египтяне, вавилоняне или даже ученые Средневековья. Они нанесли на карту все континенты, изобразили Северную Америку за тысячи лет до Колумба и составили карту Антарктиды, когда та не была покрыта льдом. Ни одно другое серьезное научное исследование не подтвердило теории Скофилда, но ни одно из них и не опровергло их.
— Профессор, — сказала Стефани, — для того чтобы мы могли узнать, почему они хотят вас убить, нам нужно знать, о чем идет речь. Вы должны рассказать нам о вашей работе на военно-морской флот.
Скофилд опустил голову и начал свой фантастический рассказ:
— Три лейтенанта принесли мне коробки, которые были забиты камнями. Они были собраны во время операций «Высокий прыжок» и «Ветряная мельница» в сороковых годах прошлого века. Просто лежали где-то в пакгаузе. Никто не придавал им никакого значения. Вы можете себе это представить? Такие доказательства — а никому и дела нет! Мне единственному позволили изучить эти артефакты, и только Рэмси было позволено приходить ко мне в лабораторию в любое время. На камнях были выбиты надписи. Уникальные, похожие на сложный орнамент буквы. Я не смог подобрать ни один известный язык, который мог бы им соответствовать. Еще более странным было то обстоятельство, что они пришли из Антарктиды — места, укрытого льдом в течение нескольких тысяч лет. Их никто не видел, пока мы не пришли туда, или, точнее, пока их не нашли немцы. Они отправились в Антарктиду в тридцать восьмом и, по моему мнению, уже знали, где и что искать. Мы отправились туда в 1947 и 1948 годах, собрали и привезли камни в Америку.
