Однажды Серега нашел где-то заржавленный трехствольный старинный револьвер, чем вызвал зависть всех мальчишек в округе. Я перебирал свои "сокровища", когда он принес и показал мне свою новую "ценную вещь". Увидев, с каким пристрастием я рассматриваю этот необычный револьвер - думаю, любой мальчишка на моем месте не остался бы безразличным, - Серега неожиданно сказал:
- Вить, а хочешь "мен-мен" со мной?
- Еще бы! - воскликнул я, но тут же осекся, подумав со страхом, что приятель решил поменяться на мои часы. - А на что? - с некоторым напряжением в голосе спросил я.
Вероятно, от Сереги не укрылось мое волнение, а может, он был просто гораздо лучше и щедрее меня, во всяком случае, он после небольшой паузы ответил:
- А на шар-поплавок...
Представьте себе, зеленый из бутылочного стекла шар, размером с футбольный мяч, в рыбацком Южно-Сахалинске считался редкостью, но не потому, что его было сложно достать, а потому, что он стоил денег и никогда не был лишним: шары часто бились, а без них можно было потерять не только весь улов, но и дорогостоящую сеть.
Однако мне этот шар-поплавок порядком надоел, и я искал случай махнуть его на что-нибудь "приличное".
- На шар? - недоверчиво воскликнул я.
Мне не верилось, что нормальный человек может отдать настоящий револьвер за какой-то унылый шар-поплавок.
Моим первым желанием было скорее согласиться на обмен, пока Серега не передумал, но я вспомнил счастливое лицо друга, когда он принес мне показать этот злополучный револьвер. Мне кажется, я тогда впервые ощутил чувство стыда, и совесть запретила мне отобрать у приятеля столь ценную для него вещь. Немного подумав, я, сам не знаю почему, предложил:
- Давай, только не на шар, а на часы!
- Что? На часы? - На этот раз изумляться пришлось моему другу.
- Да, на часы... - кивнул я и добавил: - А давай лучше меняться на один день...
- Как это? - не понял Серега.
- Очень просто: день револьвер у меня, а часы - у тебя, второй день, наоборот, часы - у меня, револьвер - у тебя! Понятно?
- Здорово! - искренне обрадовался тот: Сереге наверняка было тяжко расставаться навсегда со своим "сокровищем", а потому, когда я отдал ему часы, он с готовностью протянул мне револьвер...
Мечтой пацанов того времени был личный самокат. Мы с Серегой давно раздобыли и уже отполировали подходящие доски: какие-то удалось из моря выловить, какие-то выменяли у других пацанов. Запаслись требуемого размера гвоздями, а также не менее нужной вещью - дверными петлями. На этой петле крепилась передняя рулевая доска. Нашего добра хватило бы на добрых три самоката, однако главного-то мы не имели: у нас не было подшипников, которые ценились буквально на вес золота.
Все пацаны постарше давно обзавелись самокатами: подшипники им удалось достать на рыбозаводе. Почему на рыбозаводе? И почему старшие смогли обзавестись этими подшипниками, а мы, мелкота, нет? Вот об этом мне и захотелось рассказать: память выхватила из прошлого историю, связанную с очень опасным мероприятием...
На рыбозавод мальчишек, ни больших, ни маленьких, естественно, не пропускали, а заборы, окружавшие тот завод, были очень высокие и прямо-таки неприступные. Единственная возможность пробраться на территорию завода была связана с опасностью для жизни.
Опасным соблазном был старый списанный транспортер, в механизме которого было полным-полно столь нужных нам подшипников.
Рыбозавод одной стороной упирался в небольшой залив Охотского моря, вдававшийся метров на сто, а то и сто двадцать в сушу. Ширина залива была метров семьдесят. Именно над этим заливчиком и высилась металлическая конструкция старого транспортера, причем примерно на высоте пяти-шестиэтажного дома от поверхности воды. По этому транспортеру когда-то, прямо с борта рыболовного сейнера на рыбозавод подавали рыбу в вагонетки, которые и везли ее в цех засолки. Позднее углубили дно в соседнем заливчике, подходившем к цеху засолки, и старый транспортер стал ненужным.
С него сняли все, что могло сгодиться на запчасти для нового транспортера: двигатель, ленту и валики. Двигатель и ленту убрали на склад, а гора валиков возвышалась недалеко от заброшенного транспортера, демонтировать металлическую конструкцию которого все не доходили руки, да он особенно никому и не мешал. Так вот эта гора и являлась для всех мальчишек вожделенной мечтой: валики крепились на тех самых подшипникх, столь необходимых для самокатов. Причем на каждом валике было по два подшипника.
Но для того, чтобы добраться до этой драгоценной горы валиков, требовалось преодолеть железную конструкцию транспортера, нависшую над водой. Единственным мальчишкой наших лет, который нашел в себе силы пройти этот путь, и был тот самый Смардин. Он был немного старше нас и, пропустив по болезни первый класс, на следующий год собирался пойти в школу.
Рисковал Смардин не ради того, чтобы показать свою смелость, а из обыкновенной жадности. Дело в том, что добытыми подшипниками Смардин спекулировал, продавая их малышам за деньги, которые заставлял выпрашивать у родителей, либо менял на продукты: картофель, хлеб, подсолнечное масло...
В первые послевоенные годы жилось очень голодно, и зачастую ребятишкам приходилось довольствоваться скудной трапезой один или два раза в день. Прошло более сорока лет, а я так и не смог забыть - да, наверно, и не забуду уже, как мама, отправляясь на работу, делила неполную буханку хлеба на три части: бiольшую часть - отцу, среднюю - мне, а меньшую брала с собой. Несколько раз я пытался спорить, но мама уверяла меня, что она женщина, а женскому организму нужно гораздо меньше пищи, чем мужскому. Не помню, верил я или нет, но почти всегда давал себя уговорить...
Утром мы завтракали втроем. Завтрак был сытнее, нежели обед или ужин: несколько картофелин в мундире, луковица, кусок хлеба и "чай". В кавычках потому, что кипяток заваривался летним сбором трав: зверобоя, мяты или еще чего-нибудь в этом роде, настоящего чая у нас, естественно, не было. А все началось с того, что я где-то нашел полуразорванную книжку о травах и подарил маме. Она несколько раз внимательно прочитала ее и узнала много такого, что помогло разнообразить наш скудный рацион.
Почти все лето мы с мамой "охотились" за травами: то приспела пора собирать побеги молодой крапивы, из которой получался полезный и очень вкусный суп, то полынь созрела, а ее можно было и в суп добавлять, и как чай заваривать. А заготовленные впрок грибы и ягоды! Они сильно выручали нас в первые зимние месяцы.
Но что странно: казалось бы, плохое, скудное питание, бiольшую часть времени - беспризорны, одеты не всегда тепло... Все это должно было способствовать различным, хотя бы обычным простудным заболеваниям, однако я, насколько помню, да и мама рассказывала, почти не болел. А возьмите сегодняшних детей: чуть что - простуда, недомогание, температура, кашель, сопли, не того поел - диатезы, аллергия или еще чего похуже. Не могу себе представить, чтобы дети моего поколения говорили: "Это я есть не буду!"
Мы лопали все подряд: что в рот полезло, то и полезно. За все наше детство меня и моего младшего братика Сашу никогда не звали: "Мальчики, идите кушать!"
Мама - обычно это было по утрам - оповещала нас о том, что имеется из еды, и приговаривала:
- Есть захотите - разогрейте или почистите, приготовьте, вскипятите и поешьте! Да не забудьте убрать за собой и вымыть посуду... - после чего уходила на работу.
На обед у нас чаще всего был рыбный суп с различными приправами. Он, конечно, был вкусным, но в нем всегда недоставало рыбы. Рыба! Казалось бы, город рыбаков, а рыба едва ли не деликатес. Рыбы было хоть завались, но... в магазине и на базаре, а там она стоила недешево, а денег у нас всегда не хватало: то валенки прохудились, то дрова на зиму купить, то штаны новые нужны...
Мне вспомнились два забавных случая, связанных с рыбой. Один, к счастью, был глубокой осенью, а другой - летом. Почему к счастью? Ну, слушайте...
Осень была в тот год затяжная и холодная. День был хмурый и пасмурный: моросил мерзкий дождик. Серегу на несколько дней отправили к бабушке во Владивосток. Мама с папой были на работе, и мне стало скучно сидеть дома одному. Я залез в огромные охотничьи сапоги отца, от дождя сверху укрылся рогожным мешком из-под картошки и отправился на улицу. Дождик усилился и лил нещадно. Прохожих почти не попадалось. А мне было сухо и очень интересно. Я часто спотыкался в огромных сапогах, что меня нисколько не огорчало. Постепенно я дошел до ворот рыбозавода и, притаившись под каким-то навесом, стал с любопытством наблюдать за машинами, снующими туда-сюда.
Сколько я так просидел, неизвестно, но тут возле меня притормозила полуторка, и шофер зачем-то вернулся в проходную. Если бы неожиданно к моим ногам не шлепнулась довольно большая рыбина, я бы так и не узнал, что находится в кузове. Она попала точно в лужу и окатила меня грязью. Чертыхнувшись про себя, я стал наблюдать, как она билась в грязной воде. Тут вдруг меня осенило: это же рыба! Не колеблясь ни секунды, я схватил ее за хвост и опустил в свой мешок. После чего хотел броситься наутек, но подумал, что этой рыбины может не хватить на обед для троих.
