Увидев меня, тетя Зоя всплеснула руками.
- Игоречек, что же это делается? Там что, правда кого-то убили? Я смотрю, никто из артистов не выходит, Дмитрий Евгеньевич по радио объявил, чтобы никто не покидал здание, я тут сижу, сижу, ничего не знаю, никто ничего не говорит, просто ужас какой-то! - затараторила она. - Твоя мама два раза спускалась, спрашивала, не возвращался ли ты, она тебе все время звонит на мобильник, а ты не отвечаешь. Все так волнуются, никто ничего не понимает, мне велено никого не выпускать…
- Тетя Зоя, там действительно произошло несчастье, застрелили двух человек, поэтому вас просят помочь милиции и обеспечить присутствие в театре всех возможных свидетелей. Вы уж постарайтесь, не подведите, ладно?
- Так какие же могут быть свидетели, если все артисты здесь, в театре, а убили на улице? - неподдельно удивилась старая вахтерша. - Никто ведь не выходил еще, никто ничего и не видел.
- Так надо, тетя Зоя, - умиротворяюще улыбнулся я, продвигаясь к лестнице, ведущей наверх, к гримуборным. - Милиции виднее. Это они так распорядились.
- Я смотрю, ты здесь свой, - ухмыльнулся Иван, когда мы миновали один пролет.
Было в этих словах что-то презрительное, а может, мне просто так показалось, но тем не менее стало обидно. Участковый-театрал. Нелепо, наверное. До сегодняшнего дня эта мысль мне в голову не приходила. И до сегодняшнего дня мне не приходилось стесняться своей пусть и косвенной, но причастности к этомумиру сцены и кулис. Что ж, как говорится, все когда-то случается в первый раз.
- Так вышло, - коротко ответил я, не вдаваясь в пространные объяснения. Весь сегодняшний ресурс длинных реплик был уже израсходован на мамулю во время ее панических телефонных звонков.
- Тогда подскажи, с кого лучше начать, - попросил Иван.
Впрочем, просьбой его слова можно было считать чисто условно, они куда больше напоминали требование, если вообще не приказ. Ну да, все правильно, на месте происшествия главный - следователь, ему подчиняются оперативники, а все прочие милицейские деятели у них на побегушках.
- Я бы посоветовал начать с хора, они все одеваются в одной большой уборной, разделенной пополам, справа мужчины, слева женщины. Зайдешь, задашь вопрос, получишь ответ - и половина свидетелей, считай, опрошена. Если согласен, иди к хористам, вон та дверь в конце коридора, видишь? А я пойду по солистам. Они люди капризные, нервные, их нужно побыстрее отпустить.
Иван молча кивнул и направился в конец длинного коридора, а я быстро пошел к папиной гримерке. Едва я открыл дверь, на меня обрушился шквал вопросов, задаваемых разными голосами и с разной интонацией:
- Игорь, что случилось?
- В чем дело?
- Да что происходит, черт возьми?
- Игорь, почему нас не выпускают?
Народу в комнате заметно прибавилось, вероятно, сообщение директора театра Дмитрия Евгеньевича заставило людей собираться в группы и обмениваться информацией, которой ни у кого, по сути, не было. Но инстинкт утоления информационного голода, как известно, один из самых сильных, бороться с ним очень трудно, и в подобной ситуации, когда происходит что-то непонятное, люди, вполне естественно, ищут общения с теми, с кем можно поговорить и пообсуждать проблему. Помимо моих родителей, их друзей, заезжего режиссера и папиного продюсера, я обнаружил в просторной уборной дирижера, а также двух вокалистов: баса, исполнявшего партию Рюица (с ним папа когда-то учился в консерватории), и меццо-сопрано, певшую Азучену, с которой этого баса, по маминым уверениям, связывали весьма романтические отношения. Был здесь и сам директор театра, решивший, видимо, не оставлять двух своих почетных гостей, папу и Вернера Фрая, в столь сложный момент.
Но первой ко мне, само собой, бросилась мама.
- Игорь, в чем дело? Почему ты не отвечаешь на звонки? - требовательно спросила она, глядя на меня тревожными глазами.
Я крепко обнял ее, поцеловал в щеку.
- Извини. Господа! - Я повысил голос, чтобы перекричать испуганных и взволнованных людей. - Случилось несчастье, возле театра убиты два человека, мужчина и женщина. Женщина была на спектакле, мужчина ее встречал. У меня только один вопрос, я сейчас его задам, вы мне быстренько ответите и можете быть свободными. Кому-нибудь из вас знакомо имя Аллы Сороченко? Или Николая Кузнецова?
Как писал кто-то из классиков, «молчание было ему ответом». Я переводил взгляд с одного лица на другое, но, кроме ужаса и растерянности, не видел ничего. Артисты - натуры тонкие, их поклонники, как правило, тоже, и сообщение о чьей-то смерти, тем паче на пороге святая святых - театра, может надолго выбить их из колеи.
- Повторяю еще раз: кто-нибудь знает Аллу Сороченко или Николая Кузнецова? Господа, это премьера, мы все понимаем, что больше половины зрителей - гости участников спектакля, из оставшейся половины три четверти - люди, причастные к искусству, театроведы, критики, музыканты. Среди зрителей на премьере трудно найти человека, которого не знал бы хоть кто-нибудь из артистов, персонала или дирекции. Я задаю свой вопрос не потому, что милиция подозревает кого-то из вас, а только лишь потому, что нужно постараться собрать хоть какие-то первоначальные сведения об убитых, чтобы наметить направления поисков преступника. Тот же самый вопрос я буду задавать по очереди всем артистам и музыкантам оркестра, а потом всем остальным работникам театра, включая костюмеров и гримеров, сотрудников бутафорского цеха и рабочих сцены. Мне нужно найти человека, который пригласил убитую Аллу Сороченко на спектакль, не более того. Или, что тоже возможно, кто-то пригласил Николая Кузнецова, а он отдал свой билет Сороченко, потому что не мог или не хотел идти на спектакль.
Я зря старался, пытаясь быть красноречивым и внятным. Мини-толпа в гримерке заволновалась еще больше, и вместо того, чтобы отвечать мне на мой вопрос, присутствующие начали громко обсуждать проблему между собой. Понадобилось несколько минут, чтобы навести в этом гвалте относительный порядок и получить окончательный ответ: нет. Никто из находящихся в данной комнате не приглашал на спектакль ни Аллу Сороченко, ни Николая Кузнецова, и имен таких они сроду не слыхали, и людей таких они знать не знают. Единственным, кто сохранил остатки чувства юмора, оказался папин продюсер Николай Львович, который к своему твердому «нет» добавил:
- Правда, в Великую Отечественную был такой знаменитый разведчик, Николай Кузнецов. А еще есть Анатолий Кузнецов и Юрий Кузнецов, они в кино снимаются. Больше я людей с такой фамилией не знаю.
Шутка получилась плоской, но и ее хватило, чтобы люди хоть чуть-чуть расслабились. Вместо того чтобы обсуждать личность убитых, все тут же переключились на бурный обмен мнениями о «Белом солнце пустыни», где главную роль сыграл Анатолий Кузнецов, и сериале «Менты», где играет Кузнецов Юрий. Ну артисты… Одно слово: артисты!
Я вежливо попрощался и собрался было идти дальше, на мне оставались еще тенор Манрико, сопрано Леонора и меццо Инес, но мама снова оказалась рядом и схватила меня за руку:
- Егорушка, ты должен остаться на минутку, папа хочет с тобой поговорить.
- Он знает кого-то из погибших? - обрадовался я неожиданной удаче.
- Нет, не в этом дело. Он хочет что-то тебе сказать. Подожди, сейчас все выйдут, и вы поговорите.
- Мамуль, мне нужно работать, опрашивать людей. Давай мы с ним попозже поговорим, ладно?
- Егор, но папа просит! - возмущенно зашептала она.
Я оглянулся в надежде увидеть «папу, который просит». Хотел бы я посмотреть на это зрелище. Папа в мою сторону не смотрел, он целовал ручку маминой подруге, и, судя до выражению их лиц, они договаривались увидеться на банкете. Остальные члены высокого собрания торопливо просачивались в коридор, обрадованные разрешением покинуть здание. У меня возникло небезосновательное подозрение, что мамуля успела провести подготовительную работу к освобождению плацдарма для задушевного разговора отца с сыном, уж больно организованно и споро пустело помещение гримуборной.
- Мама, я сейчас займусь делом, а когда освобожусь, приеду в ресторан, хорошо? - решительно заявил я. - Произошло убийство, это вещь серьезная и не терпит промедления.
- А разговор с папой - это что, несерьезно, по-твоему?
- В данной ситуации это серьезно только в одном случае: если он знает что-нибудь об убийстве. Если нет, то все остальное вполне может подождать до банкета, а то и до завтра. Он что-нибудь знает? - строго спросил я.
- Нет, но…
- Тогда я пошел. Передай папе мои извинения.
Я слишком долго разбирался с мамулей и потерял время. Все успели выйти, остались только мои родители.
- Егор, подойди сюда! - властно скомандовал папа.
Спектакль был позади, на сегодняшний день связки можно было больше не беречь, и мне посчастливилось услышать все богатство модуляций и красок знаменитого баритона.
