На майора повеяло театральным запахом горьковатых женских духов.
– Ефим, ты? – удивленно произнесла владелица ателье. – Вот уж не ожидала! – всплеснула она руками.
– Я. – ответил Ефим. – Можно к тебе?
– Да, можно конечно! – произнесла женщина, вставая. – Он еще спрашивает! А я уж думала никогда тебя не увижу! Исчез и все! Даже не звонишь. Кофе хочешь?
Никакой злобы в женском голосе, чего так Ефим боялся, он не заметил. Даже, наоборот, ему показалось, в ее тоне прозвучали нотки искренней радости.
«Ну, хотя бы, личные отношения выяснять не придется», – с облегчением подумал майор.
– Кофе было бы очень кстати! – с радостью ответил он, хотя после чаепития с Оскольцевой и обеда с Топталовым, ни кофе, ни чаю, ни вообще чего-либо вливать внутрь совершенно не хотел.
– Чего к нам? По делу или так, старых знакомых навестить? – спросила Тесменецкая, десертной ложкой насыпая растворимый кофе в маленькие чашки тонкого фарфора. – Тебе сколько ложек класть? Я уж забыла…
Ефим все-таки уловил в ее голосе острый крючочек.
– Ложку – одну. Приехал по делу, – строго ответил он.
– А-а-а! – с чуть заметным разочарованием, потянула Тая, берясь за вскипевший электрический чайник.
Налив кипяток, Анастасия Вацловна сама размещала в его чашке сахар и коричневый кофейный порошок. Обычно ее забота так далеко не заходила. Со стороны Царевны-Лягушки это, безусловно, являлось знаком внимания.
Майор вежливо сказал «спасибо», отхлебнул кофе и решил, не откладывая, приступить к делу:
– У вас тут на прошлой неделе один москвич пропал…
Он исподволь взглянул на Тесменецкую, пытаясь уловить ее реакцию на свои слова. Однако никакой реакции не увидел. Лягушка спокойно смотрела на него своими широко расставленными непроницаемыми малахитовыми глазами.
– Слушай Тая, а ты с этим москвичом случайно не пересекалась, а? – продолжил он.
Женщина молчала, с задумчивым видом смотрела в окно.
– Тебя с ним видели… – прервал игру в молчанку майор.
Анастасия Вацловна посмотрела ему в лицо, блеснула лягушачьими глазами и сказала:
– Ну, естественно. Он же ко мне приезжал.
Мимикьянов даже поставил чашку на стол.
– К тебе? – переспросил он. – А ты, что, была знакома с Чапелем?
– Знакома? – вздернула брови Царевна-Лягушка. – Как же я могу быть с ним не знакомой, если Юра – мой бывший муж. Как же я могу быть с ним не знакомой, сам подумай?
Мимикьянов даже слегка тряхнул головой от услышанного.
– Чапель – твой бывший муж? – переспросил он.
– Ну, да, – наклонила голову Тесменецкая. – Ты что, не знал?
– Нет.
– Ну, правда, мы уже давно в разводе. Ты мог и не знать, – тоном, каким адвокаты оправдывают преступника, произнесла Тесменецкая. – Мы поженились-то рано. Я еще на первом курсе политехнического училась, а он тогда уже заканчивал. Семь лет вместе прожили. Вот, приезжал, уговаривал, чтобы я опять за него замуж вышла. Говорит, за все годы лучше никого не нашел.
В голосе женщины прозвучала горделивая нотка.
– Ну, а ты? – Ефим неожиданно ощутил укол ревности по отношению к женщине, от которой в свое время сам же сбежал.
– Что я? – вздернула брови женщина.
– Согласилась?
Лягушка сделала глоток кофе, облизала тугие губки и ответила:
– Нет.
– Почему? – осведомился Ефим с интересом и почему-то начал расхваливать перед женщиной ее бывшего мужа: – Чапель человек с положением. В «Рособоронэкспорте» крутится около самого верха. На хорошем счету. Деньги, зарубежные командировки, наверное, дача на Рублевке, – превозносил майор незнакомого мужчину. – Да, и дальнейшая карьерная перспектива имеется. Почему же – нет?
Владелица ателье бросила в рот мятную конфетку.
– А, не нравится, – ответила она. – Вот почему.
– Не нравится? – приподнял густые волчьи брови майор. Он почему-то ощутил чувство, похожее на радость.
– Нет, – подтвердила женщина. – Не нравится.
– А раньше нравился? – не отставал Ефим.
– Ну, раньше… Раньше я девчонка была… Чего я там понимала? А деньги? Я – не бедствую. Вот «Тойоту» недавно купила, почти новую. И сама себе хозяйка.
Майор помолчал, пошевелил бровями и вынужден был признать:
– Тогда, конечно.
Он помолчал, сделал глоток кофе и спросил:
– Тая, а почему ты в милиции не сказала, что встречалась с Чапелем, а? Ведь, дело-то не шуточное! Человек пропал! Тут все обстоятельства имеют значение!
– Ой, да никуда он не пропадал! – махнула ладонью хозяйка ателье. – Чепуха все это! Ираидка, дура, неизвестно зачем шум подняла, ну и понеслось!
– Не пропадал? – удивленно переспросил майор.
– Нет, конечно. Он в Новосибирск уехал. На несколько дней. Вот и все.
Женщина поправила край платья на коленях, то ли для того, чтобы скрыть лишнее, то ли наоборот.
– Да откуда ты знаешь? – не отрываясь, смотрел на нее майор.
– Он мне сам говорил.
– Мало ли, что можно говорить…
– Ну, уж я-то, наверное, знаю, когда он врет, когда правду говорит… – с женским самомнением произнесла Тая.
– А чего же он вещи в гостинице оставил?
– Да, какие там вещи? Пустая сумка, разовый станок для бритья, да зубная щетка, вот и все вещи! – с досадой отмахнулась Тесменецкая. – Когда он спешит, про такие мелочи и не вспоминает… Я-то его знаю.
Ефим молчал, обдумывая сказанное Тесменецкой. Услышанное было для него полной неожиданностью. И, неожиданностью, вообщем-то, хорошей. Никто никуда не пропадал… Что же может быть лучше? Но успокаиваться было рано.
– А когда вы расстались? – спросил он.
Тесменецкая увела глаза к потолку.
– Мы около трех пришли, я еще на часы посмотрела… – начала вспоминать она. – У меня часа два посидели… Значит, где-то в начале шестого мы из дому вышли. Я его еще до цыганского угла проводила, – добавила Тая. – Он к цыганскому барону пошел.
– К цыганскому барону? – не поверил Ефим.
– Ну, да, – подтвердила Царевна-лягушка.
Она положила ногу на ногу, и прямо перед глазами майора оказались ее скульптурные колени.
Майор, перебарывая себя, отвел взгляд.
– Слушай, Анастасия, а ты когда в СКБ «Экран» работала, чем занималась? – безразличным тоном спросил он.
– А чего это ты вдруг вспомнил? – удивилась Тесменецкая. – Это же так давно было, как в другой жизни… Да, я и подписку о неразглашении давала… – искоса взглянула она на Ефима.
– Ну, тебя ж, ни кто попало, спрашивает… – изобразил обиду Мимикьянов. – Я тоже подписку давал. Мне-то говорить можно.
Анастасия Вацловна пожала плечами: дескать, ну, ладно, если тебе надо:
– Я в процессорной группе работала.
– А в проектировании ГПУ участвовала?
– Участвовала, конечно… Все участвовали… Я за процессор, устанавливающий связь пульта с Объектом, отвечала.
– С каким Объектом? – спросил майор.
– Ну, откуда ж я знаю? – удивилась Тесменецкая. – Нам же никто не говорил… Это ж для нас секретно было. Ну, может быть, со спутником или с орбитальной космической станцией… Об этом только начальство знало. У кого-то из них спрашивать надо. У Генерала спроси, он, наверное, знает, что там и с чем связывалось…
Ефим посмотрел на обтянутые светлыми чулками круглые женские колени. Казалось они, будто огромные глаза смотрели на него снизу вверх и в чем-то упрекали.
Майор поднялся и подошел к окну.
По площади в солнечных лучах бежала, пылая рыжей шерстью, низенькая собачонка. Острой хитрой мордочкой она походила на лису.
Женщина подошла и положила свою легкую ладонь ему на плечо. Совсем, как раньше.
Ефим повернулся к ней лицом.
От женщины веяло горьковатыми духами и арбузной свежестью кожи.
– Слушай, Ефим, приходи сегодня ко мне ужинать, а? – блестя малахитовыми глазами, сказала она. – Я бачуринских пельмешек налепила.
– Да? Это, по какому же случаю? – спросил майор.
– А ни по какому! Захотелось, и все! Придешь?
Ефим знал: с Таиными пельменями не могут сравниться никакие другие. Да, и по поводу пребывания Чапеля в поселке к его бывшей супруге – гражданке Тесменецкой вполне могли возникнуть новые вопросы. Но опасение вместе с пельменями отведать и приторное блюдо, под названием «выяснения отношений», которое так любят готовить все женщины, удерживало его от того, чтобы сразу согласиться. Однако служебный долг, объединившись с желанием вкусно поужинать, победили страх перед женскими слезами и возможным скандалом.
– Приду, – кивнул он.
– Что-то глаза у тебя не горят… Устал, что ли? – изучающим женским взглядом посмотрела на него Анастасия Вацловна.
– Есть немного, – согласился Ефим, хотя уставшим себя как будто и не чувствовал.
– Ну, вот, пельмешек моих покушаешь, опять хвост трубой, поднимешь, волчище серый! – улыбнулась Тесменецкая.
Ефиму показалось, что в ее голосе прозвучала искренняя забота.
Конечно, подозрительный оперативник до конца в нее не поверил. Безупречно искренняя интонация могла оказаться обычным лягушачьим притворством. Но все-таки ему было приятно.
