– Ну, так как бы ты руководил нашей полицией? – спросил Крамнэгел, обескураженный направлением, которое принял их разговор.
Ал улыбнулся и ответил тихо:
– Мне вряд ли пристало говорить о том, как бы я вел себя на твоем месте, Барт.
– Это почему?
– Да потому, что оно твое место, а не мое.
– Когда-нибудь оно может стать и твоим.
– Есть большая разница между «может» и «станет».
Крамнэгел умолк.
– А если я тебе прикажу отвечать? – спросил он наконец. Ал лишь шире раздвинул рот в улыбке, обнажив больше зубов, чем обычно свойственно улыбающемуся человеку.
– Так приказ это или нет, а, Барт? Я же сейчас не на службе.
– Послушай, я просто хочу знать, что я, по-твоему, делаю не так.
– С какой стати я должен считать, будто ты что-то делаешь не так, Барт?
– Да с такой, Ал: нормальный человек не может не подозревать за собой ошибок, вот с какой! – повысил голос Крамнэгел.
Немного поразмыслив, Ал Карбайд начал рассудительно:
– Ну ладно, начальник. Скажу. По-моему, ты не прав в том, что слишком много требуешь с подчиненных.
– То есть заставляю их работать вовсю? – От такой славы Крамнэгел и не думал отказываться.
– Нет. Я о другом. По-моему, ты не можешь требовать, чтобы они играли роли хиппи, шлюх, раввинов и бог знает кого еще. Они – не актеры, они – полицейские. И работают они плохо только потому, что от них слишком многого хотят.
– Что же ты предлагаешь?
– Одеть их в подходящую одежду. Ну, такую, какую они сами носили бы вне службы. И не назначать больше парней изображать из себя раввинов только потому, что подошла их очередь, и не требовать от полузащитников нашей футбольной команды убедительно разыгрывать из себя девочек на панели. Да вот, пожалуйста, тебе конкретный пример: только в прошлый вторник мне пришлось снять с антисемитского патруля сержанта Ламберта, когда тот уже выходил на дежурство. Выходил потому, что никто не решился взять на себя ответственность исключить его из списка – ведь список подписал ты, Барт. Вот такие вещи и выставляют наше управление на посмешище.
Крамнэгел почувствовал себя достаточно смущенным, чтобы тут же ринуться в атаку.
– Почему это Ламберту было неугодно выходить на дежурство в составе антисемитского патруля, как всем другим? – поинтересовался он.
– Что он вообще имеет против антисемитского патруля? Уж не антисемит ли сам? Почему это Ламберт не пожелал переодеваться раввином?
– Потому что сержант Ламберт – негр, – мягко объяснил Ал. Крамнэгел на секунду прикрылся пивной кружкой.
– Что ж, может, ты и прав, – вздохнул он. – Может, нам и впрямь надо попробовать что-то другое. Но ведь эти патрули-ловушки мне вроде как собственные дети, Ал. Дай им время встать на ноги, они, может, еще и сработают. Давай проявим хоть немного веры. Ал. Ей-богу, ведь в этом и есть вся жизнь – в вере, правда?
– Конечно, конечно. Я ведь выкладываю тебе свои мысли только потому, что ты меня заставил, Барт. Я знаю, что патрули – твое детище. Я ничего общего с ними иметь не хочу, то есть я хотел сказать, что не претендую ни на какую от них славу. И не только потому, что я ее не заслужил, но и потому, что с помощью твоих патрулей мы так никого ни разу и не задержали. Нет, не верю я в них.
– Все, кончил? – прошипел Крамнэгел. Уж чего-чего, а подобного несогласия со стороны подчиненных он не терпел. Теперь настала очередь Ала Карбайда рассердиться. Глаза его блеснули пронзительной холодной голубизной.
– Нет, не кончил, – сказал он очень тихо. – Чем мы вообще занимаемся в этом нашем полицейском управлении? Боремся с организованной преступностью или устраиваем цирк?
– Что такое?
– Вопрос, Барт, всего-навсего вопрос. Ты же поощряешь вопросы. Так за кем же мы охотимся, кого ловим: какого-то извращенца, разгуливающего в женском платье, сопливого прыщавого дурня в кожаной куртке со свастикой или организованных преступников, настоящих гангстеров, тех людей, которые раскланиваются и с тобой, и со мной, когда мы встречаем их в приличных домах, и которые посылают нам поздравительные открытки к рождеству?
– Ну знаешь! – завопил в ярости Крамнэгел, но тут же, прежде чем продолжить тираду, внимательно огляделся по сторонам и понизил голос: – Слыхали мы такие разговорчики, Ал, всю жизнь слыхали, пока карабкались к верхушке дерева сами... так болтать можно только по молодости, и только по молодости можно слушать этот треп без того, чтобы не психануть.
– Ты стал такой уж старый, Барт? – спросил Ал, спросил как ударил.
– Я достаточно стар и достаточно молод для своей работы – и не в возрасте здесь дело, Ал, а в том, что лучше меня полицейского в округе нет!
Ал промолчал.
– Идеалы! – фыркнул Крамнэгел.
– Мы живем в мире, который не мы придумали, Ал. Организованная преступность не нравится мне так же, как и тебе, – даже еще больше не нравится, но она реальность, жизненный факт... все равно что мой кабинет в управлении – дали мне, значит, комнату в один прекрасный день, а я ее, между прочим, не обставлял, взял с мебелью, какая там была... Может, мне эта дерьмовая мебель и не нравится, но это мебель, при которой мне приходится жить.
– Как начальник полиции ты обладаешь достаточной властью, чтобы сменить мебель, которая тебе не нравится, Барт.
– Но дело в том, что именно эта мебель мне и нравится, – решительно отпарировал Крамнэгел.
– И организованная преступность тоже?
– Я просто выбрал неудачный пример, вот и все. С каждым может случиться. – Он вдруг заговорил напряженным шепотом: – Я слежу за ними – и когда настанет время, когда все нужные факты будут у меня в руках, я врежу им так, что они даже не поймут, что это на них свалилось.
Ал нахмурился.
– Может, ты и следишь за ними, Барт... Мне трудно сказать...
– Раз я сказал, что слежу, – взорвался Крамнэгел, – значит, так оно и есть! – Но меня беспокоит то, что они даже не считают нужным следить за тобой, а гуляют себе, как будто полиции вовсе нет. Крамнэгел понизил голос и прошептал как заговорщик – с лукавым удовольствием: – А я именно того и добиваюсь. Я не хочу их настораживать. Я дождусь, пока марихуану не начнут разводить на каждом подоконнике и пока в каждом дворе не начнут выращивать это паршивое зелье, и только тогда на них обрушусь, но не раньше. Как только они почувствуют себя в полной безопасности, вот тут-то я их и возьму.
– К тому времени уже может оказаться поздно, Барт. Съезди-ка в любой другой город нашего штата – везде ведь думают, что наше управление уже куплено на корню, да и статистические данные по преступности и наркомании не в нашу пользу – нам этими данными не прикрыться.
– Пусть так и думают... пусть все так думают... это поможет нам в конечном счете накрыть всех разом.
Ал пожал плечами и помолчал немного, но улыбка больше не появлялась на его лице.
– У тебя на все есть ответ, Барт.
– Припиши это моему опыту, Ал.
– Позволь задать еще один вопрос, начальник. Наша полиция действительно куплена?
Крамнэгел грохнул кулаком по столу и, с видимым усилием сдерживая гнев, прошипел голосом, в котором отчетливо прозвучали угроза и неприязнь:
– Тебе бы следовало быть умнее и не задавать таких вопросов. Ничуть не дрогнув, Ал Карбайд в упор уставился на Крамнэгела пристальным взглядом бледно-голубых глаз.
– Я спросил, потому что должен знать наверняка, начальник. Говорим ли мы об одних и тех же людях, когда говорим об организованной преступности?
– Мы говорим о преступном синдикате, – невнятно буркнул Крамнэгел.
– Имена, Барт, имена...
– Имена ты знаешь не хуже меня...
– Джо Тортони... Милт Роттердам... Бутс Шиллигер...
– Да, – нервно согласился Крамнэгел.
– Судья Уайербэк... его честь мэр Города, – продолжил Ал.
– Ты, знать, совсем с ума спятил, – вспыхнул Крамнэгел.
– Ума в тебе не больше, чем в сборщике хлопка.
Он расплатился, и они покинули ресторанчик, не сказав друг другу больше ни слова.
В непродолжительной беседе с мэром Крамнэгел постарался тщательнейшим образом объяснить свою болезненную реакцию на упоминание о возрасте, ни на секунду не опускаясь до извинений. Мэр же отнесся к этому происшествию легко.
– Никто из нас не безупречен, Барт, как говаривала мне моя старая мать-гречанка. Крамнэгел счел замечание мэра неприличным, поскольку он сам – хотя и не обладая достаточной наглостью, чтобы считать себя безупречным, – ни на минуту не допускал мысли о том, что хоть в чем-то может оказаться небезупречным. И умеет же эта скотина мэр сыпать ему соль на раны!
– Какой порядок вы предусматриваете на время моего отсутствия? – спросил он.
– Ну, тут все очень просто, – ответил мэр. – Существуют же установленные правила на случай вашего отсутствия, вашей болезни, неспособности исполнять свои обязанности, экс-сетера, экс-сетера3. (В устах мэра латынь почему-то прозвучала как «сетера» в отставке.) Согласно им ваш пост – временно, разумеется, – занимает ваш заместитель. В данном случае – Ал Карбайд.