Без привычки он захмелел, и руки с трудом слушались его. Он добавил в равиоли томатный соус, поджарил тосты. Давненько он не чувствовал такого голода.
Тревога, вызванная письмом, не отпускала. Почему она просила не звонить? Вероятно, она не хотела, чтобы трубку снял Питер или, даже более того, чтобы он слышал их разговор? Это могло означать только одно: она хотела вернуться к нему, но не была уверена в своих шансах. Прежде чем порвать с Мораном, она хочет убедиться, что есть куда вернуться.
Джон старался переключиться на предстоящий уик-энд. Он пытался думать и о Черри, вспомнить ее и Марка, который был обручен с ней. Было время, когда он пытался разыскать старину Марка, кто-то сказал ему, что Марк вернулся в город. Почему бы сейчас не выяснить, где Марк живет, и не договориться с ним где-нибудь встретиться и выпить? Можно завтра заехать к Колину, а можно принять приглашение тетушки пообедать у нее.
Джон стоял у окна и, как в детстве, смотрел на улицу. Ничего не меняется, сколько он себя помнит. Все та же пара домиков напротив, обезьянье дерево у четвертого дома слева. Это дерево посадили, когда Джону было лет восемь, и оно сейчас стало таким огромным, безобразным и нелепым, но почему-то таким родным. Цветущая слива теряла свои розовые лепестки, они падали на землю, словно розовый снег, наполовину прикрыв первоцветы. Дженифер вспомнила о нарциссах и не забыла, как он водил ее в Сады первый раз в апреле. Возможно, она представляет будущую встречу как воссоединение…
— Довольно об этом, — громко сказал он и удивился, сколько злости прозвучало в его голосе.
По-прежнему с письмом в руке Джон подошел к креслу, в котором лежала сумка с книгами. Он швырнул ее туда, когда вернулся домой. Вытряхнув книги из сумки, он на мгновение задумался. Две — Ле Карре, одна — Филби, роман Дизраэли. Ну, это все пока подождет. Из груды книг Джон выбрал роман Райдера Хаггарда «Аллан Кватермэн» и побрел в гостиную. Однако жаль, что в библиотеке не оказалось «Копей царя Соломона».
В те дни, начиная читать новую книгу, он сравнивал первое и последнее предложения с зашифрованным текстом. Получалось, что он читал последнюю строку в книге, но он никогда не был среди тех читателей, которых в первую очередь интересует, чем все заканчивается. Он сравнил шесть закодированных слов из первой записки с первой строкой «Достопочтенного школяра» Ле Карре. Ни-че-го, абсолютная чепуха.
«В мире буквально миллионы книг, пригодных для шифровки, — подумал Джон. — Тебе никогда не разыскать нужную».
Манго засиделся в своей комнате под самой крышей, просматривая документы из папки с грифом «Только для глаз Левиафана». За период с конца весны прошлого года до начала этого они проделали неплохую работу:
— ускорили решения по трем заявлениям;
— раскрыли четыре случая поразительной утечки информации;
— добились возвращения пятнадцати «заимствованных» книг;
— выкрали несколько архитектурных планов;
— переделали ресторанные счета;
— получили приглашения на ряд официальных приемов;
— более или менее реорганизовали в своих собственных целях планы ежегодного городского фестиваля искусств.
Не говоря уже о всяких незначительных текущих вопросах. Но в последнее время дела стали развиваться менее успешно. Похоже, удача отвернулась от них.
Манго жевал поджаренный арахис, убеждая себя, что орешки для него полезнее шоколада. Небольшое количество еды не повредит, а может, даже, наоборот, принесет пользу. Ему надо хоть немного поправиться, уж слишком он тощий. Иногда, правда, он задумывался, не та ли еда, что он проглатывал между завтраком, обедом и ужином, поспособствовала его росту? У него был еще арахис в йогуртовой глазури, но он решил съесть его после ланча.
Из окна он мог видеть крышу отцовской клиники. Мать работала анестезиологом в Хартлендской больнице и, несмотря на то что не получила диплома врача общей практики, иногда подменяла врачей, когда кто-нибудь из них болел или уходил в отпуск Вместе с отцом работали еще три врача. Здание, в котором размещалась их клиника, было внесено в перечень старейших домов города. Отец купил его лет двадцать назад, а теперь хотел расширить. Он мечтал пристроить к торцевой стене новую приемную и консультационные кабинеты. Комиссия городского Строительного комитета уже рассмотрела проект. Если их решение окажется положительным, то получить разрешение от Комитета по охране памятников архитектуры не составит большого труда. Но решение комиссии полностью зависело от резолюции одного чиновника комитета по имени Блейк, и как выяснилось, некоторым образом связанного с Айвеном Штерном.
— Они не понимают, что значит скорость, — ворчал Фергус. Вся семья сидела за ланчем: Фергус, Люси, Ангус, Манго и Ян, только что приехавший домой из медицинского колледжа на пасхальные каникулы. Представители Строительного комитета обещали приехать на место предполагаемой стройки через два дня после совещания по итогам месяца. — А нам придется ждать их решения целых двадцать четыре дня. Да за это время я могу потерять другое имущество.
«Другим имуществом» было здание более поздней постройки на восточном конце Руксетер-роуд. Если покупать его сейчас, оно обойдется сравнительно дешево. Но можно запросто потерять здание, если придется ждать три недели. Не страшно, если решение комиссии будет положительным и он сможет расширить старое помещение. А если нет?
— Не надо торопиться, — вмешалась Люси. Она уничтожала салат, не отрываясь от «Ланцета». Это была невообразимо спокойная женщина с превосходным характером, за что говорил тот факт, что она сдавала — и сдала! — экзамен на членство в Королевской коллегии врачей на девятом месяце беременности. Ответив на последний вопрос, она положила ручку и отправилась рожать. Ян появился через пять часов. — Все в руках Божьих.
Манго не был в этом уверен. И вообще, все должно быть в собственных руках. А поэтому надо вернуться назад в «штаб-квартиру» и поработать над наиболее секретными документами.
Манго поднялся к себе. Сегодня двадцать пятое марта. Оставалось только шесть дней до того, как действующий шифр утратит силу. Надо позаботиться о новом. Может, использовать книгу Чилдерса, которую «позаимствовали» у Штерна? Это было бы даже забавно. А теперь относительно папиного дела со Строительным комитетом. Ускорить решение будет не слишком трудно, труднее будет убедить отца в его подлинности. «Ладно, рассмотрим этот вопрос, когда придет время», — подумал Манго. Он воспользуется тайником под эстакадой. Впрочем, одних инструкций будет недостаточно, придется встречаться, возможно, в Убежище. И нельзя надолго откладывать. Самое позднее — в понедельник.
Манго повертел головой, но книгу не обнаружил. «Конечно же, это Ян, — подумал Манго. — Не успел приехать, а уже уволок книгу. Ну ничего святого!»
Первое, что он услышал, открыв дверь, был девичий смех. Это смеялась Гейл, подружка Яна. Манго спустился на этаж и застал их всех в комнате Ангуса. Тот, явно рисуясь, показывал компьютер. Гейл нажала на одну из клавиш, и в центре экрана появилась картинка взрыва с надписью «Бум!».
— У тебя мой Олбери? — набросился на старшего брата Манго.
Ян усмехнулся:
— Имей сердце, малыш! Мне нечего читать.
— Ее нельзя брать! По крайней мере, до четверга. Хочешь, возьми свежего Югала.
— Очень великодушно с твоей стороны, Боб, — рассмеялся Ян.
Манго хотел бы знать, почему Ангус смотрел на него с печальной улыбкой, как бы сожалея о чем-то. Это ему очень не понравилось, и он откровенно пожалел, что уже достаточно взрослый, чтобы затеять возню с братом или, по крайней мере, просто показать ему язык.
По характеру Фергус был полной противоположностью своей жене. Если она практически в любой ситуации сохраняла спокойствие, его волновало все. Он переживал за жену, сыновей, дом, деньги. И это при том, что никто и ничто не являлись причиной для истинных переживаний. Но его беспокойный характер ни в коей степени не отражался на его обращении с пациентами — оно у врачей общей практики должно быть всегда идеальным. Больные его просто боготворили, хотя ничего богоподобного в нем не усматривалось. Когда пациенты рассказывали, что их беспокоит или угнетает, он сочувственно кивал головой, и они не сомневались в его искренности. Когда они приходили к нему с опасением, что у них рак, или дистрофия, или сердечная недостаточность, он говорил, что его это тоже беспокоит, даже если никаких на то оснований не было. Поскольку он полагал, что врач не должен показывать свое превосходство, он непринужденно болтал с пациентами, как с добрыми соседями, но никогда не заговаривал о своих собственных заботах. Он признавал, однако, превосходство собственной жены, ее высокий профессионализм. Как специалист он был не лучше и не хуже других врачей, практикующих с ним бок о бок, однако его любили больше.
