— Задержим, — подтвердил Лебедь. — Вот санкция.
— Жену предупредить можно?
— Ее предупредили.
— Так, — словно поставив крест на прошлом, вздохнул Гречко. — Везите.
— Ладно, ладно! — строго говорил в трубку капитан Бухалов, но рыжеватые брови на его посвежевшем, чуточку смущенном лице мягко ползли от переносья. Побегай, смотри только, ноги не промочи. Опять заболеешь... Ладно, ладно!..
— Не сидится парню? — улыбнулся Меженцев.
— Бунтует! — Все еще не снимая руки с телефонной трубки, Бухалов усмехнулся и, словно извинившись за минутное промедление, пояснил сидящему напротив Леониду Уразову: — Сын...
Не обратив внимания на телефонный разговор, Уразов не понял и объяснения. Полный впечатлений от только что состоявшейся беседы, впервые за свою девятнадцатилетнюю жизнь находящийся в милиции, он машинально поигрывал замком «молнии», перерезавшей коричневую кожаную куртку. Сын Дарьи Анисимовны очень походил на мать — те же выдавшиеся скулы, карие глаза. От отца, должно быть, он унаследовал только черные густые волосы да крупные, мужественного рисунка губы. Лицо молодого человека было полно ожидания, захватившие его мысли не мешали ему время от времени бросать на дверь нетерпеливый взгляд.
— Давайте, Гора, — кивнул Бухалов лейтенанту. — Пусть ведут.
Леонид Уразов до отказа задернул «молнию», сцепил пальцы.
Вошел Гречко. На секунду его глаза встретились с устремленными на него глазами юноши и без всякого выражения ушли в сторону.
Скулы у Леонида вспыхнули.
— Когда входят, — здороваются!
— С гражданином начальником я уже виделся, а вас не знаю.
Леонид стиснул зубы. Бухалов коротко предложил Гречко садиться, мельком оглядел его. Ни тени замешательства, неловкости — впечатление такое, словно Уразова не знает на самом деле.
За десять дней, прошедшие после ареста, Максим Гречко внешне изменился: начал отпускать бороду. Редкая, окладистая, почти вся седая, она заметно старила его. На предыдущем допросе Гора Меженцев по молодости не удержался, кольнул: «Что, Гречко, — разжалобить хотите?» Бухалов сделал лейтенанту замечание это его не касалось, но в душе с таким объяснением согласился. По определенным дням в тюрьме арестованных стригут и бреют; борода, кроме того, не шла Гречко, удлиняя его и без того продолговатое лицо, но зато, как и всякая седина, она придавала некоторое благообразие.
Гречко сел на указанный ему стул, против Леонида, прикрыл, словно от солнца, глаза рукой.
— Сейчас проведем очную ставку, — объявил Бухалов. — Я буду спрашивать, вторая сторона выслушивает ответы первой, но не перебивает. Вопросы друг к другу задаются через меня... Вопрос к вам, Гречко: знаете вы сидящего перед вами гражданина?
Гречко отнял руку от лица и ответил раньше, чем успел всмотреться:
— Нет. Понятия не имею.
Леонид с трудом сдерживал негодование.
— Так, — записал Бухалов. — А вы, Уразов, знаете этого человека?
— Еще бы не знать! — вспыхнул юноша. — Сколько ни закрывайся!
— Мне нечего закрываться, — отозвался Гречко.
— Этот человек — муж моей тетки, Екатерины Анисимовны Уразовой. — Леонид перевел дух. — Зовут его, если он забыл, Гречко Максим Михайлович!
— Гречко, теперь вы узнаете своего племянника?
— Нет, не узнаю.
— Память отшибло! — не удержался от колкости Меженцев.
Бухалов метнул в сторону лейтенанта укоризненный взгляд. Гречко объяснил:
— Память у меня не отшибло, а не узнал потому, что давно не видел.
Леонид сделал какое-то резкое, негодующее движение. Капитан дружелюбно посоветовал:
— Спокойнее... Скажите, Гречко, когда вы в последний раз видели Леонида Уразова?
— В сорок пятом году, когда был в Заломовске, — как хорошо памятное или заученное, быстро сказал Гречко. — Тогда ему лет семь-восемь было, мальчик. — Гречко с хорошо наигранным любопытством посмотрел на побледневшего Леонида. — Откуда ж его теперь узнать? Теперь вот вижу, в обличье что-то знакомое, а так не узнаешь — взрослый человек...
— А в пятьдесят первом за Катей приезжал — не видел? — возмутился Уразов. — А в прошлом году — не видел?!
— Нет, не видел.
Глуховатый, сдержанный голос капитана удержал Леонида от гневного выкрика.
— Уразов, расскажите подробно, при каких обстоятельствах вы встречались с Гречко в последний раз.
Юноша заговорил, стараясь не смотреть на своего бывшего родственника.
— В последний раз я встретил Гречко в сентябре прошлого года в Витебске...
Тонкие синеватые губы Гречко тронула улыбка.
— Не был я там.
— В Витебске я проходил практику, — не обратив внимания на реплику, продолжал Леонид. — Вместе со своим товарищем Николаем Серебряковым пошел как-то на почту — перевод из дому получить, смотрю, он стоит. Увидел меня — в сторону. — Леонид зло улыбнулся. — Я-то тогда думал; не заметил, не узнал. За рукав схватил! Дядя Максим, говорю, здравствуйте! Он еще вроде удивился: «А, ты! Ну, как живете?» Я ему сразу говорю: мама, мол, обижается — не пишете. «Как, говорит, не пишем, Катя недавно писала. Все, говорит, живы-здоровы, Катя работает, Оля в школу ходит...» И все, помню, планшетку вертит, по сторонам глядит. Торопится, объясняет: с рейсовым самолетом прилетел и сейчас опять улетает. — Леонид вскинул на Гречко полные презрения глаза. — Забыл?
Гречко покачал головой.
— Не был я в Витебске. Обознались вы.
— Продолжайте, — снова вовремя вмешался Бухалов.
— Чего ж продолжать — все! — с горечью сказал Леонид. — Убежал, торопился больно! Товарищ посмеялся еще: ну, родня, говорит, — хоть бы пива выпили!
— Гречко, вы подтверждаете такую встречу?
— Нет.
— Знакомлю вас со свидетельским показанием техника вагонного депо Николая Серебрякова. — Бухалов достал из папки заранее приготовленный лист, отчетливо прочитал запись, подтверждающую все то, о чем рассказывал сейчас Уразов. — Гречко, вы продолжаете настаивать на своем ответе?
— Да.
— Ну, что же — подписывайте протокол... Так. Теперь вы, Уразов.
Юноша расписался.
— Я могу идти?
— Да, конечно. Зайдите в бухгалтерию, получите деньги за проезд и гостиницу. — Капитан кивнул Меженцеву: — Гора, проводите, пожалуйста.
Леонид Уразов попрощался, уже в дверях остановился, посмотрел на Гречко.
— Мать велела спросить: куда ты дел Катю?
— Я ей говорил, — пожал плечами Гречко. — Никуда я ее не девал.
Хлопнула дверь, Гречко погладил бороду, попросил разрешения закурить.
Теперь, когда он сидел вполоборота, положив ногу на ногу, и задумчиво, уйдя в себя, сосал папиросу, Бухалов некоторое время беспрепятственно наблюдал за ним. Капитан знал уже о четырех женах Гречко. Чем же этот угрюмый человек, носатый и тонкогубый, привлекал их? Неужели ни одна из них не разглядела в нем негодяя? А в том, что перед ним сидел негодяй и, больше того, — преступник, Бухалов не сомневался. В папке, лежащей перед капитаном, были собраны полученные из самых разных мест справки и документы, касающиеся Гречко; уже по ним, далеко еще не полным и разрозненным, Бухалов довольно отчетливо воссоздавал тот путь, по которому человек скатывался к преступлению.
— Ну, что же, Гречко, — нарушил затянувшееся молчание Бухалов, — давайте побеседуем.
Гречко аккуратно придавил в пепельнице окурок, с готовностью взглянул на капитана.
— Слушаюсь, гражданин начальник.
— Вы по-прежнему настаиваете на своих показаниях?
— Да.
— Ну что же, попробуем разобраться. — Капитан достал из папки несколько исписанных страничек. — Вот запись вашего первого допроса.
— Я и так помню, что говорил.
— Ничего, давайте припомним вместе. Итак, вы объясняли, что в декабре пятьдесят первого года вы уехали вместе со своей женой Екатериной Уразовой в Иркутск. Так?
— Да.
— Далее вы показываете: «...В Иркутске мы поселились на частной квартире, но прожили всего дня два-три. Вечером я пришел с работы и увидел, что на квартире находится моя прежняя жена Любовь Грачева. Ката плакала, собирала вещи. Я попытался объяснить ей, что с Грачевой я давно не живу и жить не буду, но она не стала слушать. «Раз ты такой, сказала она, я уеду; мне тут встретился знакомый капитан, получше тебя! А дочку сам воспитывай, я с ней намучилась, теперь твоя очередь...» Все правильно, Гречко?
— Я от своих слов не Сказывался, зачем это?
— В Уфе вы говорили другое, — напомнил Бухалов.
— Не хотел... сразу.
— Пойдем дальше. — Бухалов перебросил страницу. — «Катя написала сестре письмо, в котором просила собрать дочку, и ушла, забрав свои вещи. Больше я ее не видел. Я поругался с Грачевой, но она сказала, что любит меня, никуда не уйдет, и согласилась, чтобы я взял дочь на воспитание». Так?
— Так.
— «Я уволился, потому что Грачева заболела туберкулезом и плохо себя чувствовала в Сибири, и вместе с ней уехал в Москву. Здесь она осталась у тетки, а я поехал за дочерью в Заломовск. Мы решили отвезти ее к моим родителям в Чернигов. Приехал я ночью. Сестре Кати, Дарье Уразовой, ничего не рассказал, а только передал письмо. Она собрала вещи в один чемоданчик, и этой же ночью мы уехали в Москву». Так?
