- И на чем основываются ваши наблюдения?
- Я встречался с мсье Арсизаком и мадемуазель Танс.
- Да? Ваши впечатления?
- Я только что о них и рассказывал вам, мсье следователь. Оба симпатичны, милы, производят впечатление искренних людей, однако...
- Однако?..
- Однако один из них, возможно, убил свою жену при посредничестве другого.
- Ну вот, наконец-то! Таким образом, теперь и вы верите в виновность Арсизака?
- Я не знаю.
- Но послушайте, мсье комиссар, давайте рассуждать трезво.
- Это как раз и есть самое трудное.
- И все-таки попытаемся... Весь город любит или, по крайней мере, уважает Элен Арсизак - олицетворение доброты. Молодежь восхищается ее красотой, а большинство из тех, кто постарше, завидуют прокурору республики, что у него такая жена.
- И именно поэтому ему не прощают его связь с мадемуазель Танс.
- И это верно. Все возмущены, но не тем, что у Арсизака есть любовница - мы не пуритане, - а тем, что он мог обманывать женщину таких высоких качеств, как мадам Арсизак. У всех ощущение, что они стали свидетелями некоего, так сказать, кощунства.
- И в то же время большинство из тех, кто критикует прокурора, при первой возможности охотно изменили бы ему с Элен Арсизак.
- Вне всякого сомнения. Не станем же мы переделывать человеческую натуру, не так ли?
- Разумеется! Вот только меня смущает, не объявляют ли прокурора убийцей жены скорее вследствие скрытой ревности, чем глубокой убежденности?
- Возможно. Ведь со смертью Элен Арсизак женщины Перигё вдруг почувствовали, что потеряли ближайшую подругу, а мужчины - что им просто наставили рога.
- И все втайне согласны мстить мужу.
- Не будем заходить так далеко, мсье комиссар. Я только хотел вам показать, что с трудом представляю себе кого-то в Перигё, кто ненавидел бы Элен Арсизак до такой степени, чтобы ее удушить, кроме...
- Кроме?..
- ...кроме тех, кого бы исчезновение жены прокурора вполне устраивало, то есть самого прокурора и его любовницы.
- Из чего можно заключить, что вы не рассматриваете связь Арсизака с мадемуазель Танс как мимолетное увлечение?
- После всего, что я услышал, я так не думаю.
- Мне приятно отметить, что ваше мнение совпадает с моим. После разговора с мадемуазель Танс я пришел к выводу, что это серьезно.
- Это лишь осложняет дело. Будучи католичкой из очень верующей семьи, мадам Арсизак никогда бы не пошла на развод.
- А отсюда убийство, которое было единственным выходом?
- Я вам этого не говорил!
Гремилли улыбнулся.
- Ну, скажем, слегка намекнули.
- Мне бы не хотелось, мсье комиссар, чтобы вы думали, будто я питаю какую-то антипатию к Арсизаку. Напротив, я всегда считал его своим другом и был бы просто счастлив, если бы вам удалось найти доказательства его невиновности, поскольку я с ужасом представляю себе тот день, когда мне придется выдвинуть против него обвинение в предумышленном убийстве.
- Ну, до этого еще далеко.
- Вы в этом уверены? Вы сами признали, что нас пытались убедить в том, будто речь идет о "гастролере", которого, к его несчастью, застукали на месте преступления. Вы сами заявили, что возврат по почте так называемых украденных денег - детские уловки. Наконец, не вызывает сомнения и то, что мадам Арсизак знала убийцу и совершенно его не опасалась. И после всего именно муж - естественно, случайно - обнаруживает труп своей жены...
- Вполне естественная ситуация, вы не находите?
- Возможно... Во всяком случае, мне кажется, мы не можем долго затягивать с обвинением.
- Боюсь, мсье следователь, что все может оказаться гораздо, гораздо сложнее, чем вы полагаете. Я признаю, что все говорит не в пользу Арсизака, но одновременно это "все" служит ему и оправданием.
Следователь хотел возразить, однако Гремилли его опередил:
- Любовная связь Арсизака, его хрупкое алиби, неуклюжая хитрость с этим грабежом и возвратом денег, вскрытый без взлома сейф, очевидная безмятежность жертвы - все буквально кричит о том, что убийцу следует искать среди близких к дому людей. А зная о целомудрии мадам Арсизак, нетрудно предположить, что таким человеком может быть только ее муж.
- Вот видите!
- Однако кажется очень странным, что такой умный и сведущий в криминальных делах человек, как прокурор, не приготовил себе какое-нибудь убедительное алиби и устроил этот спектакль, несерьезность которого он не мог не видеть.
- В этом, дорогой мой, вы основываетесь на предположениях, а я предпочитаю доверять фактам.
- И я тоже, мсье следователь. Почему мадам Арсизак симулировала свой отъезд в Бордо? И если ей захотелось уличить своего супруга в измене, то почему она не поехала непосредственно на улицу Кляртэ? Что помешало прокурору, если ему было неизвестно о приезде жены, не возвращаться домой до утра? К тому же, если считать, что он виновен, элементарное чувство осторожности должно было заставить его после содеянного вернуться к любовнице и "обнаружить" труп своей жены, к примеру, в семь утра.
- Да, не знаю...
- А нельзя ли допустить, что поездка в Бордо вовсе не ловушка для мужа и она была вынуждена ее неожиданно прервать по каким-то другим причинам, которые нам пока неизвестны?
- Я хочу вам сказать, что, согласно данным из Бордо, мать Элен Арсизак, живущая в доме престарелых для состоятельных особ, не видела свою дочь и сама уже встревожена ее отсутствием. Она пока ничего не знает.
- Ну вот, все, как нарочно, усложняется.
Телефонный звонок прервал беседу. Следователь выслушал и сказал коротко:
- Жду вас.
Положив трубку, он сообщил:
- Мне что-то хочет сказать Арсизак. Сейчас он придет.
Гремилли поднялся.
- В таком случае...
- Нет, нет, останьтесь. Если речь идет о том деле, которое нас интересует, вы не должны помешать прокурору.
Вскоре Арсизак, такой же непринужденный и уверенный в себе, вошел в кабинет. Может, это просто притворство? Полицейский много бы отдал, чтобы узнать правду. Арсизак поздоровался со следователем:
- Спасибо, что согласились меня принять так быстро, дружище.
Гремилли обратил внимание на то, что Арсизак при этом не подал руку Бесси.
- Здравствуйте, мсье комиссар.
- Здравствуйте, мсье прокурор.
В разговор вступил следователь:
- Если вы пришли поговорить о том, что нас всех сейчас занимает, то, надеюсь, мсье комиссар нам не помешает?
- Ну конечно... Впрочем, я ненадолго, дружище. Мне известно - и мсье комиссар это может подтвердить, - что на мне висят серьезные подозрения. Поэтому, доверяя правосудию, я хочу сказать, что можете со мной не нянчиться. Относитесь ко мне как к любому другому подозреваемому. Я хотел было попросить отпуск, но подумал, что это может смахивать на какой-то маневр или даже признание. Я не намерен бежать куда бы то ни было и от кого бы то ни было.
Следователь откашлялся, прежде чем ответить:
- Арсизак, я питал самые теплые чувства и огромное уважение к вашей жене. Поэтому я считаю своим долгом - прежде всего как магистрат, потом как друг - не пренебрегать ничем в поисках ее убийцы. Не буду скрывать от вас и говорю вам это с тяжелым сердцем, - что в настоящий момент на вас падают самые что ни на есть серьезные подозрения. Тем не менее мсье комиссар не до конца верит в вашу виновность.
- А вы?
- Мне хотелось бы разделять чувства комиссара.
- Надеюсь, что вы по крайней мере...
- Не буду лукавить. Все говорит не в вашу пользу. Я знаю вас как блестящего и честного магистрата, но, мой бедный друг, вы не первый, кто теряет голову от любви. Поэтому, Арсизак, если убили вы, то признайтесь в этом прямо и... и я дам вам несколько часов, чтобы... ну, в общем, чтобы вы привели свои дела в порядок.
- Мсье следователь, я признателен вам за то, что вы так защищаете честь магистратуры, но, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания покончить с собой, тем более теперь, когда я свободен и могу начать новую жизнь.
- А это, мсье прокурор, как раз то замечание, которое может сыграть роковую для вас роль в ходе следствия.
- Неужели вы меня считаете таким идиотом, что, будь я виновен, стал бы говорить подобное? Я не прощаюсь с вами, мсье, ибо нам предстоит часто встречаться в эти дни. Кстати, мсье комиссар, я забыл вам сообщить вчера во время нашей встречи, что накануне убийства, около одиннадцати - одиннадцати тридцати вечера, к мадемуазель Танс заходил доктор Музеролль и мы оставались втроем до часу ночи. Я ушел от мадемуазель Танс вскоре после моего друга.
Комиссар осведомился с иронией в голосе:
- По сути дела, вы забыли свое алиби?
- Обстоятельства, разумеется, объясняют этот провал памяти.
- Позвольте мне, мсье прокурор, сказать вам откровенно, о чем я сейчас подумал.
- Прошу вас.
- Не надумали ли вы над нами посмеяться?
- Да уж, для меня сейчас самое время паясничать.
С этими словами Арсизак вышел. Следователь растерянно пробормотал:
