Я как-то успокоилась, обрадовавшись, что все на самом деле обошлось. Обрадовалась прежде всего за Витальку и его мать: несчастье с кем-то из близких — жуткое событие.
Собаки не переставали лаять и скрести дверь. Иногда, правда, их злобное гавканье сменялось отчаянным скулением. Внезапно звуки прекратились, и я насторожилась. Кто бы это мог быть?
Я быстро захромала к выключателю и погасила в гостиной свет. Затем подошла к окну и осторожно выглянула из-за занавески. Виталька удерживал одного из псов за ошейник и поглаживал его. Тот неспокойно поглядывал на дверь, но тем не менее молчал.
— Женя! — крикнул Беккер-младший.
Я смелее выглянула из-за занавески и несколько раз стукнула в стекло.
— Все в порядке, — сказал Виталька и стал успокаивать собак, что-то тихо приказным тоном объясняя им.
Те будто поняли его, сразу же улеглись на асфальт у входа в дом.
Я зажгла свет и вернулась на свое место.
Доктор сидел, наблюдая за мной.
— Как он? — первым делом спросил Виталька, войдя в комнату.
— Пришел в себя, — сухо ответил доктор.
— Фу-у-у, — с облегчением произнес Виталька, — слава богу!
Затем он глянул на меня и с ужасом произнес:
— Что с твоей ногой? Что здесь произошло?
Я вкратце рассказала Беккеру о случившемся, и он протянул мне принесенную им мою здоровенную «рабочую» сумку.
— Молодец! — сказала я, расстегнув сумку и убедившись, что Виталька принес все необходимое.
— Молоде-ец, — иронично передразнил меня Беккер. — Знаешь, что мне пришлось пережить? Твоя тетушка — просто монстр!
Она меня не узнала и устроила целое расследование.
— Разве любой другой действовал бы по-другому? — задала я риторический вопрос, внутренне радуясь поведению не сдающей позиций бывшего юриста тетки.
— А волкодавы-то молодцы! — восхищенно заявил Виталька, присаживаясь напротив меня. — Жень, ты извини, конечно…
— Ничего, — успокоила я его, — нормальная сторожевая собака так и должна себя вести.
— Надо было мне самому спустить собак, да второпях растерялся и, честно говоря, вообще о них забыл.
Снова на улице послышался лай, и через некоторое время в комнату вошла Юлия Николаевна. Она повела себя так же, как и несколько минут назад ее сын: стала расспрашивать сначала о самочувствии мужа, потом о моей ноге и так далее.
Григорий Семенович все еще находился здесь. Он сделал Беккеру пару каких-то инъекций и вообще неусыпно следил за его состоянием. Судя по всему, домой он до утра не собирался.
Тем не менее время было позднее, и все мы, сидя кружком, поочередно зевали.
— Идите спать, — предложила я Беккерам.
— Разве уснешь сегодня? — сказали мать и сын почти в один голос.
— Сидеть здесь все равно нет смысла, — сказала я.
— А вы? — спросила Юлия Николаевна. — Вы.., с Виталиком…
— Нет, я с Валерием Павловичем, — поняв мысль женщины, отрезала я.
У той глаза округлились от удивления, но, очевидно, вспомнив, какую функцию я здесь выполняю, она сказала:
— Я вам на кресле-кровати постелю.
— А я прямо здесь подремлю, — сказал доктор, не дожидаясь приглашения.
Я согласилась, но сначала попросила разрешения принять душ, после чего облачилась в принесенный Виталькой спортивный костюм, а в специальную петлю на поясе брюк вставила свой маленький, почти игрушечный пистолет «ПСМ». Теперь я при необходимости могла им воспользоваться, а он в то же время не доставлял неудобства.
Кресло-кровать я подтащила поближе к дивану, на котором спал Беккер, и после этого опустилась в него, приняв полулежачее положение.
Юлия Николаевна и Виталька еще долго сидели в гостиной, но потом все же отправились по своим комнатам, не в силах побороть усталость. Но несколько раз за остаток ночи они поочередно спускались посмотреть, как чувствует себя глава семьи. Видимо, им не спалось как следует. Я же дремала, если можно так сказать, одним глазом, прислушиваясь к каждому шороху.
— Пчхи! Ну вот, кажется, простудился! — Эти слова заставили меня очнуться от полузабытья.
Я резко вскинула голову: Беккер-старший как ни в чем не бывало сидел на диване и нащупывал ногами тапочки, приготовленные, наверное, ему Юлией Николаевной.
— Э, э-э! — предупреждающе воскликнула я и вскочила с постели. — Валерий Павлович! Ау!
Беккер спокойно посмотрел на меня, а потом спросил:
— Как спали?
— Я? — ошарашенным тоном произнесла я.
— Вы, — спокойно ответил тот.
— Я нормально. А вот вы не думаете ли, что все еще спите? — Я попыталась намекнуть клиенту на то положение, в котором он сейчас невольно оказался.
— Не думаю, увы. Та-ак, — Беккер попал, наконец, обеими ногами в тапки и попытался встать. — Сейчас же этого щенка ко мне! — вдруг разъяренным тоном заявил он.
— Кого, простите? — переспросила я.
В этот момент в дверях гостиной появился Григорий Семенович, держащий в руках зубную щетку. Вокруг его рта все было в белой пене «Колгейта». Он, по-видимому, осуществлял утренние водные процедуры и, услышав голос пациента, был шокирован.
— Валерий Павлович! — дико закричал он, брызгая пеной. — Сейчас же лягте! Я вам категорически запрещаю вставать! Вы хоть понимаете…
— Да все я понимаю! — Беккер махнул рукой. — Понимаю и поэтому намерен действовать, а не ожидать повторения произошедшего.
Валерий Павлович попытался встать, но потом пошатнулся и упал назад на диван.
Мы с доктором одновременно подскочили к нему, встревоженно стали заглядывать ему в глаза.
Беккер зажмурился и, сцепив зубы, зло произнес: «Черт!»
— Лежите, умоляю, — уже более мягко попросил Григорий Семенович. — Вам нельзя так сразу.
— Сра-азу! — передразнил Валерий Павлович. — Давай коли, что там у тебя есть!
Коли, чтоб я скорей встал на ноги!
Доктор послушно подошел к чемоданчику и, задумчиво посмотрев в него в течение нескольких секунд, вытащил коробочку, в каких обыкновенно бывают ампулы с растворами для различных инъекций. Вслед за этим Григорий Семенович достал из упаковки одноразовый шприц. Потом он осторожно извлек одну из ампул и стал специальной пилочкой царапать по ее кончику.
Беккер вдруг неожиданно привстал и схватил врача за руку.
— Стой! — воскликнул он. — Что ты мне приготовил?
Валерий Павлович ловким движением вырвал из рук доктора ампулу и, ухмыльнувшись, прочитал:
— Ди-а-зе-пам… Господин лечащий врач!
Я выспался достаточно хорошо. А вы меня опять к покою призвать хотите? Ну уж нет!
Поищите-ка что-нибудь бодрящее!
Григорий Семенович, конечно, хотел как лучше. Он пытался вколоть Беккеру снотворное, которое позволило бы ему еще некоторое время находиться в столь необходимом для него самого состоянии покоя. Однако эти попытки оказались тщетными, и, поворчав, доктор все-таки вынужден был ввести Валерию Павловичу какое-то другое лекарство.
— А вы почему здесь? — потирая ягодицу, обратился ко мне Беккер-старший, будто только сейчас заметил мое присутствие.
Я только открыла рот, чтобы все объяснить, как позади раздался голос Витальки:
— Евгения с этого дня твой телохранитель, отец.
— Что? — произнес Валерий Павлович и, похрипывая, захохотал, однако почти в тот же момент успокоился, так как резкая боль в месте ранения дала о себе знать.
— Вот видите! — поспешил заметить Григорий Семенович. — Прилягте.
На этот раз Беккер-старший послушался и осторожно опустился на подушку. Виталька, не дожидаясь следующих вопросов отца, стал расписывать ему мое героическое прошлое, о котором тот сначала слушал равнодушно, но постепенно стал все более явно выражать свое удивление и даже восторг.
— Пожалуй, вы мне и на самом деле пригодитесь, Евгения. Беру вас на работу. Перейдем на «ты»?
— Насчет себя я не против, — ответила я, — а вот вы мне вроде как в папы…
— Неужели я совсем уж больше никуда не годен? — игриво произнес Беккер и даже подморгнул мне.
На его лице четко были видны следы одолевающей его боли и слабости, однако он всеми силами пытался скрыть их и казаться бодрым.
— Годен? На что годен? Куда годен? — послышалось сверху.
Завязывая тонкий поясок на длинном шелковом халате, наверху стояла Юлия Николаевна. Закончив эти незамысловатые действия, она бегом, как девочка, стала спускаться по лестнице и, преодолев последнюю ступеньку, кинулась к мужу.
— Как ты? Болит? — залепетала она.
— Все нормально, — тихо сказал Беккер, погладив ее по голове, а потом вдруг, резко перейдя на другой тон, воскликнул:
— Сейчас же щенка этого ко мне!
Реплика насчет «щенка» повторялась им во второй раз, поэтому мне она показалась странной и имеющей непосредственное отношение к произошедшему.
— Так, — строго произнесла Юлия Николаевна, — сегодня ни о каких делах и речи быть не может!
