— Может быть, — наконец сказал Пирожков, — все может быть.
— Поэтому я сюда и приехал, — строго продолжал Гвоздев, — нужно, чтобы ты на него вышел. Я думаю — дело будет очень крупное. Но не всегда же Счастливчику должно везти. Может, повезет в этот раз кому-нибудь другому?
Пирожков наконец понял, чего именно добивается от него подполковник.
Метнул на него подозрительный взгляд, словно заранее предполагая, что его обманут. Потом нерешительно спросил:
— А если ему опять повезет?
— Значит, нужно сделать так, чтобы не повезло, — невозмутимо сказал Гвоздев, — если рядом с ним умный человечек появится, то мы можем узнать, где и когда Счастливчик свое дело планирует. И постараемся сорвать его «плановое мероприятие». Конечно, после того, как он свою операцию подготовит.
— Ну это мне ясно. А зачем этому человечку так рисковать? Счастливчик ведь ментов сразу чует. И стукачей тоже чует. Он ведь может стукача просто удавить.
— А кто сказал, что нужно на него стучать? Нужно просто ему немного помешать. И потом заодно и помочь в розыске его ценностей. Там ведь не обязательно все сдавать государству, — продолжал Гвоздев, уже чувствуя, что сумел заинтересовать своего агента, — можно оформить как найденный клад и выделить четверть суммы нашедшему. А можно и без оформления договориться.
Он знал, что такие вещи часто практикуются в работе сотрудников уголовного розыска. Агенту обещают часть похищенного, возвращенного государству. Это самая настоящая сделка, на которую многие следователи шли сознательно, чтобы вернуть ценности. Практика эта была особенно популярна в восьмидесятых, когда за возмещенный экономический ущерб карали не так строго и многие предпочитали входить в сделку с законом и гарантировать себе минимальное наказание. Точно так же договаривались и с агентами, которые помогали в розысках похищенного.
При благоприятных стечениях обстоятельств агенты получали часть найденного, что усиливало их рвение и делало их работу максимально эффективной. При этом некоторые из недобросовестных сотрудников милиции иногда также получали соответствующее вознаграждение.
— Я понял, — засмеялся Пирожков, — у вас, видимо, сильное желание появилось снова упрятать Счастливчика туда, откуда он только что вышел. А я вам должен помочь. И еще вам нужны его цацки? Правильно.
Больше всего Гвоздеву хотелось сейчас плюнуть в рожу сидевшему перед ним типу. И конечно, его интересовали не ценности Счастливчика, а новое крупное дело, на которое тот должен был пойти. Он был уверен, что не ошибся в своих расчетах. И не только в отношении Счастливчика. Кажется, Пирожков серьезно заинтересовался его предложением, решив, что нужно заняться этим делом. Зависть и жадность были самыми сильными стимулами для Пирожкова. Однако говорить все это своему агенту он не торопился.
— Почти правильно, — сказал он угрюмо, — но в первую очередь меня интересует сам Счастливчик.
— Это я все сразу понял, — сказал довольный течением беседы Пирожков. — Постараюсь выйти на нашего общего знакомого. Тем более, что он, кажется, ищет себе помощников.
— Хорошо, — кивнул подполковник.
Пирожков поднялся, решив, что разговор закончен.
— Когда снова встретимся? — спросил он сквозь зубы на прощание.
— Через три дня, — жестко сказал Гвоздев. — Мы теперь с тобой будем часто видеться. В это время.
— Я за три дня ничего не успею сделать, — пожал плечами Пирожков.
— Это твои проблемы, — сурово отрезал подполковник и, когда агент уже сделал шаг к двери, окликнул его:
— И еще. Пирожков, я хотел тебя предупредить. Все время наши ребята в твоем районе на твоих людей выходят. Вчера мне сообщили, что твои «шестерки» избили директора кинотеатра, который не хотел сдавать вам в аренду свои помещения.
— Какого директора? — попытался сделать удивленное лицо Пирожков.
— Ты сам знаешь, какого, — очень злым голосом произнес подполковник. — И предупреждаю тебя, если такое повторится, я в следующий раз, кроме твоих ребят, приеду и за тобой.
— А где мои ребята? — спросил ошеломленный Пирожков.
— Уже в камере, — не стал улыбаться Гвоздев. Он этого просто не умел. — И я думаю, что к тебе они вернутся годика через три-четыре. Не раньше.
— Почему?
— Почему? — подполковник схватил бандита за шиворот и с треском ударил его об стенку. И еще прижал ногой. — Твои «орлята» ему голову проломили. И он сейчас в реанимации лежит, — свистящим шепотом сказал Гвоздев. — Я тебя, суку, в последний раз предупреждаю.
Он толкнул еще раз бандита и отошел от него.
— Ладно, — сказал Пирожков, поправляя пиджак, — не угрожайте. Хотите лишить своих друзей такого агента, как я?
— Нет, не лишу, — сурово произнес Гвоздев. — Я просто посажу тебя в тюрьму и сообщу всем, что ты наш агент. Знаешь, что с тобой будет?
Ошеломленный Пирожков открыл рот, чтобы хоть как-то возразить, но так ничего и не сумел сказать.
— А теперь пошел вон, — добавил на прощание подполковник. — И помни о моих словах. Еще один такой случай с кем-нибудь из твоих ребят, и я тебе спокойной жизни не обещаю.
Я ведь был убежден и раньше, что в инспекциях по личному составу сидят не ангелы. А в управлении собственной безопасности, которое создали в нашей системе, вообще сидели волкодавы. Самые настоящие. И поэтому, когда нас вызвали на допрос, я не ожидал ничего хорошего. Тем более, что первым пригласили Аракелова. Разговор, как его называли волкодавы, и допрос, каким он на самом деле был, начался с вызова Аракелова, который вошел в комнату, перед дверями которой мы сидели на стульях.
Он вышел ровно через полтора часа, ошеломленно качая головой, словно столкнулся с чем-то необычным, удивительным. Он не успел ничего сказать нам, когда вышедший из кабинета капитан показал ему на дверь и строго сказал:
— Вы можете быть свободны.
Аракелов только кивнул нам на прощание и вышел. Сразу после этого пригласили Маслакова. На этот раз беседа затянулась на целых два часа, и, когда он вышел, стрелки показывали уже начало второго. Он тоже вышел в несколько растерянном состоянии, но в отличие от Аракелова кивнул нам и сказал:
— Они, по-моему, все сошли с ума. Решили, что мы во всем виноваты.
— Разговоры, крикнул ему вышедший следом капитан.
— А, иди ты… — огрызнулся Маслаков. — Думаешь, если ты стукач и занимаешься стукачеством, то и все такие.
Он махнул рукой и, посмотрев на нас, сказал на прощание:
— Держитесь, ребята, а то они нас действительно за дураков считают. И подставить хотят.
Он вышел, и только затем позвали наконец меня. Видимо, Хонинова как командира хотели допросить в последнюю очередь. А меня вызвали третьим. В кабинете, куда я вошел, за столом сидел невысокий мужчина мрачного вида с коротко постриженным ежиком волос. Он посмотрел на меня своими бесцветными глазами и коротко сказал:
— Проходи, садись.
Этот тип был в штатском, но я уже знал, что это подполковник Мотин.
Маленький, красномордый. Я его сразу невзлюбил, как только увидел. И чего только он копает, если у нас уже и так работали несколько комиссий по проверке, включая комиссию ГУВД, прокуратуру и ФСБ. Мне сразу не понравилось, как он предложил мне садиться. Мы уже привыкли, что подполковники могут нам «тыкать».
Но он сделал это в неприятной манере, в такой уничижительной форме, что я сразу понял — он меня не просто подозревает. Он меня заранее считает виноватым и не очень любит. Есть такие следователи, которые считают любого сидящего перед ними человека виноватым еще до того, как тот раскроет рот.
Я сразу решил, что выпущу все свои колючки. Пусть этот наглый сукин сын не думает, что он может так обращаться с офицерами нашей группы. Ничего у него не получится. Я прошел к стулу и уселся на него с очень независимым видом. Передо мной стоял магнитофон. Справа от меня сел тот самый капитан в форме, который приглашал и провожал наших ребят.
— Ты — Никита Шувалов, — начал Мотин своим неприятным скрипучим голосом. — Очевидно, ты уже знаешь, зачем мы вас всех сюда пригласили?
— Догадываюсь, — буркнул я, глядя на этого типа.
— Не нужно так отвечать, — строго прервал меня Мотин, уловив мое отношение к этому разговору, — только «да» или «нет». Ты офицер милиции, а не проститутка, чтобы вести себя таким вызывающим образом. Ты меня понял?
— Да, — сказал я достаточно громко.
Он нахмурился, но больше не стал ничего говорить на эту тему. Только подвинул к себе бумаги, глядя то в них, то на меня.
— Согласно рассказам многих свидетелей, два месяца назад у вас произошел взрыв. Взорвался конверт, присланный якобы из министерства. Тогда погибло двое ваших офицеров — командир группы подполковник Звягинцев и сотрудник вашей группы лейтенант Бессонов. Все видели, как перед взрывом у вас с Бессоновым произошла серьезная размолвка.