— Вот собственно и вся история, — сказал Борис Борисович, — в народе лесника окрестили «оборотнем» и, какое-то время, пугали им маленьких детей.
— Ну, на телевидении Вы говорили совсем другое, — сказал я.
— Уж простите, — директор музей развел руками, — во-первых, журналист попросил поумничать, ему нужен был горячий материал, а во-вторых это я для рекламы музея соловьем разливался. Никто не ходит, — пожаловался Борис Борисович, — а мне надо аренду платить и за свет тоже. Все из своих денег отдаю. Хорошо хоть «Вервольф» помогает.
— Кто? — не понял я.
— Рядом, через стенку скинхеды себе «качалку» сделали. Назвали «Вервольф» — оборотень по-немецки. Вместе аренду платим, не так накладно выходит.
Несколько дней прошли спокойно. Город замер в ожидании новых происшествий, полиция обходила собачников, трясла заводчиков и единственную в городе собачью школу. Лидский подолгу засиживался в больнице, может быть работал, может быть встречался со своей медсестрой. Я в его дела не лез. С Сашкой мы встретились один раз, посидели в кафе и договорились держать связь. Я бездельничал, валялся на диване с книгой, смотрел телевизор и много гулял.
Черт меня дернул приехать в этот город. Садясь на поезд, я представлял себе все по-другому: постоянные встречи старых друзей, веселые пьянки, свидания с бывшей подружкой. Но друзья были заняты своими делами, подружка болталась неизвестно где, а заводить новую я пока не собирался, поэтому отпуск получался однообразный и тоскливый. Собственно, никакого отпуска у меня не было. Я уволился с работы, а новое место должно было освободиться только через пару месяцев. Моя жизнь круто поменялась, я расстался с женщиной, с которой прожил последние 5 лет и был совершенно издерган скандалами. Сидеть в Питере было невыносимо, и я решился проехать через всю страну, чтобы навестить город детства.
Я никому не хотел навязываться, но от скуки опять пригласил одноклассников в гости.
В магазине возле дома меня уже знали. Продавщица оторвалась от сериала и улыбнулась.
— Опять друзей ждете? — спросила она, заворачивая в бумагу селедку.
Удивляться тут было нечему, наш город настолько маленький, что, если в одном районе чихнул, в другом скажут: — будьте здоровы. И хотя мы с друзьями вели себя очень прилично, не шумели и музыку громко не слушали, но все соседи уже знали в какую квартиру ходит главный врач больницы и директор художественной школы.
Зная о предстоящем торжестве, а любую бытовую пьянку, при желании можно так назвать, тетя Нора испекла пирог с рыбой. Сначала мне позвонил Лидский, потом Петров. Они собирались зайти к семи, но жизнь беспощадно скорректировала наши планы.
В 18 часов 12 минут, идущий с рыбалки, пенсионер Васюков услышал за гаражами испуганные крики, и обнаружил в куче опавшей листвы бездыханное тело. Мертвец выглядел ужасно, весь в крови, горло разорванно и пенсионер заголосил так, как еще не кричал никогда в жизни, заметался, выскочил на проспект и рухнул на руки первым попавшимся прохожим. Когда старика привели в чувство он вспомнил, что, то ли видел мелькнувший вдалеке волчий силуэт, то ли нет.
В этот раз все произошло довольно далеко от больницы, но Лидского все-равно допросили. Он был ужасно недоволен, ворчал и злился, но терпеливо ответил на все вопросы и был отпущен около девяти часов вечера.
— Какого черта, — возмущался он, снимая пальто у меня в прихожей, — меня там даже близко не было, десятки свидетелей, которые видели меня в больнице, а я отвечаю на нелепые вопросы.
— Скажи спасибо, что рано отпустили, — сказал Петров, который все это время сидел у меня и уже успел выпить полбутылки водки.
— Спасибо, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Коля, сел за стол, налил себе «штрафную» рюмку и выпил.
Вечер был испорчен. Я пробовал расшевелить одноклассников, но желания веселиться у них пропало, к тому же Петрову несколько раз звонила жена и, что-то выговаривала недовольным тоном. Все разговоры за столом неизменно сводились к происшествию в больничном парке, но так как информации у нас не было никакой, все это напоминало гадание на кофейной гуще.
— Ну, ладно, — не сдавался Петров, — а что полиция говорит? Есть хоть какие-нибудь зацепки, что это за собака, откуда?
— Ничего у них нет, — ответил Лидский, — эксперты говорят, что это крупная псина, и что возле тела нашли мужские следы.
— Ничего себе, — сказал я, вспомнив разговоры об оборотне.
— Да, ладно, — отмахнулся Петров, — в нашем парке всегда много людей. Там везде следы должны быть.
— Ничего подобного, — возразил Николай, — место, где нашли первых покойников довольно безлюдное и находится в стороне от дороги.
— Безлюдное — говоришь, а тела быстро обнаружили, — не согласился Петров.
Они заспорили, но быстро выдохлись.
Мы еще немного посидели, допили бутылку и Лидский с Петровым засобирались домой.
Последнее убийство всколыхнуло горожан и вылилось в несанкционированный митинг, на котором собралось несколько десятков человек. Днем в местных новостях выступили мэр и начальник полиции, а на следующий день объявили большую облаву, которой в нашем городе не бывало с 58 года.
Все, кто имел охотничий билет, могли принять участие в охоте на волков и диких собак.
Про оборотня говорили уже на каждом углу, не скрываясь ругали полицию и требовали защитить детей, стариков и, почему-то особенно, беременных женщин.
Облава должна была состояться завтра в восемь часов утра, а общий сбор был назначен на стадионе в 7.30.
Вечером ко мне заглянула тетя Нора. Когда по телевидению сообщили о том, что леса закрыты для посещения, а местных жителей просят оставаться дома до особого распоряжения, Машка ужасно перепугалась и теперь сидела в комнате, с куклой в обнимку и отказывалась есть.
— Посидел бы ты у нас, что ли, — попросила соседка, — все-таки мужчина в доме. И мне спокойней будет.
Я согласился и устроился в гостиной, пока Нора Петровна кормила и укладывала в спальне перепуганного ребенка.
— Не хочет спать, — пожаловалась соседка, — и поела совсем чуть-чуть, словно птичка поклевала.
— Отдайте ей на растерзание коробку печенья, — ответил я, — она от страха все слопает.
— И правда, — всплеснула руками тетя Нора, — и морса клюквенного ей налью.
Меня тоже напоили морсом и угостили блинами со сметаной.
— А ты завтра на облаву пойдешь? — спросил соседка.
— Не знаю, — сказал я, — у меня и оружия нет, а вот Лидский собирается. Он оказывается охотник.
— И ты с ним сходи.
— Схожу, — согласился я, — разве только за кампанию.
Тетя Нора вышла из комнаты, чем-то погромыхала в кладовке и вернулась с ружьем на перевес. Это была старая горизонталка отечественного производства.
— Муж мой покупал давным-давно, — сказала соседка, — вот и пригодилась.
Она заботливо протерла стволы кухонным полотенцем и протянула мне оружие.
И патроны есть, — сказала она, — где-то в серванте лежат, сейчас найду.
Ружье было старое, но в хорошем состоянии. По моей просьбе тетя Нора раздобыла у соседа немного автомобильного масла и выдала мне несколько ненужных в хозяйстве тряпочек. Вместе с патронами отыскался и шомпол.
Машка съела все печенье и вышла к нам. Она с интересом смотрела, как я чищу двустволку.
— Видишь, — сказал я, — теперь бояться нечего. Если волк к нам заявится, я его застрелю.
Девочка посмотрела на меня с испугом, кивнула и пошла спать.
— И Вы тетя Нора ложитесь, а я на кухне посижу, Вас покараулю.
— Нет уж, — сказала соседка, — оставайся здесь и ложись на диване, а я с Машей посплю.
Я попросил Нору Петровну не стелить белье, а просто дать мне плед и подушку.
Всего в серванте нашлось четыре патрона с дробью. Они были такие старые, что идти с ними на охоту я бы не рискнул.
Стены в квартире были тонкие, двери картонные, поэтому я слышал, как тетя Нора с Машей о чем-то болтали. Когда они затихли, я положил ружье на стол, подстелив под него старую газету, и лег спать.
Утро выдалось серое и холодное. Я зашел к себе, принял душ, выпил чашку кофе и отправился на стадион. Здесь уже яблоку негде было упасть. Многие охотники приехали на внедорожниках целыми группами. От такого кол-ва оружия и камуфляжа рябило в глазах. Стрелки здоровались, обсуждали предстоящую охоту, некоторые уже успели с утра приложиться к бутылке. Я никого не знал, поэтому расположился немного в стороне.
Лидского еще не было. Подъехали несколько полицейских машин и оттуда полезли сотрудники в форме, вооруженные автоматами.
Я уселся на поваленную березу и поставил ружье между ног.
Коля привез с собой Петрова. Лидский был экипирован по высшему разряду: дорогое ружье, широкий нож с вычурной рукояткой, отличные ботинки и одежда, возможно купленная в Москве или заказанная через интернет. Сашка пришел в своей обычной куртке, только на ноги надел болотные сапоги.
