Ознакомительная версия.
– Получше тебя?
– Да!
– Ну и дура! Посмотри на себя в зеркало! Ты же у нас просто красотка!
– Он их все время целует! – Римма раздувает ноздри.
– Целует?
– Ручки, в лобик, в плечико! Конфеты, цветочки… А они и рады! Как придет – бросаются сразу, виснут, визгу – оглохнуть можно! Ненавижу этих баб!
– Он что, бабник?
– Бабник?! Мягко сказано!
– Ну, и зачем тебе бабник?
Зачем? Почему? Как? Почему Виталик Щанский, а не Волоша Смолянский?
Да потому, что с Виталиком интересно и не скучно, а от Волоши с его любовью мухи дохнут! Вот почему!
Была она тогда скромной чертежницей в бюро главного архитектора города и снимала квартиру где-то на окраине. Там, то есть в бюро, ее и заприметил бым Виталик. Уговорил коллегу-архитектора привести к нему в дом на чей-то день рождения… Ну, да что там! «Пережито, забыто, ворошить ни к чему…»
– Риммочка! – обрадовался Волоша, сразу узнав ее голос в телефоной трубке. – Какими судьбами? Откуда?
– Волоша, – сказала Римма, чувствуя комок в горле, – поговорить нужно. Мы не могли бы встретиться? – Эту фразу она долго повторяла накануне, стоя перед зеркалом.
Они встретились у центральных ворот парка, и он потащил ее обедать в дорогой ресторан. Сказал, чтобы она пока изучала меню, а у него встреча с деловым партнером, который сейчас подойдет, им надо срочно обсудить кое-что. Римма почувствовала себя неуютно и только усилием воли удержала готовое вырваться жалкое: «Может, в другой раз?» Удержала, так как видела, что он действительно ей рад… хотя и не так, как раньше.
Его мобильный телефон звонил беспрестанно, и он, мгновенно изменив тон и выражение лица, говорил: «Да! Слушаю! Давай! Согласен! Нет! Давай завтра, – он смотрел на часы, массивный «Citizen», который она видела в рекламе, – в двенадцать ноль-ноль! Все!»
«Интересно, он женат или нет?» Она украдкой разглядывала Волошу и думала, что если бы не была тогда такой беспросветной дурой…
Партнер, оказавшийся женщиной, появился, как только они уселись. Короткая, тумбообразная, она звенела золотыми цепями, и походка ее была походкой солдата.
– Привет, Смолянский! – завопила она зычным басом базарной торговки, подходя к ним. – О, да ты с дамой!
– Знакомься, моя старинная знакомая, Римма, – сказал Волоша. – Мой деловой партнер, Светлана Андреевна.
– Можно Света, – сказала женщина, окинув Римму оценивающим взглядом и протягивая руку для пожатия. Рука у нее была маленькая и сильная.
– Давай сначала твой вопрос, а потом оставайся, пообедаем, – сказал Волоша.
– Не могу, Смолянский, надо бежать! У меня сегодня еще обсуждение проекта с Ромчиком. А потом, я на диете, – она оглушительно шлепнула себя по животу. – Разожралась, как свинья!
Плюхнувшись на стул, Света шумно отодвинула от себя прибор, и на его месте разложила кожаную папку, из которой принялась доставать бумаги. Римма не прислушивалась к разговору, погруженная в свои невеселые мысли. Захочет ли Волоша помочь ей… и как? Вот уже два года она перебивалась случайными заработками: была реализатором на рынке за десять процентов, но так и не научилась предлагать свой товар; около полугода ее содержал бойфренд; потом она считала деньги в банке, по восемь часов просиживая в помещении без окон, едва не теряя сознания от запаха типографской краски. Через месяц получила повышение – была произведена в ученицы кассирши. И в этом качестве пробыла почти неделю. «Верхние» женщины сразу же дружно ее возненавидели, а директор банка, наоборот, был приветлив, и каждый день спрашивал: ну, как там наша ученица. На четвертый день он попросил ее задержаться для серьезного разговора. Ведьмы иронически переглянулись.
Он не стал терять времени даром и сразу же полез к ней под юбку, блудливо ухмыляясь. Римма сначала отпихивала его, пыталась отшутиться, но потом, когда он покраснел и бурно задышал, бормоча: «Ты… это… работать хочешь? Я ж по-хорошему… – И потом недовольно: – Девочку вот только строить не надо… знаешь, сколько вас таких…», она поднялась с дивана и пошла к двери. Дверь была заперта на ключ.
– Открой дверь! – приказала она.
Вся ее разнесчастная жизнь, унижение и бедность соединились в горючую смесь, теперь стучавшую в сердце и требующую выхода.
– Жлоб! – сказала она ему. – Жлоб с деревянной мордой! Если ты сию минуту не откроешь дверь…
Он не двинулся с места, криво улыбаясь. Слово «жлоб» задело его, напомнив деревенскую юность. И еще он подумал, что никогда не сравняться ему с ловкими городскими парнями по манерам, уверенности в себе, даже по языку…
– Работать хочешь? – он поднялся, наступая на нее.
Римма схватила со стола массивную настольную лампу и швырнула на пол. Звон разбившегося стекла испугал мужчину, и он застыл на месте. А Римма, не помня себя от ярости, стала хватать со стола все подряд: папки с документами, вентилятор, мраморную подставку для карадашей… Все это добро с грохотом летело на пол.
– Подонок! – орала она при этом. – Да я сдохну скорее! Жлобяра немытая! – Графин взорвался, ударившись о пол, как бомба, окатив их водой. – Открой дверь, падла! – взвизгнула она. – Убью!
Мужчина долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Руки у него тряслись. Дверь наконец распахнулась, и Римма, бурно дыша, пронеслась мимо бывшего начальника, изо всех сил пнув его каблуком в ногу. Запоздало подумала, что он может опомниться и дать сдачи. Не дал.
Она пыталась шить людям, но безуспешно – люди с деньгами предпочитали фирменые шмотки, а нищим нечем было платить. Мыла посуду в баре. В новом мире экономической свободы она себя не нашла. Иногда у нее не было денег даже на троллейбус, и она забегала к Людмиле перекусить. Она все время испытывала голод…
Идя на встречу с Волошей, она вытряхнула из ящиков всю старую косметику, пересмотрела все свои платья… Ей хотелось плакать от мысли, как унизительно быть бедной.
– Да к нему теперь на хорошей кобыле не подъедешь! – доносился издалека жизнерадостный голос деловой женщины. – Ты знаешь, сколько этот подонок хочет за визу? Это же полный абзац!
…Каждый день она просматривала объявления о работе. Чертежники никому не были нужны. Нужны аудиторы, программисты, учителя иностранного… секретарши до двадцати пяти… Знаем, что это за работа! А, кроме того, ей уже давно не двадцать пять.
«Какая дура! – сверлила мысль. – Почему она выбрала Виталика? Молодая, глупая, романтики захотела. И получила! А Волоша Смолянский был такой… такой… незначительный! Влюбленный, покорный, с собачьими преданными глазами». Римма чувствует раздражение – если бы он тогда вел себя по-мужски… как бым Виталик…
«Идиотка! – одергивает она себя. – Если бы он вел себя, как Виталик, он и был бы Виталиком! Ну, почему нас, баб, всегда тянет на яркую дешевку?»
Она вздыхает, уже в который раз, – прямо наказание какое-то, как больная лошадь.
… – А что ты можешь делать? – спросил Волоша, выслушав ее сбивчивую просьбу о работе и без улыбки глядя на нее… хотя, какой он теперь Волоша! Владимир Иннокентьевич. Римма избегала называть его по имени.
– Все, что угодно, – ответила она.
– Так не бывает. Бухгалтером сможешь?
– Наверное, не смогу.
– Вот видишь. А на аудиторские курсы пойдешь?
– Я не против, – говорит Римма, стараясь придать голосу твердость.
– А чем ты занималась до сих пор?
– Шила, торговала на рынке («Прятала лицо от знакомых», – добавляет мысленно), работала в парфюмерном отделе… (Пока заведующая не выставила на улицу, приревновав к мужу.) В банке деньги считала…
– И…?
– У меня не очень хорошо получалось.
– Почему?
– Не знаю, почему. У твоей Светы получилось бы лучше.
– Понятно. А что бы ты хотела делать? – Он окидывает ее оценивающим взглядом.
Римма вспыхивает и думает: «Ну и пусть! Я на все согласна. Не шпалы же укладывать».
Какие шпалы? При чем тут шпалы?
Смолянский рассматривает ее лицо, переводит взгляд на плечи, грудь… Римма чувствует себя рабыней, выставленной на продажу… неправда, не рабыней, не живым человеком, а вещью, товаром, так как во взгляде Смолянского нет той особой «мужской» заинтересованности… взгляд у него, как… у купца, а не у того, прежнего Волоши Смолянского.
– Еще вина?
Он, не дожидаясь ответа, наливает ей красного. Смотрит, как она залпом осушает свой бокал… с удовольствием смотрит… Римме все равно. Она опьянела и теперь может взглянуть прямо ему в глаза…
– Пошли! – поднимается Волоша и бросает на стол деньги. – Паша, привези ключ от «Промыслов», – приказывает он в телефон.
«Какие еще промыслы?» – думает Римма. Она чувствует приятную расслабленность после хорошего обеда и вина, и ей никуда не хочется идти…
Он привез ее к бывшему магазину «Народные промыслы», давно закрытому, с темными немытыми окнами. Была поздняя осень, ноябрь, кажется, сыро и ветрено. Паша, парень в черной кожаной куртке, завидев машину хозяина, выскочил с ключами из потрепанного «Порше». Дверь отсырела и подалась с трудом, натужно заскрипев.
Ознакомительная версия.
