– Зачем вы это делаете? – спросил Иван. – Ведь ясно же, что это рубашка дяди Ашота.
– Потом узнаете, – пообещала я, снимая потожировые следы с воротника рубашки, и, закончив, спросила: – Где был кабинет Ашота Арамовича?
Иван провел меня в комнату, где стояли только письменный стол, пара стульев и пустые стеллажи вдоль стен.
Я подошла к столу, открыла верхний ящик и увидела россыпью лежащие на его дне ручки с обгрызенными концами.
– У Ашота Арамовича была привычка грызть ручки?
– Была, – усмехнулся Иван. – Он нас с Сергеем за это с детства ругал, а за собой не замечал.
– Я, с вашего разрешения, возьму парочку, – сказала я, складывая их в пакет: – А какие-нибудь еще вещи, в которых Ашот Арамович ходил, в квартире остались?
– Нет! Сергей велел все собрать и передать в благотворительный фонд при армянском землячестве, чтобы раздали нуждающимся.
– Жаль. А какие-нибудь медицинские документы Ашота Арамовича здесь могут быть? Желательно из последних.
Иван озадаченно почесал затылок и полез в ящики стола.
В самом нижнем между какими-то старыми бумагами он нашел скрепленные степлером два бланка с результатами анализа крови: общий и на биохимию, датированные февралем прошлого года.
– Спасибо, этого достаточно, – сказала я, убирая листки в чемоданчик. – Будем смотреть дальше.
Мы с Иваном прошли в спальню, где на кровати лежали старые одеяло и подушка, естественно, без пододеяльника и наволочки.
Я глянула на Ивана и увидела, что он всерьез озадачен. Я полезла по шкафам, но постельного белья нигде не было, ни чистого, ни использованного.
– Вообще-то все отвезли в фонд, – удивился он. – Откуда это?
Мне даже в перчатках категорически не хотелось ни до чего дотрагиваться, поэтому я нагнулась и понюхала подушку – она пахла женскими духами, резкими и дешевыми. Но даже такие за полтора года должны были бы выветриться.
Я брезгливо скинула на пол одеяло и ультрафиолетовым фонариком посветила на матрас.
Ну что сказать? Он носил следы неоднократных любовных утех.
– Простите, – сказала я, – но матрас мне придется порезать.
Иван стоял с каменным лицом и ничего мне на это не ответил.
Я вырезала несколько кусков из обивки матраса и убрала их в пакеты.
– Только не перепутайте, – попросил Иван.
– Конечно, нет. Смотрите, я везде пишу: образец «А», образец «Бэ», образец «Вэ», и только я знаю, кому какой образец принадлежит, – объяснила я. – Надеюсь, вы уже поняли, что здесь происходило, поэтому вам нужно сегодня же найти документы на входные двери и вызвать мастера, чтобы поменять личинку хотя бы одного замка. Срочно! А еще над входной дверью видеокамеру, и пусть изображение с нее идет только на ваш компьютер.
– Больше ключи я этому щенку не дам, – зло пообещал парень.
– Господи! Иван! Да он уже давно сделал себе дубликаты. А пароль от сигнализации вы ему сами сказали. И говорить вы этому щенку пока ничего не будете. И делать тоже. Просто если он попробует сюда зайти, у вас будет этому доказательство. А теперь поехали в квартиру Луизы Ованесовны.
Ее дом был классической «сталинкой» с высоченными потолками и широкими пологими лестницами. Подниматься нам, правда, пришлось на четвертый этаж.
В этой квартире была та же система двойных металлических дверей, только гораздо большего размера.
Обстановка в квартире оставалась нетронутой, поэтому сразу было понятно, что это барский дом в хорошем смысле этого слова: все было очень дорого и со вкусом. А богатая библиотека, альбомы с репродукциями картин, проигрыватель и множество пластинок давали понять, что здесь жила интеллигентная женщина.
Я прошла по квартире и удивилась – в ней был идеальный порядок.
– Вы здесь что-нибудь трогали или убирали? – спросила я.
– Нет, – покачал головой Иван. – Полгода еще не прошло. Сергей только щетку для волос с трюмо взял, чтобы анализ ДНК сделать, и все.
В ящике прикроватной тумбочки лежал почти пустой тюбик крема для рук, и я аккуратно убрала его в пакет.
Я осмотрела шкаф с одеждой – одно платье явно несколько раз надевали, и я вырезала из воротника немного материи.
Я пошла в ванную, где осмотрела все шкафчики, потом ящики трюмо в спальне, но ничего интересного не нашла. На всякий случай я сняла потожировые следы еще и с пульта для телевизора, решив, что этого должно быть достаточно.
– Иван, если Луиза постоянно болела и лечилась, то где лекарства и медицинские документы? Их нигде нет.
– Не может быть! – уверенно сказал он. – Я же ей сам в начале июня лекарства привозил.
Мы принялись искать в четыре руки, перерыли письменный стол в кабинете, заглянули во все уголки, но не нашли.
– Может быть, документы в сейфе? – предположил Иван.
– Ага! И лекарства тоже! – язвительно добавила я.
Мы с ним оценивающе посмотрели на массивный старинный сейф, стоявший в простенке между двумя окнами, и я вздохнула:
– Ключа, как я понимаю, нет. А что там вообще хранится?
– Дядя Ашот говорил, Варданян держал там деловые бумаги и драгоценности, которые выдавал жене и Луизе, когда они куда-то выходили. Вот как Сергей в права наследства вступит, так и будем вскрывать.
Делать нам в этой квартире было больше нечего, и мы ушли.
На улице он тут же уехал по своим делам, а я для начала, сидя в машине, рассортировала все образцы, добавив к ним пробирку с образцом ДНК Сергея и пакетик с его окурками. Потом договорилась о встрече с Виктором и, подъехав, все ему отдала, а он обещал сделать все срочно и тут же позвонить.
У меня образовалось свободное время, и я поехала в турагентство «Люкс» к Сусанне Бабаян, которую знала много лет, правда, я звала ее просто «Саня».
– Ой, Таня! Заходи, дорогая! – узнав меня в маске, закричала она и надела свою. – Неужели ты решила куда-то поехать?
– Нет, просто проходила мимо и решила заглянуть. Как у тебя дела? Все твои живы-здоровы? – спросила я, садясь на стул подальше от нее.
– Ой, Таня! Каждый день молюсь, чтобы так и оставалось, – сразу
